Ксенос и фобос

– Да, ладно тебе! Двое нас здесь, видишь? Вдвоем будем, а не один я. А если что – так и всей толпы не станет – сам знаешь, как оно теперь бывает. В общем, ждите нас здесь.

Семен неуклюже выбрался из машины и, разогнувшись во весь свой двухметровый рост, двинулся за ученым. Тот остановился буквально в пяти шагах от дороги. Ну, не в пяти, конечно, но машины оставались видны в просветах между солнечно горящими стволами.

– Вот, смотрите…

– Куда?

– Ну, вот, видите – это муравейник. Большой муравейник. Конечно, там не миллион особей, а раз в десять меньше, думаю, но все же можно попытаться что-то вам объяснить на таком примере.

– Ну? Ну, объясняй уж, что ли! Пытайся!

Семен очень не любил, когда подчеркивали его необразованность. Вернее, ему казалось, что подчеркивали. В те годы, когда можно было учиться – он «фарцевал», за что и попал в первый раз под каток закона и зоны. Там «показался» кому-то из авторитетов, хотя специально как-то не выпячивался. А выйдя, сразу занялся торговлей продуктами и алкоголем, что во всем мире тесно связано с криминалом. Вроде, и не бандит он, не вор в законе, но и не простой человек. А по масштабам провинциального города, так и вовсе – фигура. Только диплома нет.

– Вот, смотрите, если я сейчас нагнусь над муравейником, как-то его потревожу, даже просто свет заслоню – смотрите, смотрите!

Семен нехотя присел на корточки, расстегнув две пуговицы на застегнутом до тех пор пиджаке:

– Да, знакомо это все… Что я, в детстве муравейников не рассматривал?

– Все мы в детстве этим занимались. Это же интересно. Муравьи – самые, пожалуй, развитые, я бы даже сказал – цивилизованные, насекомые… Видите, они реагируют. Вот, вот уже и бойцы полезли наверх, охрана. Прямо, не тронь работяг – сразу загрызут, – хохотнул Марк.

– Ну, так это же так и у нас. Только вот не надо нас с муравьями-то сравнивать.

– Да какие сравнения? Вы смотрите, – Марк шагнул в сторону и достал из кустов под крайними у лужайки соснами какую-то банку. – Вот, видите? Это ловушка специальная. Я зарядил ее на муравьев. И каждый день отлавливаю сотни и сотни их. И уношу. Муравейник все равно функционирует, понимаете? Муравьев все меньше, а муравейник – функционирует!

– Ты намекаешь, получается…

– Нет-нет! – перебил ученый. – Никаких аналогий и намеков! Я просто исследую вопрос: сколько нужно отловить муравьев, на сколько, на какое количество уменьшить население муравейника, чтобы начался крах? Чтобы развал у них начался, сырость, гниль, грибок, вредители… Враги, наконец, из соседних муравейников. Или бродячие еще бывают… Вот – сколько? Половину? Треть? Чтобы они сорвались с места и с самым дорогим, с куколками, рванули туда, где нет такого? Такой был у меня план эксперимента.

Семен молча смотрел на кишащую медно блестящими муравьями пирамиду из сосновых иголок размером чуть повыше колена. Потом кивнул каким-то собственным мыслям, повернулся к ученому:

– Ты считаешь, выходит, что у нас тоже может так произойти? Рванет из города оставшийся народ? Паника, значит, и общее бегство? Прямо на пулеметы, толпой? И какой процент понадобится, как ты думаешь? То есть, когда такого ждать?

– Нет-нет. Я же говорю – никаких аналогий! Это муравейник, а не город. И муравьи – не люди. И люди, извините за повтор, совсем не насекомые. Инстинкты у нас разные. Поэтому проценты, которые в моих работах подсчитаны, они только о муравьях. И даже не о всех, а вот исключительно об этих, рыжих красавцах formica rufa, – со вкусом произнес он латинское название. – Но просто у меня есть еще один эксперимент…

– Ах, еще один? – с иронией распахнул пошире глаза Семен.

– Я думал, вы именно поэтому ко мне обратились…

– Нет, мне просто посоветовали. Есть люди, которые посоветовали. Мы сейчас потому и разговариваем тут вот… Бизнес у нас загибается, понимаешь?

– Бизнес? – немного растерянно глянул в сторону машины охраны Марк. – Ну, раз бизнес, значит, бизнес…

Его сегодня очень настойчиво пригласили. Так настойчиво, что он сел в машину, в чем был – в легкой толстовке, потрепанных джинсах и тапочках на босу ногу. Он уже и не знал, то ли это бандиты, то ли милиция, которая теперь пропала вдруг на улицах, или просто ходила без формы. Или госбезопасность – они же точно где-то в городе есть?

– В общем… Вы вот подумайте, а что произойдет, если всех отловленных муравьев в какой-то момент отпустить обратно? Всех разом? Своих же, бывших? Из этого же самого муравейника? Они же у меня все почти живы, знаете, все подкармливаются регулярно… Я такие эксперименты проводил, да. Выпускал. Очень интересно…

– Я почти догадываюсь…

– Вот-вот, вижу, вы правильно догадываетесь. Они, знаете ли, дерутся. Насмерть дерутся, как с совсем чужими, как с врагами, с захватчиками. И мне иногда кажется, что все, что в городе происходит, это как раз очень похоже на такой вот муравейник. Не аналогично, нет, но очень, очень похоже.

– Типа, опыты над нами ставят? Так, газетенка ж молодежная по зиме о том и писала? Про инопланетян?

– Не совсем о том! Не в инопланетянах дело, думаю. Вы представьте только, – понесло Марка на любимую тему, – я кладу, скажем, кусок банана на муравейник. Это им откуда? Они же не видят и не понимают! Или забираю часть муравейника с собой. Что-то – раз, и положило еду. Два – и забрало кого-то.

– Ну?

– Я, получается, как бы бог для этих мурашек. Непознанное и всемогущее для них существо, понять которое им просто невозможно. Но кто-то же есть еще выше меня? Если Вселенная бесконечна, как мы утверждаем, то бесконечно все! Я – бог для этих муравьев. А кому-то я – муравей. И куда-то, скажем, в далекой галактике уже прилетел на крышу огромный банан. А у нас вот – люди тут пропадают. Тысячами…

Он вдруг опомнился, замолк, опустив смущенно глаза.

Семен повернулся и молча быстро зашагал к дороге, оставляя Марка за спиной.

– Ученый больше не нужен, – буркнул на ходу охране, складываясь снова на правое сидение автомобиля.

– Совсем? И чо?

– И ничо, блин. Я сказал – не нужен. Все. Поехали.

Потревоженный муравейник остался сзади, как и стеклянная банка-ловушка с копошащимися у приманки крупными рыжими муравьями.

***

Мародеры всегда появляются раньше лекарей. И раньше скорбной трупной команды. Это правило любой войны. Только закончился бой, еще слышны крики боли, еще стоит шум схватки в ушах, еще воронье не спустилось на поле сражения, а мародер уже здесь. Он первый. Все поле принадлежит ему. Все, что на поле. Нет тут другого хозяина, кроме мародера. А если кто попытается сопротивляться, то тут же и успокоится навеки, потому что мародер легко убивает за свое. А свое ему – все, что вокруг. Все, что осталось после боя.

– Там же охрана кругом стоит. Пулеметы, небось, и колючая проволока…

– А мы по реке. Реку-то не перегородишь? Кама там широкая.

– А-а-а…

– А мы ночью. На катере, на малых оборотах. Вот как будет ночь темная и безлунная, так и попробуем.

– Ага. Типа, сталкеры мы?

– Насмотрелся? Ну, типа, того… Ты подумай сам: это же огромный город. Там магазинов одних – тысячи! Ювелирных – десятки. А кроме товаров там же еще есть и Гознак.

– Это чего такое?

– Фабрика это такая, дурилка! Фабрика, что деньги печатает!

– Деньги? Ага. Значит, гайки готовить? Бинты вязать?

– Какие тебе гайки, когда там не кино? И ловушек там никаких нет. И метеорит у нас не падал. Никакой, понимаешь, фантастики! А что там было… Думаю, по зиме нейтронная бомба там ухнула. Потому и не пускают никого, чтобы слухов не распускали.

– Дак, я же и говорю – военные там и пулеметы кругом. Стрёмно…

– Военные и пулеметы, тупая твоя башка, не против нас, а против них, тех, кто в городе еще остался! Их не выпускают, чтобы никто ничего не узнал. Для того и запретную зону ввели.