Вторая группа пошла прямо, цепочкой под бетонным забором завода, стараясь не вылезать на перекрестки. Им те же два, а то и все три часа – вверх, к Гознаку. Там уж – как повезет. Правда, кто будет охранять фабрику в зоне ЧС? Вряд ли там кто остался.
…
– Васильич!
– Ну?
– Васильич, чудится мне, следят за нами.
– Чудится – перекрестись.
– Без балды, Васильич!
– Стоп! Отдохнем перед последним броском.
Группа замерла на перекрестке. Слева обширная площадь, какой-то памятник. Впереди парусом раскинулось здание местной администрации. До центральной улицы осталось всего ничего – пара кварталов.
– Вот тут Лёха говорит, что следят за нами. Кто заметил?
Все заоглядывались настороженно, но на улицах – будто вымерло. Правда, в такую рань в субботний день и в нормальное-то время прохожих практически не бывало.
– Вон, мелькнул кажись кто-то!
Все повернули головы. Вдалеке вышел из-за дома и нырнул обратно человек. И чуть дальше, у сухих фонтанов быстро шли двое. С другой стороны, напротив, во дворе старого деревянного двухэтажного дома тоже было какое-то движение.
– Ну? Не пусто, да… Но – пустынно. И потом, что нам эти местные? У нас катер, не забывайте. И времени полный рюкзак. Вперед!
Двинулись, было, но тут сзади раздался переливчатый свист, как если бы горошинку в свисток засунули. Притормозили, скучившись, завертев головами. А тут и впереди отозвалось. И сверху, с улиц ведущих наверх, к рынку, из дворов послышались свистки.
– Налево!
Побежали налево, по некошеной траве, спотыкаясь и толкаясь. Разойтись в стороны – страшно!
Опять свист сзади – но уже ближе. И остальные посвистывают. И тоже будто все ближе и ближе, а еще будто все больше их и больше, свистунов этих.
– В переулок, от площадей!
Задыхаясь, обливаясь потом, забежали за какие-то закопченные развалины, ушли с открытого места. Тут же перешли на шаг, отдуваясь и утираясь, продолжая, однако, двигаться в нужном направлении.
– Стоп! Местные, блин! А Петрович-то говорил…
Впереди, метрах в ста, как-то лениво и неторопливо разворачивалась в цепь поперек улицы группа мужиков с красными повязками на рукавах, вывернувшая из-за поворота.
– Пробьемся? – неуверенно предложил кто-то, покачивая в руке дубинку.
– Лучше вернуться, думаю. Раз туда не пускают – лучше вернуться.
Один из «красноповязочников» поднял руку ко рту – снова раздался свист.
И такой же свист – сзади! Такой же цепью, густеющей на глазах, наполняющейся народом, вытекающим из поперечных переулков, оказалась перегорожена улица и сзади.
– А вот теперь – прорываться. Вперед. К катеру не пустят. Ну, как на футболе?
Встав по двое, упершись плечом к плечу, рванули было вперед, в ногу топча асфальт. Но тут вздрогнул воздух от выстрела, провизжал жакан над головами, выступил вперед высокий седой мужик из местных, в сером плаще-пыльнике и тоже с красной повязкой на рукаве.
– Ну, здравствуй, племя младое, незнакомое. От имени совета рабочих депутатов поздравляю вас, новых жителей города Молотова. Предлагаю сложить инвентарь на землю и подходить по одному для знакомства и регистрации.
– Чего?
– Того. Глуховат ты, старшой? Повторяю для всех: теперь вы граждане нашего города. И будете исполнять законы нашего города.
– Не, нам бы домой…, – а глаза так и шарят, ища выход.
– Ваш дом теперь здесь. И отсюда никому пути нет, – сказано было так уверенно и спокойно, что мороз по коже и слезы на глазах.
И хочется еще доказать, что есть путь, что сейчас вобьем вас в землю, да пробьемся домой, к катеру… Но из-за поворота, со стороны реки, на выстрел выворачивает, слегка урча двигателем, БТР, и башенка с пулеметом повернута правильно, а сидящий сверху прапорщик в бронежилете кричит со смехом седому:
– Что за стрельба, а трупов нет? Плохой охотник!
– Да вот, новички у нас.
– Помочь?
– Ну, покараульте пока. Пока разберемся тут с ними…
Глава 13
По поводу происхождения слова Пермь возникло также немало предположений.
Широкую известность получило, например, мнение, согласно которому Пермь – видоизмененное коми слово парма – возвышенная местность, поросшая еловым лесом. Однако это предположение было отвергнуто и оказалось, что слово Пермь по происхождению не коми и не русское. Его истоки в языке летописной веси Перама. Основной территорией предков современных вепсов (веси) в прошлом было пространство между Ладожским и Онежским озерами (Перама по вепски – задняя Земля). Вепское Перама попало в русский язык в формах Перемь и Пермь. В связи с переселением населения с северо-запада территории слово Пермь попало сначала к вычегодским коми, проживавшим в бассейне Северной Двины, позднее Пермь пришло в Верхнее Прикамье. Пермь Великая так называли земли Западного Урала. …
… 1940 – Март. Город Пермь переименован в Молотов
Информация с сайта о городе
Семен сидел на скамейке в парке и медленно, со вкусом очищал уже второй подряд банан. Ну, получилось так – любил он бананы с детства. И потом, они сейчас были самым дешевым из фруктов-овощей, хотя о деньгах он никогда не задумывался. Но знал, что огурцы – и те дороже. А еще бананы – сытные. Съел пару-тройку длинных спелых сладких бананов – вроде, пообедал. И еще в рекламе говорили, какие-то там особые сахара, какие-то микроэлементы. В общем, и вкусно и полезно.
И лето он всегда любил. Вот даже такое, полубездельное, тихое. Вроде и рабочее, но не напряжное, без лишней суеты. Жаркое, но с ветерком. С проливными дождями по ночам, смывающими всю дневную пыль с города. С шелестом тополиных листьев над головой, и с девушками, с гордыми фигурами проходящими мимо.
Нет, бананов у него было много, потому что купил целую ветку и нес ее домой. Мог бы с девушками и поделиться. Но они, красиво шагая, что положено – спереди, что надо – сзади, двигались мимо Семена по тенистой аллее, только изредка стреляя глазами в сияющую желтым солнечным теплом банановую связку, лежащую рядом на скамейке, и иногда в него, длинного крепкого мужика среднего возраста в богатом костюме.
Ну, вот, загляделся на очередную пару девчонок, в спортивном и обтягивающем мелкой рысцой пробегающую мимо. А банан – спелый. Ты его такой чистишь, а он отламывается, и – ба-бах! Почти весь упал. Прямо на песок. Черт побери!
Семен наклонился, чтобы поднять и выкинуть в ярко-зеленую урну, стоящую тут же, но остановился, привлеченный мельтешением вокруг банана. Муравьи! Он с детства любил муравьев. Столько раз замирал на полдня над большим лесным муравейником с крупными рыжими муравьями. Или даже "брал шефство" над маленькими черными мурашками, живущими на краю тропинки под землей. И книжки читал про муравьев. Даже Никитина, хоть этого и с трудом. Раньше читал.
Он взял мягкий, сладкий банан, вывалянный в песке, и перенес на обочину, положил на горки рыжего песка, показывающие муравьиные норки. Буквально через минуту мелкие черные муравьи вгрызлись в банан.
Хм… А ведь я для них – почти что бог, подумал Семен. Могу раздавить, как в детстве, когда прерывал их дорожку и не пускал в какую-то сторону, пока не найдут обходного пути. Могу помочь и подкинуть еды, как сейчас, например. "Манна небесная" – вот что это для них. Небось, и Моисею вот так кто-то подкидывал время от времени, когда он народ по пустыне водил.