Ксенос и фобос

И каждое утро бригады встречались в раздевалках, здоровались, радовались, что вот и еще раз увиделись, и шли к станкам.

Иногда по городу на малой скорости прокатывались военные машины, откуда тут же, по первому сигналу, сыпались суровые автоматчики, оказывающие всяческую помощь складывающейся новой власти.

Власть эта сама себя признавала временной, на период «чрезвычайки», потому что кто ж им тут приедет командовать-то. Но когда еще та «чрезвычайка» закончится?

***

– Сидорчук!

– Я!

– Виктор, бегом, бегом! Хватай всех своих, бери БТР…

– О-о-о… И БТР? Серьезно.

– Два, блин, бери! Поднимай своих!

– Уже, товарищ подполковник. Через пять минут будут стоять на плацу, – Сидорчук глянул искоса на часы, прикидывая одновременно, что могло случиться.

Послеобеденное время обычно он отдавал на отдых. Час-два поспать, полежать, а потом можно снова устраивать тренировки, гоняя в хвост и гриву набранный наконец взвод разведки, ставший, по существу, группой оперативного реагирования при командире.

Пока выбегали его орлы, пока строились, Клюев выдавал информацию. С вокзала сообщили, что кто-то перехватывает поезда и ссаживает наших. То есть, через контроль они в зону проезжают, а до города – нет. Говорят, милиция. В форме, с оружием. Причем, это нам стало известно только теперь. Как долго длится? Месяц? Два месяца? По существу, выходит, типичное похищение людей. Бандитизм какой-то и беспредельщина.

– В общем, так. Оружие применять, невзирая на чины и лица, согласно чрезвычайной ситуации. Людей спасти. Информацию собрать. Своих сберечь. Вопросы?

Вопросов быть не могло, за исключением одного:

– Опять, черт, операция не проработана…

– Виктор, мать же твою… Там люди. Наши люди, понимаешь? Они-то ни в чем не виноваты! Да, и Кудряшова возьми. Есть у него какие-то мысли. Но в бой, если что, не пускай. Держи при себе.

– Есть, держать при себе. Вить, Степаныч, слышал? Воли не дам, согласно команде.

– Да поехали уже, что ли!

– По машинам!

Два БТР и два грузовика выскочили из зеленых ворот, тут же медленно сомкнувшихся и восстановивших «разрезанную» красную звезду, крутнулись на пятачке, понеслись вниз, в поселок, поднимая пыль над перегретым асфальтом.

Лето было жаркое, как это часто бывает на Урале. С синим-пресиним небом, с сухим жарким ветром, с высушенной по степному щетинистой некрасивой травой, в которой запутался еще июньский тополиный пух. Тополя от жары начинали сбрасывать листву, как осенью. Желтый пересохший лист громко хрустел под ногами.

В лесу тоже было душно и жарко. Пахло горячей смолой, которая буквально пузырилась на горячих еловых стволах. Но хоть там, в глубине леса, не было прямых солнечных лучей.

Разведчики шли не цепью – не так их учили. Парами, прикрывая друг друга, останавливаясь и вслушиваясь в птичий грай.

…

– Ну, что молчим? Докладывать будем, или как?

Кабинет прогрелся за день, но они все равно закрыли окна и занавесили их плотными шторами. И дверь закрыта на ключ – чтобы никто «случайно» не ворвался к командиру, а заодно просто узнать, что там и как на воле.

Сидорчук переглянулся с Кудряшовым, приподнял брови – мол, может, ты? Тот помотал головой, устало утерся ладонью, скрывая зевок.

– Командир, там фигня какая-то…

– Ну, мне допрос вести, что ли? Доклад, майор!

– Да ладно тебе, Иван Иваныч. Тут надо думать и разговаривать. То есть, разговаривать и думать. Я начну, а Витя подскажет, если я чего не заметил, да?

Кудряшов кивнул, подвинулся ближе к столу и поставил на него локти, упершись подбородком в кулаки, приготовившись слушать и подсказывать.

– Мы там не стреляли, командир. Ни одного выстрела не было. И в нас не стреляли. Некому было стрелять. Ворота выломали – пошли на таран. Потом мои вошли сразу за броней, взяли все точки под контроль. Ну, и мы с Виктором, как командиры, как курортники – в конце. Это даже не пионерлагерь был, а пансионат, что ли, какой-то. Или санаторий детский. Мозаика кругом, лавочки резные, стрелки цветные на асфальте выложены. Зелень, чистенько так. У ворот вышка кирпичная с пулеметом. И на углах ограды оборудованы гнезда. Были. То есть, пулеметы-то там стоят, и патронов в коробках хватает. Стрелков нет. Если бы они там были, да уперлись, пришлось бы повоевать. А так – вошли, стоим, смотрим вокруг.

– Атмосфера только там такая, знаешь… Не праздничная. Тяжелая какая-то. Давит, как в жутиках американских. Так и ждешь какого-нибудь монстра…, – добавил раздумчиво Кудряшов.

– Ну, я этого как-то не заметил, атмосферы и прочего такого. Я приказ получил. Мне – людей сохранить и задачу выполнить. В общем, докладываю: нет там никого, командир. Спасать некого, – он снова включил своего «сидорчука», отгородившись исполнительным туповатым служакой от окружающего мира.

– Подробнее прошу, – проскрипел недовольно Клюев.

– Подробнее пусть вон твой аналитик говорит. Я свою задачу выполнил: мы объект нашли, вошли, практически без подготовки, без планирования, без разведки, с риском, обеспечили безопасность личного состава. Все.

– И что, мнения своего нет?

– Да какое там свое мнение? Не люди там были, так понимаю. Хуже, чем в Средней Азии, когда давили этих наркобаронов…

Кудряшов зябко передернул плечами:

– Они там, похоже, опыты проводили. Понимаешь, Иван Иваныч? Над живыми людьми – опыты. Ставили аппаратуру всякую, черт знает какую, камеры – снимали все аккуратно, сами за стеклом стояли – и опыты над ними. Самые разные. А в охране, как и говорили нам, милиция местная сплошь. Похоже, Сан Саныча кадры работу продолжали. С этими, с уфологами хреновыми… А за корпусами у них там, представь, вместо кладбища – ровики для «отработанного материала». Понял?

– Значит, не успели мы?

– Не так. Ты не понял. Они ведь не ушли оттуда. Ворота были на запоре изнутри. Оружие – на местах. Не понял, да? Там всё на своих местах. Все, как было. Приходи и изучай. Журналы открыты. Опыты все описаны и записаны. Теория у них там новая возникла – над ней и работали…

– Теория, говоришь?

– Теория, гипотеза, вывих мозговой – как хочешь, так и называй. В общем, набрали они фактов, статистики всякой, что некоторые люди становятся как бы катализаторами. Ну, то есть, сами не пропадают, не исчезают никуда, а вот те, кто рядом с ними – фьють!

– Опять вы мне про исчезновения? На моем уровне это не решается!

– Ну, так, командир! А с чего у нас зона чрезвычайной ситуации? С чего дороги перекрыты, въезд-выезд запрещен? Мы тут с оружием рассекаем по простой устной команде – с чего бы?

Подполковник молчал. Слушал, стоя, опершись спиной о закрытую дверь, прислушиваясь заодно – что там, за дверью, не идет ли кто любопытный.

Два майора, чем-то похожие, то ли возрастом, то ли выражением лица общим, глазами прищуренными, сединой ли ранней… Как родственники, как братья даже. Бывает же так в семье, что братья, вроде, и не похожи друг на друга, а глянешь так искоса – близнецы почти.

– Знаешь что, Иван Иванович, – поднял голову Кудряшов. – Я, наверное, в разведку ухожу. Вон, к Виктору. Там я больше увижу и больше смогу понять. И пользу принесу, если что.

– Это как – ухожу? Без команды?