Ксенос и фобос

Кудряшов выскочил в коридор, просочившись мимо так и стоящей у порога Дашки.

– Вы, правда, не ругались?

– Даш, нам ругаться нельзя. Мы старые боевые товарищи. Мы просто обсуждали разные неприятные вещи.

– Расскажешь?

– Может быть. Но точно – не сегодня. Надо договорить и надо еще обдумать. Ты не обижайся, ладно?

Она не обижалась. Виктор был старше ее на огромные, неподъемные и непонятные «больше двадцати». То есть, строго говоря, она могла быть его дочерью. А так получилось, что вовсе и не дочь. И ей хорошо с ним. С таким вот седым, иногда упертым и разговаривающим суконным армейским языком, а иногда невозможно нежным и отчаянно веселым. Она сама себе его выбрала, когда он еще в больнице лежал, и гордилась этим. Мать всегда говорила, что никому она не нужна, такая страшная – покрашенная в черное, одетая в черное, в черных армейских ботинках… Ага, как же, не нужна. Еще как нужна! Вот, Виктору нужна.

– Ужинать пойдем?

– Знаешь, давай лучше дома поедим. Не хочу я сегодня стоять в очереди, потом сидеть в этой столовой с народом… Сбегай, а?

«Дома»… Это не дом, конечно. Комната в общежитии. Система коридорная. Сидорчук поймал себя на мысли, что старается не коснуться только что закончившегося разговора. О чем угодно готов думать. Хоть о графике выходов, хоть о связи с блокпостами, хоть об аэропорте… Вон, о Дашке готов думать. Дашка – она же чудо. С ней тепло.

А Витька все-таки сволочь. Если так, как он, думать все время, то крыша отъедет на сторону очень просто. Он же к чему подводит теперь? Он спрашивает, гад, мы, вояки, для чего здесь? Для исполнения приказов или для спасения жизни населения? Это он мне, значит, командиру своему. И что я ему скажу? Вот есть присяга. Есть приказ. «Приказ начальника – закон для подчиненного. Приказ должен быть выполнен беспрекословно, точно и в срок". Так в уставе. Это пацаны-первогодки наизусть заучивают, потом сдают зачет. Ну, и что тут еще думать и обсуждать? Есть приказ, я его выполняю. Чем он преступен, ну, чем, скажи? Я разведчик, я спецназовец. Я коммунист, наконец. И мне дали приказ: разведка, контроль местности, связь с местным населением, другими воинскими частями. И что я тут не должен исполнять? И почему?

А он, Кудряшов, так его аналитика мать, одно талдычит: нет такого приказа, чтобы дети в классных комнатах жили, и мыться ходили в заводскую баню. Нет такого приказа, чтобы людей без вины бросать за колючку или силком заставлять оставаться в опасном месте.

Ну, а если здесь зараза? Если все же эпидемия? Вот как он так все на свете знает, что не то и не другое? Откуда? В Москве, значит, до сих пор не знают, карантин объявляют, а он – знает. Умный. «Писатель», мать его так.

Ладно. Стоп. Дашка уже стучит по коридору каблуками – ужин несет. Выдохнуть, улыбнуться, встретить у дверей.

Завтра с Кудряшовым разберемся, завтра. Вечером.

***

– В квадрате Б-2 нарушена пахотная полоса! По следам – прошло более трех человек!

– В Зону или из Зоны?

– По следам если глядеть – вроде, в Зону.

– В Зону не входить. Отметить место прохода. Произвести поиск в направлении от Зоны. Искать следы выхода. Времени вам – час. Если подтвердится проход в Зону – продолжать движение по маршруту.

– Есть!

Часть 4. Осень

Глава 16

Осень в Молотове как всегда начнется с традиционного городского Праздника цветов. 1 сентября на площади у Молотовского театра драмы состоится городской праздник "Цветы Приуралья".

В рамках праздника пройдут ярмарки цветов, школьных принадлежностей, народных промыслов и т.д.

Для детей будет организована игровая программа о цветах, в конце дня цветов – дискотечная программа "Розовые мечты".

Начало работы ярмарки в 12 часов.

ИА "Регион-Информ-Молотов"

Обычная осень в Приуралье – это тонкий лед на лужах по утрам, солнце и летящие по ветру паутинки днем, изредка мелкие осенние дожди, пылящие влагой на яркие красные и желтые листья, корзины грибов на автобусных остановках. Да, грибы, которые водились в окрестных лесах в количествах, буквально подсказывающих их промышленную заготовку и консервирование.

Обычная осень – это громкое и шумное школьное первое сентября с шеренгами учеников, прячущихся за букетами, праздники во всех парках и Домах культуры, День мира во всех школах и праздник цветов в городе.

Обычная осень – это вручение студенческих билетов первокурсникам и первый выезд «на картошку».

Обычная осень – это дымящиеся горьким дымом холмики сметенных с тротуаров сухих листьев, по утрам создающие сюрреалистические пейзажи, не раз используемые местными художниками в своих картинах.

Обычная осень – это арбузы и дыни, привезенные большими плоскими баржами с юга. Это рассыпанные по подоконникам местные розовые помидоры, добирающие красноты в сумраке кухонь. Это острые запахи от маринадов из открытых окон. Это уже закрытые киоски «Мороженое».

Это, наконец, новый театральный сезон.

Но осень этого года не была обычной.

Погода оставалась теплой по-летнему. Днем было жарко, и даже ночью было тепло, и ничто не предвещало похолодания и ожидаемых первых осенних заморозков. Дождей давно не было, и раньше бы по такому делу радио и телевидение уже были заполнены предупреждениями о запрещении разведения костров, а в лесу грибников подлавливали бы злые на весь мир лесники. Но в эту осень не работали телевидение и радио. Некому было шуметь, чтобы не жгли костры и по возможности не выезжали в лес. И в лес далеко уйти было просто некуда – граница. Да и выехать, как раньше, компаниями, на катерах или на машинах – не на чем.

И некому, в сущности. Город заметно опустел, даже на глаз, без статистических выкладок и расчетов. В самый праздник, первого сентября, не было на улицах толп первоклассников с пышными букетами, целеустремленно шагающих рядом с родителями (только рядом, не за ручку – не маленькие уже!) к своим школам. Первокурсники не собирались за мутными от пыли высокими окнами потоковых аудиторий для получения студенческих билетов. И «на картошку» в этом году никто никого не распределял. Некому было распределять. И некого – вступительные экзамены были отменены. Да, и – некуда, в сущности. Зона.

***

– Прошу построиться.

На тихий голос никто и не подумал обернуться. После плотного завтрака и недолгой дороги к последнему блокпосту кто разминал ноги, кто отошел в кусты, еще трое собрались тесной группой чуть в стороне, закурив и о чем-то негромко разговаривая.

– Сержант, что за бардак? – так же негромко спросил, повернувшись к стоявшему у шлагбаума сержанту, среднего роста седоватый человек в простой брезентовой штормовке наподобие тех, что были в ходу в студенческих стройотрядах лет двадцать назад. Еще, пожалуй, похожие потертые и простиранные почти добела брезентухи были у лесников.

Погон на куртке не было, но сержант, подтянувшись, тут же рявкнул во всю глотку, так, что эхо отразилось от недалекой кромки леса:

– Становись! Прекратить галдеж!

Во внезапно наступившей тишине седой негромко сказал в повернувшиеся в их сторону лица:

– Вот тут, передо мной, всем построиться с вещами. И побыстрее, пожалуйста.

От курящей троицы отделился самый молодой на вид, подбежал в три длинных шага, наклонился с высоты своего роста:

– Это вы, что ли, будете – Сталкер?

– А это вы, что ли, будете – туристы? – усмехнулся седой.

– Мы не туристы! – обиженно и как-то по-детски ответил высокий. – Мы вот, трое, из киевского уфологического центра, а вон там еще – из научного журнала, а вон – аж из Америки приехал мужик…

–Та-а-ак… Понятно, – протянул седой и слегка повысил голос. – Господа, я к вам обращаюсь. Кому туда, – махнул он рукой вдоль дороги, – строиться передо мной на инструктаж. Остальные могут грузиться в свой автобус – дальше они не пойдут. Посмотрели на Зону снаружи, и хватит.

С переговорами, пожатием плечами, шушуканием, недовольством, ярко выраженном на всех лицах, но все же вскоре вся группа стояла на обочине со своими рюкзаками, сумками через плечо, фотокамерами.