Барон Маннергейм в 52-м драгунском (18-м гусарском) Нежинском полку. Азиатская экспедиция 1906–1908

Далее А. Н. Панчулидзев вспоминает, как, войдя в фанзу, занятую штабом полка, он застал за обеденным столом командира полка полковника П. А. Стаховича, подполковника В. В. Нарбутта, полковника С. П. Ванновского, полкового адъютанта поручика И. В. Бранда 1-го, священника о. Владимира Колосова, врача Холодилова и ветеринара Исполатовского, полкового делопроизводителя Васильева и ординарца командира полка вольноопределяющегося Аппеля. Подполковник барон Маннергейм, прибывший в полк, как отмечено в его «Послужном списке», 1 0 ноября, очевидно, застал и китайскую деревню в том же виде, и компанию в штабе полка в том же составе. Он записал:

«Командир принял меня дружелюбно и представил присутствующим офицерам, среди которых был полковник Сергей Ванновский, мой товарищ по кавалерийской школе. Скоро пришел ротмистр Дараган, командир 2-го эскадрона, с которым мы направились в эскадрон».

Период с середины ноября почти до конца года, когда 2-я Отдельная кавалерийская бригада находилась в резерве, барон в своем дневнике отмечает как весьма нудный и бессодержательный:

«Жизнь крайне однообразна. Газеты получаем крайне нерегулярно, полное отсутствие книг… Жизнь в нашей фанзе начинается поздно… беспорядок царит до 1 2 часов… Я обычно пытаюсь избежать утреннего беспорядка и выезжаю сразу на верховую прогулку… День оканчивается ужином в восемь часов, который продолжается до поздней ночи как громкоголосая общая вечеринка».

А в «Мемуарах» пишет:

«Моральное состояние армии падало, участились пьянки. Лень, безразличие и всевозможные злоупотребления были характерны для всех войсковых подразделений, что еще больше добавляло расслабленности».

А. Н. Панчулидзев в своем очерке дает не столь безотрадную картину. Правда, водка и закуски в его повествовании возникают, но ситуация при этом не драматизируется. Наоборот, бодрый тон молодого хорунжего (в драгунском полку ставшего корнетом) подводит к выводу, что Нежинцы обжились в деревне Эльтхайза основательно, прочно: и обогреться сумели, и прокормиться.

«Продукты приобретались частью на месте, частью во время фуражировок, но большей частью привозились из Мукдена, где покупались или в вагонах-лавках экономических обществ – Гвардейского и Московского, или же в самом городе, в лавках маркитантов, греков и особенно армян, которых наехало видимо-невидимо. Обыкновенно закупки производились тем из офицеров или вольноопределяющихся, который ехал в Мукден. В Мукден ездили часто, почти всегда верхом. В тех случаях, когда предполагалось захватить с собой много вещей, которые разложить по кобурам было бы невозможно, снаряжалась двуколка. Жаловаться было бы грешно, мы ели хорошо, а принимая во внимание, что полоса, занятая нашей армией, была настолько разорена, что в ней трудно было сыскать хотя бы пару яиц, можно сказать, что мы питались сравнительно роскошно…»

Так протекала жизнь после тяжелых летних и осенних боев. Армия залечивала раны и набиралась сил. Но в это самое время в 3 50 верстах южнее истекала кровью крепость Порт-Артур. Было уже ясно, что армия не сможет прийти ей на помощь. Вероятно, этим и было вызвано неудовольствие барона Маннергейма, проскальзывающее в его записях той поры.

5. Ординарец граф Кирилл Канкрин

Подполковник барон Маннергейм взял себе в ординарцы младшего унтер-офицера из вольноопределяющихся, выпускника престижного столичного Императорского Александровского лицея графа Кирилла Канкрина.

О графе Кирилле Канкрине в литературе рассыпано много неточных сведений. Через Интернет распространяются фантастические предположения о его возрасте: многие полагают, что в действующую армию он попал в 1 7 лет, хотя в Российской Империи молодых людей призывали с 2 1 года. Путаницу вносят генеалогические сайты, сообщая, что он появился на свет, якобы, во втором браке камергера графа Ивана Викторовича Кан-крина. Род Канкриных не очень древний, но достойно послуживший России. Родоначальником его считается Иоанн-Генрих Канкрин (1 71 0–1 768), бургмейстер, устроивший рудные заводы в Гессен-Касселе и Гессен-Дармштадте. Его сын Франц-Людвиг фон Канкрин (1 738–181 6), видный ученый-техник, приглашенный в Россию графом П. А. Румянцевым-Задунайским, долгие годы служил директором Старорусского соляного завода, был членом Горного совета, являлся автором многих научных трудов. Но наиболее известен сын Франца-Людвига, граф Егор Францевич Канкрин (1 774 – 1845), генерал от инфантерии, министр финансов России в 182 3–1844 годах (возведен в графское достоинство в 1829 году). Будучи генерал-интендантом русской армии в 181 2–18 14 годах он обеспечил ее продовольственное снабжение, добившись при этом многомиллионной экономии средств, спасшей страну от финансового дефицита. Конечно, потомство уже не могло сравниться с ним по заслугам и славе, но, можно сказать, род не деградировал, не выродился. Дед Кирилла Канкрина, граф Виктор Егорович Канкрин (182 5– 1882), дослужился до гвардейского полковника. И, наконец, граф Иван Викторович Канкрин (1860 г.р.), отец Кирилла, был довольно крупным государственным деятелем. Кстати, начинал он свою службу также вольноопределяющимся, в 8-м уланском Вознесенском полку, участвовал в Русско-турецкой войне 1877–1878 годов. Оставив военную службу, избирался гласным уездного и губернского земств, предводителем дворянства и почетным мировым судьей Александровского уезда Екатиринославской губернии (где был землевладельцем). Затем очень успешно служил при Высочайшем Дворе: камер-юнкер (1894), камергер (1898), с 1902 года был уже в должности шталмейстера. Одним словом, ординарец барона К. Г. Э. Маннергейма имел славную родословную.

Важные сведения удалось обнаружить в фондах Центрального государственного исторического архива Санкт-Петербурга (ЦГИА СПб). Сохранились полные списки и, частично, личные дела всех окончивших Императорский Александровский лицей в 1904 году. Правда, многие документы – копии метрических свидетельств, грамоты и свидетельства о дворянстве, формулярные списки отцов – выпускники забрали с собой. Но остались прошения, заявления, копии аттестатов и служебная переписка – и этого вполне достаточно для установления основных вех жизни интересующих лиц. Имеется и специальное дело, целиком посвященное лицеистам-добровольцам: «Отправление воспитанников 60-го курса на Русско-японскую войну».

Из рассмотренных дел о графе Кирилле Канкрине извлечены следующие достоверные сведения.

Прежде всего, на титульном листе «Дела воспитанника Графа Кирилла Канкрина» вверху имеется запись:

Родился 9 Марта 1 883 г.

Ниже идет строка:

Поступил в Лицей в Сентябре м. 99 г. в V класс

Еще ниже указаны родители:

Отец Иван Викторович Канкрин

Граф Статский Советник

Мать Мария Александровна

Уже одно это отметает всякие домыслы о рождении Кирилла во втором браке графа И. В. Канкрина. Был у него и младший брат, Владимир, родившийся 8 мая 1884 года. Графиня Мария Александровна Канкрина скончалась 5 марта 1887 года, после чего Иван Викторович взял себе в жены Веру Петровну Струкову. Попытки некоторых исследователей представить дело так, будто она и была матерью Кирилла, как раз и приводят к различным нелепостям и нестыковкам.

В деле имеется прошение камергера Двора Его Величества статского советника графа И. В. Канкрина от 1 0 февраля 1899 года об определении в пятый класс Императорского Александровского лицея двух его сыновей, Кирилла и Владимира, на своекоштное содержание. Отец обязуется платить за каждого из них по 800 рублей в год. В левом углу листа, наискось, видимо, рукой канцелярского служащего, вновь записаны уже известные нам даты рождения обоих братьев и подсчитано, сколько каждому из них исполнится к 1 июля: старшему, Кириллу, 16 лет, 3 месяца и 2 1 день, а младшему, Владимиру – 15 лет, 1 месяц и 2 2 дня.

Несмотря на разницу в один год братья так и проучились вместе до самого выпуска. Учились они посредственно, и окончили курс наук в конце списка – Кирилл предпоследним, а Владимир всего на две позиции выше. В итоге они оказались в числе четырех горемык, которым был присвоен чин всего лишь XII класса (губернского секретаря).

И ведь нельзя сказать, что граф Кирилл Канкрин был беспросветной серостью! В аттестате у него в основном оценки «хорошо», «весьма хорошо» и «очень хорошо» и лишь по полицейскому праву – «удовлетворительно». Сохранилась и его курсовая работа за 1902/1903 учебный год – «Натуральные обязательства по Римскому праву», оцененная заслуженным профессором Н. Л. Дювернуа как «весьма удовлетворительная». Сочинение это является, конечно, компиляцией, но оно показывает хорошее знание латыни и немецкого языка (много цитат из лейпцигского профессора римского права Иоганна Эмиля Кунтце). Непросто было юноше разобраться в «возможностях компенсировать обязательства пупилла» и в «акцессорных обязательствах при naturalis obligation». Разумеется, для службы ординарцем это не пригодилось.

Но как же так получилось, что граф Кирилл Канкрин пошел вольноопределяющимся в драгуны? Конечно, скорая и успешная карьера чиновника ему не светила. У некоторых его одноклассников, особенно медалистов, аттестаты на загляденье: наискось через обе страницы написано размашистое «отлично». Их распределили в МИД, МВД и Министерство Финансов. А ему приходилось довольствоваться Государственной Канцелярией … Возможно, канцелярская работа его не прельщала, а ведь ей предстояло отдать в обязательном порядке 4 года. Если еще не выпадет жребий идти служить по призыву. В таком случае стать вольноопределяющимся – это выход. Главная льгота – ускоренное производство в первый офицерский чин. Ведь и его отец начинал карьеру вольноопределяющимся. Конечно, соблазнительно строить версии о патриотическом порыве в связи с началом войны, но в том-то и дело, что заявление графа Кирилла Канкрина в Петербургское городское по военной повинности Присутствие датировано 14 января 1904 года. А через две недели, когда началась война, идти на попятную, искать лазейки и связи, чтобы остаться чиновником и сидеть в глубоком тылу, выглядело бы уже подлой трусостью.

Письмо № 162 3 (от 18 мая 1904 года) из Ельца, от полковника П. А. Стаховича, уведомляло о получении документов графа Кирилла Канкрина, Владимира Уварова и Алексея Хрипунова. Именно в этот день они и были зачислены рядовыми в полк. В лицей уведомление поступило 24 мая. И, думается, в конце мая молодые люди направились прямиком в Елец, как, собственно, и предписывало распоряжение Главного штаба. Обучение драгунскому делу было коротким. Видимо, перед отправкой на фронт добровольцев 52-го драгунского Нежинского полка сфотографировали для газеты «Московский листок». Фото опубликовали через месяц, 1 1 июля, в иллюстрированном прибавлении № 54. На снимке тринадцать человек, трое выпускников Александровского лицея – граф К. Канкрин, А. Хрипунов и В. Уваров – расположились справа. В послужных списках записано, что в поход против японцев они выступили 11 июня 1904 года, то есть отправились на поезде вместе со своим полком. Так что, очевидно, и на фронт они попали вместе со всеми, в конце июля. Выходит, к моменту появления в полку подполковника барона К. Г. Э. Маннергейма у его ординарца, графа Кирилла Канкрина, был уже немалый боевой опыт.

Еще несколько слов о старых архивных документах, хранящих свидетельства родительской отваги и родительского горя. При поступлении на военную службу молодых людей, достигших 2 1 года, учитывать мнение их родителей не требовалось. Большинство добровольцев из Александровского лицея уже перешагнули этот возрастной порог. Тем не менее, лицейское начальство, поскольку шла война, решило перестраховаться и затребовало письменное согласие от родителей. Вдовы, матери Владимира Уварова и Алексея Хрипунова, не дрогнув, дали согласие на отправку сыновей в действующую армию. А граф Иван Викторович Канкрин, камергер Двора Его Величества, 23-го февраля написал директору лицея:

«…Считаю своим долгом уведомить Ваше Превосходительство о том, что я не только не воспротивился этому патриотическому побуждению моего сына, но и благословил его на служение Государю и Отечеству».

До совершеннолетия сына оставалось две недели. Документ этот очень важен хотя бы потому, что он подчеркивает произошедшую метаморфозу: заявление от 14 января о «желании отбыть воинскую повинность на правах вольноопределяющегося» граф Кирилл Канкрин подал по формальным причинам, теперь же, месяц спустя, ясно определилось его желание послужить Отечеству в тяжелую годину испытаний. И высокопоставленный отец даже и не помыслил, чтобы отправить сына в какое-нибудь тихое, безопасное место. Такие драматические моменты в судьбах позволяют лучше понять людей ушедшей эпохи.

В младшие унтер-офицеры молодых вольноопределяющихся из Императорского Александровского лицея, в том числе и графа Кирилла Канкрина, произвели 2 6 августа 1904 года, вскоре после отступления из-под Ляояна.

6. Набег на Инкоу. Начало операции

Об этом походе в глубокий тыл японских войск, почти на 12 5 верст, имеется большая литература. Барон Маннергейм принимал участие в рейде, но в своих «Мемуарах» не вдается в пространные описания. Он весьма сдержан и краток, и из его воспоминаний просто невозможно составить представление о его месте в проведенной операции:

«В период с 25 декабря по 8 января я в качестве командира двух отдельных эскадронов принимал участие в кавалерийской операции, которую проводил генерал Мищенко силами 77 эскадронов. Целью операции было прорваться на побережье, захватить японский порт Инкоу с кораблями и, взорвав мост, оборвать железнодорожную связь между Порт-Артуром и Мукденом. Мы, участники этого сражения, еще не знали, что Порт-Артур уже находится в руках японцев, а армия генерала Ноги устремилась на север в сторону расположения войск генерала Куропаткина».

Имеет смысл подробно разобрать ход рейда и по возможности точнее определить роль, которую при этом сыграл подполковник барон К. Г. Э. Маннергейм.

Многие источники указывают, что для японцев не было никакой тайны в том, что на их тылы готовится набег. В работе капитана Генерального штаба Михаила Свечина «Набег конного отряда Генерал-Адъютанта Мищенко на Инкоу» с некоторой долей иронии отмечено:

«Октябрь и ноябрь прошли в разговоре о набеге, вопрос о котором обсуждался повсюду: в кабинете главнокомандующего, в штабах и частях войск, на станции и улицах Мукдена».

Военный корреспондент «Русского Инвалида», офицер Войска Донского П. Н. Краснов, делясь своими соображениями в статье «Мысли о действиях нашей конницы в Русско-японскую войну» («Вестник Русской Конницы», № 2 за 1906 г.), более язвителен:

«…И вот о рейде, записка о котором была составлена совершенно секретно, начинают говорить адъютанты… офицеры, корреспонденты, бойки в ресторанах и торговцы. Все знают направление рейда, состав отряда, говорят свои соображения за и против, знают, что рейд в принципе решен, но отложен. Несомненно, знают об этом и японцы…»

А вот те, кто должен был принять непосредственное участие в набеге, узнали о нем в последний миг, причем у них, конечно же, не оказалось карт местности, по которой предстояло идти. А. Н. Панчулидзев вспоминал:

«24-го числа, в сочельник, я поехал в Коулоуцзы к ротмистру Дросси, чтобы узнать, на какой день назначена ёлка, которую мы в полку предполагали зажечь в Эльтхайзе по случаю Рождества.

“А вы знаете, Алексей Николаевич”, сказал мне командир эскадрона, встречая меня, “мы завтра уходим с Мищенко в набег”. Я сознался, что это для меня совершенно ново. Конечно, разговоры о набеге ходили в армии уже около месяца: было известно даже, что предполагают предпринять его в последних числах декабря, но о том, что наша бригада войдет в состав отряда ген. Мищенко, мы узнали лишь накануне выступления, которое назначено было на 25 декабря.

Не менее меня был удивлен узнать о набеге наш бригадный командир, генерал Степанов…»

25 декабря в 9 часов утра 2-я Отдельная кавалерийская бригада собралась в деревне Эльтхайза. Был отслужен молебен. Прибыл командир XVII-го корпуса генерал от кавалерии барон фон Бильдерлинг, который пожелал бригаде успеха в предстоящем походе. В 1 0 часов утра драгунские полки, 5 1-й Черниговский и 52-й Нежинский, двинулись в путь. Командир дивизиона Нежинцев, барон К. Г. Э. Маннергейм, несомненно, был в составе этой колонны.

После ночевки в маленькой деревушке Синькайхэ, на левом берегу реки Хунхэ, бригада 2 6 декабря, в 7 часов утра, перешла по льду на правый берег и выстроилась тылом к реке в резервной колонне. Сюда же из соседнего селения, также через реку, подошел Приморский полк. Так и была сформирована сводная драгунская дивизия из трех полков. Все уже знали, что командование дивизией возложено на генерал-майора А. В. Самсонова, командира Сибирской казачьей дивизии, до войны известного в качестве начальника Елисаветградского кавалерийского юнкерского училища. На Русско-японской войне он приобрел репутацию идеального командира: казаки под его началом, в нескольких крупных стычках, нанесли чувствительный урон противнику, а однажды, 1 7 мая под Юдзятунем, за считанные минуты уничтожили японский эскадрон.

А. Н. Панчулидзев вспоминает:

«К дивизии подъехал генерал Самсонов, поздоровался с каждым полком, и мы продолжали наше движение в юго-западном направлении к деревне Сыфантай, штаб-квартире правого бокового отряда нашей армии… Наш полк шел в главных силах колонны, походное охранение было от Черниговского полка.

Гарнизон Сыфантая устроил нам торжественную встречу. Музыка играла гимн, и нас встретили и провожали громким «Ура!». Пройдя Сыфантай, мы остановились для большого привала».

Вскоре в районе Сыфантая собрались все полки, назначенные для участия в рейде. Было около 1 5 градусов мороза. Генерал-адъютант П. И. Мищенко созвал старших начальников для ознакомления с планом предстоящих действий. Согласно диспозиции конный отряд 2 7-го декабря должен был перейти на линию селения Калихе, следуя четырьмя колоннами: