Барон Маннергейм в 52-м драгунском (18-м гусарском) Нежинском полку. Азиатская экспедиция 1906–1908

1) генерал-майора Самсонова (самая западная) – сводная драгунская дивизия, 2 0-ая конная батарея и поршневая полу-батарея – 18 эскадронов, 1 0 орудий;

2) войскового старшины Свешникова – 1-й Читинский казачий полк (6 сотен) и вьючный транспорт в 1 500 вьюков;

3) генерал-майора Абрамова – Урало-Забайкальская дивизия, четыре конно-охотничьи команды и 1-ая Забайкальская казачья батарея – 2 2 сотни, 4 охотничьи команды, 6 орудий;

4) генерал-майора Телешева (самая восточная) – 4-ая Донская казачья дивизия, Кавказская конная бригада, 2-ая Забайкальская казачья батарея – 3 0 сотен, 6 орудий.

Каждой колонне придавалась сотня пограничной стражи, несшей ранее службу по реке Ляохэ и потому хорошо знакомой с районом предстоящих действий. Поскольку подробные карты отсутствовали (за исключением четырехверстных маршрутных) пограничники должны были служить проводниками.

Сколько всего сотен и эскадронов участвовало в рейде? У разных авторов цифры разнятся. Барон Маннергейм пишет о 77 эскадронах. Подсчет по колоннам дает в сумме, с четырьмя сотнями пограничной стражи и полусотней разведчиков, 76? сотен и эскадронов. И в предписании Главнокомандующего генерал-адъютанту Мищенко намечалось 72 ? сотни и эскадрона плюс четыре сотни пограничников. Но в том предписании от 24 декабря 1904 года состав драгунской дивизии указан в 18 эскадронов. А при подсчете состава колонн он почему-то сокращается до 14. Но на следующий день, при выступлении в поход, драгунских эскадронов 16 (оказывается, лишь два эскадрона Приморцев не приняли участие в рейде). Корреспондент «Русского Инвалида» ротмистр К. К. Агафонов насчитал всего 66 эскадронов и сотен, 22 орудия, два взвода пулеметов и один отряд Красного Креста. А вот хорунжий А. Н. Панчулидзев пишет о примерно 80 сотнях и эскадронах. В официальном труде Военно-исторической комиссии «Русско-Японская война 1904–1905 гг.», в томе IV («Шахэ – Сандэпу»), имеется дополнение – «Набег на Инкоу». Так вот тут утверждается, что в районе Сыфантая скопилась сила в 5 5 сотен и 16 эскадронов, 22 орудия, 4 конно-охотничьих команды и 2 отряда Красного Креста. К этому нужно прибавить еще четыре сотни пограничной стражи и сборную сотню разведчиков. В последней, правда, всего 70 человек. Да и многие другие сотни и эскадроны были недоукомплектованы. Поэтому даже официальный отчет весьма расплывчато определяет боевой состав отряда в 7000–7500 всадников. Трудности в подсчетах, очевидно, возникают оттого, что некоторые части подходили и присоединялись, а другие, напротив, получив определенные задачи, покидали состав крупного соединения.

Любопытна зарисовка, сделанная военным корреспондентом Кронидом Кронидовичем Агафоновым в Сыфантае, вероятно, 2 6 декабря, когда собиралась русская конница. С ней можно ознакомиться в № 39 «Русского Инвалида» от 18 февраля 1905 года («Походные заметки. Набег кавалерии на Инкоу»):

«Драгунская бригада генерала Степанова (Черниговцы и Нежинцы) сидела на хороших рослых конях, более грузные и нескладные лошади попадались вороной масти и неправильных отмастков; тела многих лошадей казались несколько тяжелыми и мало работанными, видимо, на зимовке позагрузнули немного… Под офицерами бригады генерала Степанова много кровных лошадей; в Нежинском полку видел знакомого по скачкам, знаменитого фляера (резвач), чистокровного “Талисмана”; он служит под полковником <подполковником – А. К.> бароном Маннергеймом; передние ноги сына дербиста “Тритона” были забинтованы, он получил на скачках брондаж (растяжение подвешивающих связок); чумизную солому “Талисман” уплетал, не отставая от своих менее кровных товарищей; на вид мало изменился, хотя несколько отяжелел. Были и еще чистокровные…»

В РГВИА хранится несколько полевых книжек полковника П. А. Стаховича периода Русско-японской войны (ф. 846, оп. 1 6, т. 2, д. 12 5 77). Одна из них открывается недатированной копией распоряжения, из текста которого становится ясно, что отдавалось оно именно на биваке в Сыфантае, вечером 2 6 декабря:

Подполков. Бар. Маннергейму;

К-рам 1, 2, 3 и 4 эскадронов

1 и 2 эскадронам под начальством подп. Бар. Маннергейма, составляющим авангард колонны, выступить в 7 ч. утра; 3 и 4 эск. под начальством полк. Ванновского, составляющим правый боковой авангард, выступить тоже в 7 ч. утра; 5 и 6 эск. выступают с глав. силами в 7 ч. 30 м. ут. Названным штаб-офицерам и командирам 1, 2, 3 и 4 эскадронов явиться ко мне, имея каждый офицера для связи; кроки пути следования к 6 час. утра. Полков. Стахович

До обнаружения этого документа о том, какие именно эскадроны составляли дивизион подполковника барона Маннергейма во время рейда на Инкоу, приходилось только догадываться. В «Дневнике военных действий 52-го драгунского Нежинского полка» записано, что 2 7 декабря полк нес службу охранения колонны, для чего в авангард был выслан первый дивизион (1 и 2 эскадроны) и в правый боковой авангард второй дивизион (3 и 4 эскадроны). А дивизионные командиры не указаны … Теперь в этом вопросе полная ясность.

Тем морозным утром западная колонна, переправившись по льду через реку Ляохэ, продвигалась по ее правому берегу. К 4 часам дня авангард средней колонны достиг крупного села Даван. Тут выяснилось, что колонна войскового старшины Свешникова, при которой двигался ведомый пешими людьми вьючный транспорт, сильно растянулась и отстала. Ввиду этого начальник отряда принял решение не продолжать движение, как было предписано, а заночевать на линии Давана. Впоследствии за этот неповоротливый обоз, тормозивший всё дело и сделавший невозможной внезапность набега, генерал-адъютант Мищенко подвергся сокрушительной критике. Рейд не получался быстрым и скрытным.

Из-за неразберихи и плохой связи эскадроны нередко принимали свои же авангардные части за подразделения противника. Вот фрагмент из воспоминаний А. Н. Панчулидзева, относящийся к вечеру 2 7 декабря:

«Движение наше затруднялось гаоляновыми полями… Население относилось к нам дружелюбно. В деревнях китайцы встречали с водой, а на привал приносили чумизной соломы для лошадей. В вечеру слышны были выстрелы в направлении колонны генерала Телешева и виден был дым пожара. Уже наступили сумерки. Впереди лежащей деревни темнели какие-то точки. Точки эти двигались и постепенно выросли в людей. Дозорные донесли, что впереди лежащая деревня занята пехотой. 3-й эскадрон немедля выстроил фронт, а я, также построив фронт, со своим взводом подошел уступом справа. Одновременно Крыжановский со своей боковой заставой и присоединившимися дозорами готовился атаковать перебегавшую пехоту, которая оказалась, в конце концов, людьми наших 1 и 2 эскадронов, уже остановившихся на ночлег. У выезда <въезда – А. К.> в деревню нас встретили 2-го эскадрона корнеты Гершельман и Григорьев <Григоров – А. К.>, а далее в деревне мы увидали полковника <подполковника – А. К.> барона Маннергейма, 1 – го эскадрона поручика Ю.В.Бранд и подполковника <полковника – А. К > Стаховича, отдававшего распоряжения относительно расположения на ночь сторожевого охранения нашего полка».

В этом фрагменте автор (состоявший в 4 эскадроне) допустил много неточностей, однако из него видно, что барон Маннергейм оказался в деревне вместе со своим дивизионом (1 и 2 эскадронами). Можно сказать, повезло, что авангардные дивизионы в сумерках не вступили между собой в боевое столкновение.

Из написанного в 5 часов 1 5 минут вечера донесения командира Нежинцев начальнику правой колонны генерал-майору Самсонову становится известно и название деревни:

Авангард прибыл в место назначения дер. Хуанды, линия сторожевого охранения выставляется… В дер. Хуанды сегодня утром был японский разъезд силой 20 коней; были тоже хунгузы до 300 человек… А через два с половиной часа командир отправил такую записку:

Подполк. бар. Маннергейму

1904 2 7 Декабря 7 час. 55 мин. в.

Роль стражников (пограничников), приданных как проводников, и переводчика, данного пор. Нога – окончилась; пор. Нога просит их ему вернуть. Сделайте это, если можно их собрать…

В этот день полк был под седлом девять часов, а пройдено за это время немногим более 40 верст.

7. Набег на Инкоу. 28 и 29 декабря

Половину продовольствия из обоза попытались раздать войскам, но те неохотно брали лишний груз, поскольку продовольствия и так хватало. А генерал-адъютант Мищенко рассчитывал облегчить транспорт настолько, что он уже не будет отставать. Поэтому колонна войскового старшины Свешникова была присоединена к средней колонне генерал-майора Абрамова. Таким образом, отряд продолжил движение уже тремя колоннами.

Западной колонне, выступившей 28 декабря в 6.3 0 утра, вновь потребовалось переправляться через Ляохэ, теперь на левый берег. Лёд был прочен, но берега оказались крутыми, и пришлось немало повозиться, особенно с пушками. На переправу было потрачено много времени, но когда колонна устремилась на юг, движение не встретило никаких препятствий. Отряд сделал большой привал, подойдя к реке Хуньхэ. На противоположном берегу лежала деревня Калихе. Тут незадолго до подхода основных сил сотни 1-го Верхнеудинского и Дагестанского полков (из авангардов средней и левой колонны) лихо атаковали хунхузов, часть которых была изрублена, а остальные разбежались и укрылись в ближайших деревнях. Разъезды и походные заставы затеяли с ними перестрелку, которая не прекратилась и тогда, когда весь отряд перешел реку. Вскоре разнеслась весть, что в одной из таких перестрелок погиб лейтенант французской службы Пьер Бюртен, доброволец в Верхнеудинском полку. Оказалось, казачьи сотни у деревни Сяомахунпао (так в «Дневнике» Нежинцев, но иногда в литературе встречается другое название – Сандакан) вошли в столкновение уже не с хунхузами, а с японцами, силу которых первоначально определили в 1–2 роты при эскадроне конницы. Последовал приказ очистить местность от неприятеля, найти раненых и подобрать тела убитых. Для этого к деревне был направлен взвод поршневых орудий и дивизион Нежинцев (3 и 4 эскадроны) под командованием полковника С. П. Ванновского.

Японцы укрылись за валами, а частью за кирпичными стенами ханшинного завода. На таких заводиках в Китае гнали алкогольное зелье, попросту говоря, первач, крепостью от 45° до 60°. Обстрел из орудий ничего не дал, так как видимости уже не было никакой. Тогда на штурм заводской стены пошли спешенные казаки и три взвода 4-го эскадрона Нежинцев под командой ротмистра Дросси, а весь 3-й эскадрон с еще одним взводом 4-го эскадрона остался в прикрытии коноводов.

Вскоре стало казаться, что атака захлебнулась. Японцы продолжали удерживать несколько фанз, нанося атакующим, освещенным заревом пожара, чувствительный урон. Ротмистр Дросси запросил подмоги. Внезапно с северно-западной стороны селения показались всадники на темных лошадях. Произошло минутное замешательство, поскольку дозорные приняли их за японцев. Но вскоре выяснилось, что это два эскадрона Черниговцев, которых генерал Самсонов как раз и выслал в подкрепление. Увидев лавину драгун, японцы поспешно оставили и фанзы деревни, и окруженный стеной заводик.

Итак, противник был сбит с позиции. Выяснилось, что заводик по производству самогонки удерживала всего одна рота 41-го резервного пехотного полка. Потери атаковавших, однако, оказались существенными. Правда, в Нежинском полку был ранен лишь один офицер, корнет Николай Крыжановский (да и тот легко), но среди нижних чинов было трое убитых и до десяти раненых (один скончался на следующий день, трое остались в строю). Штандартного унтер-офицера и запевалу хора в 4 эскадроне, Павла Гончара, пуля в сердце сразила наповал. Всех убитых и раненых (а их оказалось более пятидесяти) подобрали. Начальство было очень недовольно задержкой и большими потерями. За день отряду вновь удалось пройти всего около 40 верст. Вместо того чтобы срочно отправить раненых в тыл, решено было везти их дальше с собой. Очевидно, возникли опасения, что хунхузы попытаются напасть на транспорт с ранеными. Отряжать же для его сопровождения большие силы – значило ослабить основной отряд. Решение спорное. Поскольку колонны двигались очень медленно, конное охранение вполне могло доставить пострадавших до ближайшего безопасного места и успеть догнать отряд. А так получилось, что далеко не все раненые смогли перенести долгий путь.

Об изначально непродуманном и очень медленном продвижении к намеченной цели барон К. Г. Э. Маннергейм впоследствии в «Мемуарах» высказался так:

«Важная наступательная операция протекала очень вяло. Мищенко придерживал основные силы для подавления незначительных укреплений противника, вместо того чтобы направлять туда небольшие войсковые соединения, а крупные кавалерийские части бросить против Инкоу. На всё это ушло очень много времени…»

Вечером 28 февраля начальник отряда издал приказ, в котором был и такой пункт:

«…6) Разъездам, особенно фланговым, не ввязываться в перестрелку с противником, а задаваться лишь целями разведки и донесений».

В полночь было отдано еще одно приказание:

«…всячески избегать лобовых атак, особенно в конном строю, противника, засевшего за валами или деревнями; в этом случае надлежит, держась вне прицельных выстрелов, окружить деревню лавою, угрожая пути отступления неприятеля. При упорстве его – обстрелять деревню (вал) одним, двумя взводами артиллерии. Снаряды беречь – будут нужны. Атаковать противника на чистом месте, пехоту обязательно лавою».

В тот день, 28 декабря, от отряда были направлены четыре сотни охотников (две от Донцев и Кавказцев и две от Урало-Забайкальцев) для порчи железнодорожных путей в районе города Хайчена. Мосты найти и подорвать не удалось. Разрушили телеграф и железнодорожные пути. Подрывники пустили под откос паровоз с вагонами. А отправленный в 3 часа ночи к станции Ташичао (Дашичао) отряд драгун под командой поручика Дударова вообще заплутал в глубоких канавах и вынужден был повернуть назад. Военные аналитики впоследствии сочли этот эпизод провалом. Не вдаваясь в подробности,

К. Г. Э. Маннергейм в своих «Мемуарах» лишь в общих чертах коснулся этой неудачной попытки надолго прервать железнодорожное сообщение:

«Показательным было и то, каким образом генерал Мищенко планировал взорвать железную дорогу в Маньчжурии где-нибудь к северу от Порт-Артура. Я вызвался выполнить эту операцию, но ее доверили выполнить другому, более молодому офицеру. Поскольку командование знало, что генерал Ноги передвигается на север, то на такую операцию необходимо было обратить больше внимания, чем на захват Инкоу, и сосредоточить для нее значительные силы. Вместо этого были поспешно собраны шесть слабых эскадронов из различных полков, и это временное формирование отправили взрывать важнейший на данном этапе военных действий железнодорожный мост! Произошло то, что и должно было произойти, – попытка провалилась».

29 декабря в 6 часов утра все уже были на ногах. Вырыли могилу в мерзлой земле, положили в нее убитых, закопали и поставили наскоро сколоченный крест. Священник Черниговского полка, отец Митрофан, следовавший за бригадой верхом весь поход, отслужил панихиду над свежей могилой.

После панихиды отряд выступил по направлению к городу Ньючжуань. 52-й драгунский Нежинский полк шел в голове колонны главных сил. Один из его разъездов совместно с разъездом Черниговцев захватил и разрушил телефонную станцию и взял в плен двух японцев. Затем был захвачен транспорт приблизительно в сто повозок. Разъезды, высланные на рекогносцировку окрестностей Ньючжуаня, были встречены огнем японской пехоты из деревень, окружавших город, кроме того, были обнаружены небольшие кавалерийские части противника. Генерал-адъютант Мищенко, не желая ввязываться в бой, двинул левую колонну восточнее города, а среднюю и правую – западнее. Тогда две роты японцев отошли по направлению к Хайчену. Захват этой железнодорожной станции представлял бы серьезную угрозу для противника. А вот замерзший порт Инкоу, находящийся в стороне от основных коммуникаций, в то время фактически не имел никакого стратегического значения. Очевидно, японское командование потому и считало доходившие до него слухи о планировавшейся атаке на этот пункт обычной дезинформацией. Потому-то на пути конного отряда генерал-адъютанта Мищенко и не оказалось серьезных заслонов.

Местность вокруг Ньючжуана была пересеченной, с массой рощ и населенных пунктов. Колоннам пришлось перебираться через три ручья с крутыми берегами. Нежинский полк прибыл на ночлег в 10 часов вечера. В этот день было пройдено около 35 верст. Лошади находились под седлом со вчерашнего утра, то есть около сорока часов.

В полночь, на 30 декабря, для подрыва моста севернее станции Ташичао (Дашичао) вновь отправился поручик Дударов с эскадроном драгун и сотней пограничников. До моста они добрались, но, увидев, что он усиленно охраняется, не решились произвести атаку. Говоря в «Мемуарах» о шести эскадронах, назначенных для подрывов железной дороги, барон Маннергейм, несомненно, к четырем сотням охотников-казаков, действовавшим 28 декабря, приплюсовывает и бедолаг, делавших безрезультатные вылазки две ночи подряд. Была предпринята ими и третья попытка совершить крупную диверсию. Через сутки поручик 52-го драгунского Нежинского полка Дударов докладывал:

«В ночь с 30 на 3 1 декабря охотниками драгунских полков под руководством саперного офицера, капитана Федорова, было разрушено полотно железной дороги на протяжении 250 саженей и телеграф…»

Однако взорвать стратегический мост этот отряд так и не смог.

Следует заметить, что вечером 29 декабря были направлены еще два самостоятельных разъезда для разрушения участка Ташичао – Инкоу. Один из них был под командой корнета 52-го драгунского Нежинского полка Леонида Замятнина. Отряд порвал телеграфную проволоку, заложил под рельсы четыре заряда и в 6.30 утра произвел их подрыв. Из-за этого японцам пришлось аврально потрудиться, чтобы восстановить движение. На ремонт ушло несколько часов, но работы завершились как раз вовремя. Можно сказать, и эта диверсия не принесла успеха.

8. Набег на Инкоу. Кульминация: 30 и 31 декабря

Нападение на Инкоу было намечено на вечер 3 0 декабря. Генерал-адъютант Мищенко потребовал выступить от мест ночлега в 4.30 утра. Туман и гололедица задерживали движение. В 1 1 часов дня в деревне Хоухаухен (иное написание – Хоукаукхен) был устроен большой привал, затянувшийся на четыре часа. В диспозиции для колонны генерал-майора Самсонова указывалось:

«Выступить с большого привала у дер. Хоухаухен в 3 ч. дня и следовать на дер. Цыншинцяондзы, не доходя которой стать в резервную колонну по правую сторону большой дороги».

Для атаки и разгрома станции была сформирована специальная штурмовая колонна под командой полковника Созрыко Дзанхотовича Хоранова, 62-летнего опытного осетинского воина, показавшего себя храбрецом еще в турецкую кампанию. В состав этой колонны, которая должна была по замерзшим болотам подойти к Инкоу с севера, включили по одному эскадрону (сотне) от всех драгунских и казачьих частей, четыре конно-охотничьи команды, полусотню пограничной стражи в качестве проводников и три эскадрона Приморцев в прикрытие коноводам.

Как и предписывала диспозиция, сводная драгунская бригада с 2 0-й конной батареей и поршневой полубатареей, под начальством генерал-майора Самсонова, наступала западнее большой дороги. 4-я Донская казачья дивизия, Дагестанский полк, 1-я и 2-я Забайкальские казачьи батареи под начальством генерал-майора Телешева, сформировав левый участок, продвигались восточнее большой дороги. Урало-Забайкальская казачья дивизия осталась в резерве.