Отцеубийца

– Ну, еще как поедешь!

– Богом клянусь, – не поеду. Гиргола пристально посмотрел на него.

– Задержите его! – обернулся он к казакам. Те повскакали с мест.

Шиола отскочил назад и выхватил кинжал.

– Подходите, кому жизнь не дорога! – закричал он. Казаки остановились. Тем временем подбежали пастухи с дубинами и стали рядом со своим главарем.

– Уходи, Гиргола! – крикнул Шиола, – ты пришел к нам, как гость, мы оказали тебе почет, а теперь уходи своей дорогой!

– Говорят вам, – арестуйте его! – кричал Гиргола. Казаки двинулись было на Шиолу, но на них градом обрушились длинные дубины. Казаки обнажили сабли, но пастухи не подпускали их к себе, отражая дубинами. На крики сбежались с гор другие пастухи и целой толпой погнали казаков, избивая их.

Гиргола, зачинщик драки, увидев, как сильно напирают пастухи, вскочил на коня и исчез раньше всех.

Вскоре все затихло, так как брошенные своим есаулом казаки тотчас же запросили о пощаде и ускакали избитые до крови. А пастухи решили отныне всеми силами защищать Иаго от врагов…

Между тем Нуну все еще продолжала томиться в Аршской крепости. Она поправлялась медленно, все тело ныло от глухой боли.

Приставленная к ней женщина, кума Гирголы, не отходила от нее ни на шаг. Сперва она относилась к Нуну, как к женщине, изменившей мужу и семье, и, значит, по обычаю гор, достойной всяческого наказания. Но вскоре, ни о чем не расспрашивая, руководствуясь одним лишь женским чутьем, она поняла, как нестерпимо страдает Нуну, и прониклась к ней глубочайшим состраданием. Из врага она превратилась в ее искреннего друга, и была готова на все, только бы облегчить боль ее сердца. Но, не зная, как помочь Нуну, она ограничивалась пока одним лишь сочувствием.

Даже мужчин порабощали в ту пору жестокая несправедливость и грубая сила, – что же оставалось делать женщинам? Могла ли беззащитная вдова заступиться за Нуну перед Гирголой? Для того, чтобы облегчить печаль Нуну, она прибегала к одному лишь средству, доступному каждой женщине, – к слезам сострадания; и она плакала вместе с Нуну.

В каждом ее слове, во всем ее обращении было столько доброты и сочувствия, что невольно думалось: Как может под такой суровой внешностью таиться столько доброты и чистоты?

Как-то вечером Нуну лежала в постели. Лицо ее пылало от жара, и она поминутно просила воды.

– Не пей много, вредно тебе, – говорила ей женщина, подавая напиться.

– И слава богу, и пусть будет вредно! – тихо проговорила Нуну.

– Что ты? Отчего так? Потерпи немного!

– А к чему терпеть? Зачем мне жить обесчещенной, никому не нужной?

Наступила тишина. Жгучая жалость залила сердце старухи. Ей уже было известно, из-за чего страдает Нуну: оторвали девушку от любимого человека, насильно выдали замуж, а теперь вот держат взаперти, как преступницу!

Однажды старуха пошла к роднику стирать белье. Вдруг из-за валунов вышел вооруженный с ног до головы юноша и, осматриваясь по сторонам, подошел к ней.

– Удачи тебе в работе, Дареджан! – приветствовал он ее.

Женщина подняла голову и замерла от удивления.

– Что? Не узнала меня? – опросил неизвестный.

– Узнать-то узнала! Да только откуда ты появился в этих местах?

– А вот появился, и все тут! – улыбнулся юноша.

– А у нас уже слух прошел, будто злые недруги убили тебя… Слава богу, жив остался. Радуюсь за тебя…

– Долгих дней тебе за это! – поблагодарил юноша.

– Где же ты скитался, Коба, почему не показывался?

– Постой, все тебе расскажу… Только сперва скажи, что ты тут делаешь?

– Я здесь у Гирголы живу… Женщина больна у них в доме. Самого Гирголы нет, вот я и смотрю за ней.

– Смотришь или караулить приставлена? – тихо спросил Коба, пристально смотря на старуху.

Та поймала его взгляд, покраснела и опустила голову.

– Что ж молчишь? – продолжал Коба. – Девушку похитили, насильно обвенчали, держат под замком, а тебя приставили стеречь… Стыдно это, Дареджан, стыдно!..

– Нет, Коба, это не так!

– А как же?

– Я же сказала тебе, что только смотрю за больной!

– Пропади пропадом наше время! Прежде ни одна женщина не пошла бы на это. Тогда Гирголу изгнали бы все из теми, а теперь ты ему помогаешь! Где твоя честь?

– Не говори о чести, Коба! Не виновата я. Сперва думала, что Нуну и вправду провинилась, изменила мужу, семье. А теперь, когда поняла, что мучают ее, безвинную, одного только хочу – помочь ей.

Коба пристально смотрел на женщину, стараясь постигнуть, можно ли ей доверять.

– Бог ведает, правду ты говоришь или прикидываешься?

– Ох! – воскликнула женщина. – Никто еще не сорвал платка с моей головы, никто не отнял у меня совести! Зачем мне лгать?

– Кто знает?… Времена изменились. Брат предает брата, сестра – сестру! Так ты правду сказала, что хочешь ей помочь?

– Богом тебе клянусь, да только как это сделать?

– Хорошо… Если ты говоришь правду, – проводи меня сейчас же к Нуну! – сказал Коба.

– Иди за мной! – сказала женщина и решительно двинулась к дому.

Был тот час вечера, когда солнце уже опустилось за вершины гор, а лунный серп не успел еще подняться и, налившись светом, озарить мир.

Нуну, томимая тоской и одиночеством, осторожно встала с постели и подошла к двери. Она опустилась у порога и грустно осмотрелась. Свежий воздух слегка кружил ей голову.

Перед нею высилась башня Аршской крепости, в которой она подверглась такому безжалостному насилию. Позади зеленели горы, по балкам которых кое-где опадали широкие потеки щебня и гальки – осыпи высоких скалистых вершин.

Взгляд ее задержался на одной из таких скал, которую ливни и ураганы разрушали, видимо, с особенной жестокостью; она была воя изъедена, выщерблена, насквозь пропитана сыростью и медленно, но непрестанно распадалась на валуны и мелкие камешки, сползавшие вниз, в ущелье. Долго глядела она на эту скалу.

– Так же и меня разъедает горе, и я распадаюсь так же! – тихо произнесла она.