Отцеубийца

И она все глядела на скалу, глядела так долго, что устали глаза. Тогда она перевела взгляд на родник, где стирала Дареджан. Как раз в эту минуту к старухе подошел какой-то мужчина и стал с нею разговаривать. Из-за расстояния Нуну не могла различить лица этого человека и потому не узнала его.

Давно уже Нуну не видала никого, кроме приставленной к ней женщины, и потому ей неудержимо захотелось узнать, кто бы мог быть неизвестный. Вдруг одна мысль молнией сверкнула в голове у Нуну, сердце ее бешено забилось, она вскочила на ноги, возглас радости готов был сорваться с губ. Но лицо ее тотчас же побледнело, она провела рукой по лбу, пошатнулась и снова опустилась на свое место.

– Разве могла бы я, несчастная, удостоиться такого счастья, – с тоской проговорила она. – Иаго попал в руки врагов; от них не спастись никому. Но кто бы это мог быть?… Гиргола!.. – воскликнула она с ужасом. Один только Гиргола мог так спокойно и открыто беседовать с Дареджан!.. Воспоминания, как раскаленные уголья, опалили сердце Нуну.

Ей вдруг представилось искаженное страстью, жестокое лицо деверя, так бесчеловечно втоптавшего ее в грязь, так грубо высмеявшего ее подлинную страсть… Сама природа гневалась на бесчинства, творимые людьми…

Гиргола навещал ее несколько раз, но обычно он появлялся днем, ненадолго заходил в пещеру, осведомлялся о здоровье невестки и тотчас же уходил, торопясь а свою службу. А теперь он пришел под вечер, видимо, собираясь остаться ночевать. Зачем? Неужели он думает, что раз навсегда сломил сердце Нуну и теперь может спокойно наслаждаться ее красотой? Нет, никому больше не удастся спасти ее от смерти, она найдет дорогу к гибели!..

Нуну вскочила и убежала в пещеру. Через потайную щель она выбралась на открытое место. Отсюда, не боясь быть увиденной, она могла следить за неизвестным и Дареджан.

Когда Коба и Дареджан двинулись к жилью, Нуну покинула свою засаду, обогнула горку, скрытую от глаз идущих, и поспешно вышла из ворот крепости. Очутившись на воле, она свернула с тропинки и пошла через Гергетскую гору в сторону Мкинварцвери. Безмерно утомившись, она вскоре свалилась, как подкошенная, и заснула.

Дареджан ввела Кобу в пещеру.

– Нуну! – тихо позвала она.

Никто не откликнулся.

– Нуну, где ты? – возвысила она голос, входя во вторую половину пещеры.

Но и там никого не было.

– Горе мне! Помогите! – закричала женщина, кинувшись обратно к Кобе, который с нетерпением ждал у входа.

– Что случилось?

– Нуну исчезла! – и Дареджан снова вбежала внутрь пещеры.

Коба вошел следом за нею. Они принялись искать Нуну, обшарили все углы.

– Да где же она, куда могла деться? – огорченно повторял Коба.

Дареджан предположила, – не покончила ли она с собой. Старуха плакала и причитала. Коба встревожился, так как Дареджан рассказала ему, что Нуну уже однажды покушалась на самоубийство.

Оба вышли во двор, исходили всю окрестность, долго звали Нуну, но она бесследно исчезла.

– Хоть бы ее труп найти!.. Не поглотила же ее земля?… И внова бродили они по Аршской крепости, заглядывали за каждый валун. Но все было напрасно. Выбившись из сил, они сошлись на поляне перед пещерой.

– Что я скажу Иаго? – грустно говорил Коба.

Дареджан была в ужасе, боялась за свою жизнь, за свой двор и дом. Ей уже представлялось, как есаулы под командой Гирголы грабят, расхищают ее добро. Что ждет ее детей? Нищета, голод, скитания по чужим дворам… Они не смогут жениться, обзавестись семьями, весь род будет уничтожен безжалостным извергом Гирголой.

Если бы Нуну убежала к Иаго, хотя бы тот ее защитил. А теперь некому за нее заступиться. Она ни Иаго не сумела услужить, ни сберечь Нуну для Гирголы.

Иные полагают, что простой народ неспособен на глубокие рассуждения, доступные людям высших сословий, что его удел – только труд. Однако народная мудрость гласит: Сердце человека подобно морю, – чего только не способно оно совершить! Да, напрасно думают иные, что у простых крестьян нет разума!

– Что случилось, тому не поможешь! – прервал тягостное молчание Коба. – Она или ушла домой, или покончит с собой, где ей вздумается.

– Как же мне быть, горемычной?… – горестно запричитала Дареджан. – Вернется Гиргола, сживет меня со света.

– Он – твой кум, пощадит, – утешал ее Коба. – Да и народ не допустит, чтобы он с тобой жестоко расправился.

– Что может сделать народ?… Гиргола – человек сильный, он на царской службе… А родство, кумовство?… Да разве для Гирголы есть что-либо святое?

Коба махнул рукой. Оба молчали, каждый думал о своем. Перед Кобой была старая женщина, вся трепещущая, изнывающая от страха, ни в чем не повинная, незаслуженно обреченная на страдания. Быть может, разорение и гибель ожидают всю ее семью, и от чьей же руки? От руки равного ей человека, которому только его развращенный нрав обеспечил любовь и расположение господина начальника, тогда как он скорее заслуживал смерти.

И Коба в эту минуту страстно желал быть свободным человеком, быть даже родственником Дареджан, чтобы открыто выступить на ее защиту, примерно проучить негодяя Гирголу.

– Дареджан! – заговорил он снова, – вот что я тебе скажу. Укройся на время в доме своего отца. Оставайся там до тех пор, пока не получишь вестей о судьбе Гирголы.

– Да он и там не даст мне покоя, знаю я его! – плакала Дареджан.

– Не бойся, если буду жив… – Коба замолчал.

– На вас вся надежда, родные мои. А не то, завязала бы глаза, да и кинулась в воду.

Странно! При организованном управлении, когда начальники, диамбеги, судьи, приставы и всякие другие чиновники наводняли страну, как муравьи, и делали вид, что чинят правосудие, простая, ни в чем не повинная женщина умоляла человека, совершившего убийство, защитить ее от несправедливости!..

– Спускайся к своим и жди от меня вестей о Гирголе. А я пойду искать Нуну, – сказал Коба.

Они расстались. Женщина поспешила к себе в деревню, а он устремился в горы, куда, как он думал, должна была уйти Нуну, если она надумала бежать.

А Нуну тем временем миновала Аршские высоты и вышла на Гергетскую гору, на склоны которой в дни своей юности она так часто ходила по ягоды.

Утром она пошла к Медвежьей роще, надеясь до наступления темноты спуститься в свою деревню. Она вовремя достигла намеченного места и опустилась на траву около ручья у опушки леса, который так смягчает суровость окрестной природы. Кругом свисали огромные голые скалы и ледники.

Нуну, горько задумавшись, сидела у ручья, вытекавшего прямо из скалы. Вдруг до ее слуха донесся устрашающий рев. Она вскочила и застыла на месте. Огромный медведь, рыча, медленно шел из леса, он остановился, осмотрелся по сторонам, ступил еще несколько шагов вперед, снова остановился и в удивлении уставился на Нуну, которая вся дрожала от ужаса. Медведь поднял голову, понюхал воздух, как бы желая убедиться, что перед ним человек, а не призрак. Он раскрыл свою пасть. Низко пригнув голову, принялся с урчанием и ревом загребать землю когтями, как будто проверяя, хорошо ли они отточены.

Нуну некуда было бежать. Медведь заступил ей тропинку, ведущую прочь от ручья.

Не было никакой надежды на спасение. Медведь яростно зарычал, принялся еще свирепее загребать землю и наконец поднялся на задние лапы; со страшным ревом стал он приближаться к женщине. Она уже чувствовала на своем лице его горячее дыхание. Нуну вся сжалась в комочек, вплотную приникла к скале, почти перестала дышать. Медведь занес свою лапу… и вдруг грянул выстрел. Медведь взревел, отскочил в сторону, перекувырнулся и свалился прямо к ногам женщины. Чья-то рука всадила пулю прямо в глаз разъяренному зверю и убила его наповал.

Нуну повернула голову туда, откуда раздался выстрел. Поблизости от нее стоял юноша и, улыбаясь, спокойно чистил ружье.

– Можно ли женщине ходить одной? – ласково спросил он.

– Пусть славятся десница твоя! Если б не ты, не было бы меня теперь в живых! – сказала Нуну и вдруг замолкла, смотря на юношу широко раскрытыми глазами. Юноша, тоже оцепенев, с изумлением глядел на нее.

– Иаго! – медленно, еле слышно произнесла Нуну.

– Нуну! Жизнь моя! – воскликнул Наго и обнял почти потерявшую сознание женщину.

Иаго, так во-время очутившийся в этих местах, скрывался вместе с Кобой в Медвежьей роще, где оба друга нашли надежное убежище. Эта роща была удобна еще и тем, что неподалеку расположились пастухи, которые подкармливали изгнанников; к тому же она находилась поблизости от Аршской крепости и от селения Степанцминда, – легко было добывать сведения о Нуну и вообще разузнавать обо всем.

Когда Коба был в Аршской крепости, Иаго охотился. Он убил тура, отнес его к жилью и возвращался к ручейку смыть кровь и пыль с лица и рук. По пути он услышал рев медведя и пошел на него. Подкравшись совсем близко, он увидел, что медведь готовился напасть на какую-то женщину. Он не мог разглядеть лица женщины и потому действовал спокойно.

Но, узнав друг друга, влюбленные позабыли обо всем на свете, беззвучно приникли друг к другу, слились в одном долгом поцелуе. Говорить они не могли. Каждый трепет, каждый вздох значил для них больше, чем все ласковые слова всех языков мира.