Я, едва появившийся на свет, лежу на детской кроватке в больничной палате и собираюсь покинуть этот мир, ещё не успев в нём даже немного погостить. Пневмония. Мой едва родившийся организм каким-то образом нашёл её. И сейчас она убивает меня изнутри, приготовившись разрушить мои лёгкие. Переливание крови – вот единственное, что может спасти меня. Но мой маленький упрямый организм настырно не желает принимать ни одну донорскую кровь, которая есть в распоряжении больничных врачей. Единственный оставшийся шанс – это то, что мой организм примет кровь моего отца. Я родился одногруппником с ним.
Отец забегает в больницу и его кладут в палате на кушетку рядом со мной. Времени брать анализы и делать контрольные заборы крови нет. Времени нет. Но есть шанс. Есть шанс, что детский организм примет кровь своего отца. Прямое переливание. Две иголки, связанные резиновой трубкой, летят к двум рукам: крошечной детской ручке и мускулистой жилистой руке слесаря. Две иголки, связанные резиновой трубкой, летят к двум венам: невидимой моей и надутой иссиня-чёрной вене моего отца. Капельки, капельки алой крови наполняют резиновую трубку. Капельки, капельки густой алой жизни текут к руке умирающего ребёнка. И… мой организм принимает густую алую жизнь. Мой организм принимает кровь своего отца. Ещё бы он мог её не принять! С тех пор в моих венах течёт кровь моего отца. И я этим очень горжусь. Я должен был умереть, но не умер. Густая алая жизнь вытеснила заразу из моего организма и оставила меня в этом мире. Для ребёнка самое страшное в этот день было уже позади. Но не для отца.
Спасший своей кровью ребёнка от смерти отец собирается выйти из больницы и нетвёрдыми шагами направляется к её двери.
– Постойте, пожалуйста!!! – громкий умоляющий крик останавливает его. Две пары бегущих к нему ног не дают ему покинуть больницу. Два заплаканных родительских лица останавливают его в дверях больницы. А за ними бежит врач, который то ли хочет их остановить, то ли считает, что обязан предупредить моего отца.
– Помогите, пожалуйста! – чуть ли не на коленях обращается к моему отцу заплаканная женщина. – У нас дочка умирает! У вас с ней та же группа крови… Нам сказали, от вас только что прямое переливание сыну делали… У вас хорошая кровь. Помогите.
– Я должен вас предупредить, – вставляет подбежавший врач. – Ваше состояние будет критическое.
– Куда идти? – твёрдо и не раздумывая говорит мой отец.
И снова две иголки, связанные резиновой трубкой, летят к двум венам. Невидимой девочки и иссиня-чёрной, но уже не набухшей, а провалившейся вене моего отца. И снова капельки, капельки алой крови текут по резиновой трубке. И снова капельки, капельки густой алой жизни спасают ребёнка.
Эту историю рассказала мне моя мать. Она говорила: «Я стояла в палате над тобой и плакала. Я смотрела в окно на выходящего из больницы отца и плакала. Мне казалось, что после каждого своего нетвёрдого шага, которыми он шёл шатающейся походкой, он должен упасть».
Но он не упал. Он пошёл на завод и отработал полагающуюся ему смену. Вот такие они были – советские люди. Вот такой он – мой отец. Сейчас ему шестьдесят шесть.
* * *
– Алло
– Да.
– Я прошу тебя, перестань на работу ходить. Дома с матерью сидите. Всё, что надо, я принесу. Пожилым сейчас…
– Слушай!!! – прерывает меня мой отец. – Ты?!! Будешь мне указывать? Я сам знаю, что мне делать. Я в гору с рыбалки быстрее тебя иду. Забыл? Хиляк.
– Пойми, тут дело не в скорости, а в возрасте. Прошу, не выходите с матерью из дома.
Молчание в телефонной трубке делит наш разговор.
– Хорошо, – слышу я твёрдое спокойное слово отца.
– Если что, я прин…
– Я сказал же – хорошо, что-то понадобится – мать позвонит.
* * *
Пневмония. Когда-то я должен был умереть от неё. Но не умер. А сейчас я не хочу, чтобы от неё умер кто-то другой. Я знаю, чем закончится мой сегодняшний день. После работы я должен занести продукты родителям, оставив их возле порога, не вступая с ними в контакт. Потому что я могу быть носителем.
Что я ещё могу сделать?..
Болезнь
(Рассказ)
День 6-й
«… я его не вытащу»
День 0
– Что-то меня знобит. Я не простыл случайно?
– Днём же всё нормально с тобой было.
– Да, вот что-то под вечер нехорошо стало.
– Ну, температуру померь.
– А где у нас, кстати, градусник?
– Ой, не помню. Посмотри в шкафу.
– Ну вот, медсестра не знает, где дома градусник лежит.
– Это я на работе медсестра, а дома я жена и мать. Вот возьми. Лень в шкаф заглянуть. Ну, сколько?
– Нормально. 37,2. Замёрз, наверное, немного на улице, когда днём ходили гулять. До утра пройдёт.
День 1-й
– А ты что не встаёшь? Тебе на работу не надо, что ли, сегодня?
– Надо. Сейчас встану.
– Ты нормально себя чувствуешь?
– Не очень.
– У тебя что? Горло болит?
– Да нет. Знобит просто.
– На-ка градусник. Как знала, далеко не убрала. Я в ванную.
Помещаю под мышку холодное стекло градусника. Тащу на себя освободившееся одеяло жены.
– Ну? – выходя с намотанным на голову мокрым полотенцем, обращается ко мне жена. – Что там у тебя? У-у-у. 37,9. Вызывай-ка врача. На работу не ходи.
– Ты же в нашей больнице работала. У тебя номер регистратуры остался?
– Остался. Вот. Звони после семи. Там девочки к семи – семи пятнадцати приходят. Лучше на дом врача вызови. Сейчас в больницах такие очереди, чего и нет – заразишься. Как врач уйдёт – позвони. Что там тебе назначат. Хотя можешь уже с утра противовирусное выпить. Всё равно тебе его выпишут.
– Хорошо.