Дай почитать…

Встречаясь в этой жизни с людьми, который носят униформу, мы не замечаем в них индивидуальности. Любой носящий белый халат для нас просто врач, медсестра. Мы не замечаем, что за этим белым халатом – человек. Человек со своими заботами, переживаниями, горестями и тревогами. А ещё между ними, между людьми, носящими одинаковую форму, могут быть и личные неслужебные отношения. Между ними может быть дружба. И в этот заканчивающийся рабочий день, в этот вечер к одной из аккуратно, до завтрашнего дня, повесившей в шкаф свою рабочую одежду – белый халат, зашла другая, обладательница такой же униформы. Тихо и плотно закрыв за собой дверь, она подошла к столу, взяла ручку и небольшой клочок бумаги. Быстро и твёрдо написав на нём одно лишь слово, повернула его к своей подруге.

– Нет! Не дам! У меня только для стационара. Я знаю, для чего ты берёшь – у тебя муж болеет. Его нельзя делать в домашних условиях! А случится что? Разбираться начнут. Где взяла? А в нашей больнице только у меня. Мне в тюрьме потом сидеть из-за тебя?

– Дай, – решительно облокотившись о стол, произнесла вошедшая в кабинет.

Молчание застыло в кабинете. Молчание сомнения одной и молчание решительности другой. Тишина прервалась лязгом открывающего сейфа.

– В общем, я тебе ничего не давала. Ты у меня ничего не брала.

С этими словами на столе появились несколько небольших квадратного вида приплюснутых пакетика с прозрачной жидкостью. А в лежащем на верхней полке сейфа журнале появилась «левая» запись, что эти пакетики с.ч. были переданы для нужд палат таких-то и таких-то.

– И не вздумай делать внутривенно! Дома, если что пойдёт не так – не исправишь.

* * *

Медсестра закончила работу и, глядя в пустое окно маршрутки, присоединилась к её пассажирам. Дома её ждёт дорогой ей человек. Таких медработников, как она, в нашей стране, наверное, целая армия. Но как в любой армии, не когда в мирное время она бестолково чеканит маршем плац, а когда вступает в реальную битву с врагом, ценятся те, кто прошёл первые бои, обстрелянные. Те, кто уже успел вступить в бой и… выжить. Кто увидел смерть, кто почувствовал, где она может встретить тебя и… может быть, даже где-то интуитивно избежал её.

Моя жена, вступила в «бой» одной из первых. Я помню то субботнее утро, когда её, как и остальных её коллег, собрали в больнице и сказали: «Враг у ворот». Сказали, что будут созданы бригады, которые должны будут проверять тех, кто вернулся из-за границы и может быть заразен, и поэтому должен соблюдать режим самоизоляции. В то утро… половина сотрудников полиции отказались выезжать в составе этих бригад. А медсестра… поехала. Медсестра позвонила домой и сказала: «Я… поеду. Кто-то же должен это делать. Я буду беречь себя. Менять, как положено, маски и перчатки. Когда приеду – не знаю. Помоги мне по дому – сготовь что-нибудь. Кто-то же должен это остановить».

Но невидимый враг не останавливался. То ли он оказался слишком силён и коварен, то ли полководцы наши, как всегда, бездарны в начале войны. И медсестра, надев защитный костюм, ринулась на помощь тем, кто вступил с врагом в смертельную схватку. Кому-то она помогла его победить…

А сейчас медсестру ждёт дома дорогой ей человек. И сидя в маршрутке, она вспоминает слова своей подруги: «Не вздумай делать внутривенно!»

Сейчас все пути к победам и к поражениям ведутся на ощупь, впотьмах. И для врачей, и для профессоров, и для медсестёр. Сейчас никто не знает, как надо. Да, пройдут месяцы, может быть, год, появятся лекарства, вакцины. Говорят, что вакцина есть уже и сейчас, да вот только мало кто горит желанием ею уколоться. Сейчас всё на ощупь.

«Внутривенно делать нельзя. А если делать уколами, – говорит себе медсестра, – то нужная концентрация лекарства в организме наступит только через несколько дней. А если этих дней окажется слишком много? И организм не выдержит столько дней терпеть высокую температуру? Тогда…

…я его не вытащу».

* * *

Вымыв руки, сняв только верхнюю одежду и стараясь не смотреть мне в глаза, она подходит ко мне и начинает готовить свои медицинские процедуры.

– Температура такая же?

Немного промолчав, отвечаю:

– Да. Такая же. Ты знаешь… может, она и не снизится. Я думал сегодня… не страшно. Я всегда думал, что в этот момент человеку должно быть страшно. Думал, что мне будет страшно. Нет… Не страшно.

Мои слова заставляют супругу ещё более прятать от меня свой взгляд. Возле меня появляется уже ставшая привычной за эти дни самодельная конструкция – стул и привязанная к нему палка. Доведшая моё сознание почти до бреда температура не даёт мне возможности сравнить, что в этот вечер на конце палки крепится не стеклянная бутыль с лекарством, а небольшой квадратного вида приплюснутый пакетик.

– Вену готовь, – так же не глядя мне в глаза, обращается ко мне жена. А вот и привычный жгут. – Рукой поработай.

После того, как с привычной для моей супруги профессиональной лёгкостью она попадает мне в вену, она присаживается рядом со мной на край дивана и, сидя ко мне спиной, взяв меня за руку, говорит: