…В состоянии мига… (сборник)

Любознательный Тоша недоуменно поглаживал снизу отлакированный тысячами прикосновений школьных ладошек крепёжный трос: чтобы залезть по такому тонкому и гладкому металлическому шнуру, да ещё и натянутому струной под острым углом… Да, Летун явно мастер канатного спорта! Явно не всякий сможет…

«Флайбой» спустился. Он спустился, ещё более заинтриговав компанию, с жужжанием, как будто выжимал динамо-фонарик. Внизу оказалось, что он оплетён ремнями портупеи как бы в кокон, а крепится кокон к замысловатому ручному устройству с двумя вращающимися в разные стороны рукоятками…

– Это домкратный ворот «Коловрат»… – охотно объяснил представившийся Геной юноша. – Самое ценное, что у меня есть в жизни…

– Чё за фигня? – прищурился Фима, подковыривая ногтем крышку странного прибора.

– Это для передвижения по тросам! – щебетал будущий Летун. – На канатных дорогах его называют «велосипедом»… Ремонтники… Если фуникулёр в горах застрянет, надо же как-то до него монтёру добраться? Ну, вот, вращаешь – и он тебя тянет… Тут клиновый зажим для тросов разной толщины…

– Ну надо же! – почесал за ухом удивлённый Тоша. Перекинул из руки в руку прибор, чем-то напоминавший ручную дрель… Только ручка помощнее. Да и две их, ручки-то… По обе стороны – действительно, как педали у велосипеда!

– А ты, Гена, не местный, что ли? – спросила вторая сестра Савинцева, Маша.

– Я из Кисловодска, – пояснил парень. – Мы с мамой недавно переехали сюда, на Урал…

– А-а-а! – протянул Тоша с выражением глубочайшего понимания. Видимо, в его богатом мальчишеском воображении сложился полный паззл: Кисловодск, канатные дороги, вагончики фуникулёров, ремонтники на «велосипедах» с клиновыми зажимами…

И Гену сразу зауважали. Не каждый может залезть по почти отвесному тонкому и гладкому тросу наверх. И не у каждого есть домкратный ворот для этого. Правда, лазить на трубу глупо – там ничего интересного… Голое место… А вот если, к примеру, прокатиться по старому тросу между «Ленина 72» и школой, от кровли к кровле, через кроны деревьев посреди двора – это, конечно, совсем другое дело… Опасно, никто не спорит… Кто, когда и зачем эти тросы натягивал – несмотря на множество версий, и даже благодаря этому множеству – осталось неустановленным… Однако, однако…

Этот безумный план зародился, как думала Марина, зная своих товарищей, независимо сразу в нескольких головах. Он там возник и заклубился, туманный, пока не высказанный и даже не сформулированный. Но он точно был у авантюриста Фимы и у отчаянной Аньки Савинцевой с того момента, когда они впервые прикоснулись к глупо-эмалированной крышке серого клинового зажима…

А вместе с планом стало в головах проясняться и ещё кое-что: Гена Летун принят в команду! Теперь их стало шестеро: три девушки и три юноши. Как у Ноя в ковчеге! Судьба Маринки в этот день и определилась, хотя сама она ещё не догадывалась об этом…

***

Никто, никогда, ни в здравом уме, ни даже пьяный, не дал бы детям разрешения на такой вид спорта.

Совершенно очевидно, что это немыслимо опасное занятие и к тому же злостное хулиганство! Вы только вдумайтесь: залезть на крышу, по скользкому после грибного дождика шиферу прошаркать до крепления троса, закрепить там «воздушный велосипед» – а потом оттолкнутся от железобетонного угла опорной панели и заскользить под уклон, до «середины провисания»…

Здесь естественная инерция полёта высоко над землёй заканчивается, и человек в ременной оплётке, руками-ногами болтающий в свободном воздухе – зависает…

Трос старый. Трос вибрирует. Он качается. Он качается слегка влево-вправо, от ветра. А ещё от тяжести, которую он на себе, как давно одичавший конь, чувствует, трос «даёт волну»… В итоге висящего над распахнутой бездной с маленькими детскими «грибочками» где-то далеко под ногами, как они говорили, «спиралит»…

То есть: не качает, а водит на все четыре стороны света, как будто тобой неторопливо сахар в стакане размешивают…

Когда страх и наслаждение немного отпустят гортань и диафрагму, когда нахлебаешься свободного, идущего выше крыш, ветряного потока с мелкой водяной изморосью – надо осторожно браться за две виниловые рукоятки и крутить – как велосипедист педали.

Домкратный ворот даёт одинаковую скорость – что вверх, что вниз. Он не скользит по тросу, а как бы перебирает его стальными пальцами шестерёнок. Тяжесть тянет невероятно легко! Слегка урчит, нагреваясь от механической работы внутри, и от него начинает потягивать прогорклым маслом, машинным нутром…

Никто, никогда, ни трезвый, ни даже обкурившийся, не разрешил бы детям «летать» на канатном «велосипеде» – если речь шла бы о взрослых. Но, как и бывает у юношеского бесстрашия, взрослых никто и не спрашивал…

***

Когда же она безоглядно, по-детски и одновременно по-взрослому, влюбилась в своего Летуна, в своего «Флайбоя»? Наверное, тогда, когда они вскрыли гвоздём по-советски смешной навесной замок на люке чердака и татями проникли на крышу… И стояли у края, напуганные, недоумевающие – как такая нелепость могла прийти в голову им, почти студентам?! Катиться на такой высоте по канатной дороге, на какой-то странной штуковине, сидя задом на ременной петле?!

И, понимая их испуг, «Флайбой» полетел первым. Это было абсолютно естественно – ведь это его искусство, его механизм, его жизненный опыт – кому же ещё первому-то?! Летун не имел ни намерения, ни морального права пускать кого-то вперёд себя…

А вот когда его ноги оторвались от надёжного белокаменного угла и повисли над пропастью, и всё тело, воткнутое в монтажную портупею, как варежка в собачий намордник, полетело с ускорением под уклон троса… Когда Марина со всей ясностью осознала смертельный риск на никем не опробованной прежде трассе… Как спокойно и уверенно он себя держал!

И она со всей остротой поняла: теперь парни есть не только у бойких сестёр Савинцевых, но и у неё тоже! Может, он пока об этом ещё не догадывается, но, по большому счёту, не мужчины выбирают… Им дают поверить, что выбрали они, не более того!

На середине трассы много лет старый трос задумчиво поглаживали узловатые пальцы верхних побегов рослого американского клёна, сорного дерева, которым зарос весь двор. Они тянули выше крыш свои раскоряки, снова и снова расходясь вилками, умножая утончавшиеся стебли…

Летун въехал в эти, похожие на водоросли, хрупкие вершины, и они ощупали гостя с настойчивостью слепца, гладящего заинтересовавший его предмет. Никогда, никогда на этой высоте старый клён-помойник не встречал человека! Даже самые толстые из здешних ветвей, добравшиеся сюда в погоне за Солнцем, были всё же слабоваты для кого-то тяжелее ворон. Вороньи стаи здесь садились, иногда ночевали, осыпая белым помётным «счастьем» припаркованные внизу «жигули» и «москвичи». Но человек влетел в этот веник раскидистых прутьев впервые за всю историю…