– Ты ему веришь, Татарин? – спросил Александра молчавший все это время Громила, мужчина внушительных размеров. – Вдруг он сам завтра приведет сюда НКВД?
–А что нам остается делать? Выйти на дорогу и принять бой, что ли? Да они нас постреляют за пять минут.
В избе снова стало тихо. Тарасов достал из самодельного портсигара папиросу и закурил. За окном было темно и тихо, и только вой голодных волков иногда доносился из леса.
– Это что – волки? – с испугом спросил Хворый. – Жрать, наверное, хотят, вот и воют.
– Не псы, – с усмешкой сказал Космач. – Только и ждут, когда ты выйдешь из дома. Конечно, волки.
Тарасов бросил полушубок на широкую лавку, положил рядом автомат «ППШ», пару гранат и лег, закрыв лицо шапкой.
– Вот тебе и командир! – со злостью произнес Хворый. – Он, вместо того чтобы думать, решил вздремнуть.
Александр приподнял шапку и посмотрел на него.
– Если хочешь, можешь думать за меня, а я немного посплю.
Кто-то из мужчин задул керосиновую лампу, и комната погрузилась во тьму.
***
Всю ночь под окнами выли голодные волки, лишь к утру их вой прекратился, и наступила тишина. Александр, разложив на столе оружие, чистил его.
На дороге, идущей в сторону их дома, показались сани. Тарасов быстро собрал автомат, вставил в него диск и передернул затвор. В дом вошел дед Тимофей. Он кнутом сбил с валенок снег и, сняв шапку, перекрестился.
– Здравствуй, дед! Какие новости привез? – спросил его Александр.
– Плохие, Татарин, плохие. НКВД шарит по деревням. Не ровен час, могут нагрянуть и сюда.
Их голоса разбудили спящих.
– Нужно уходить, пока есть время, – выпалил дед.
– Куда уходить? В лес? – спросил Тарасов.
–Есть одно место. Давайте, одевайтесь быстрее, уходим.
Пока они собирались, старик быстро прибрал посуду со стола.
– Готовы? Тогда пошли.
Старик явно торопился и сразу же погнал лошадь галопом. Минут через сорок они свернули на едва заметную дорогу и помчались по ней.
– Куда ты нас везешь? – поинтересовался Александр.
– Куда надо, туда и везу. У этого человека вчера вечером проверяли дом. Думаю, что сегодня НКВД едва ли будет проверять снова. Да ты не бойся, Татарин. Это надежный человек. Он тебе поможет связаться с «Лесниками».
– Он с ними связан?
– Считай, что я тебе ничего об этом не говорил.
Проехав еще километра два, они заметили небольшой дом, стоявший на поляне. Вокруг него, словно часовые, застыли ели и сосны.
– Вот и приехали, – произнес дед и остановил лошадь.
Набросив на круп лошади попону и бросив ей охапку сена, дед направился к дому.
– Хворый! Проводи деда, – приказал Тарасов.
Тот поднялся с саней и, прихватив автомат, пошел за стариком. Минут через пять на крыльце показалась фигура Хворого, который стал махать им рукой.
– Пошли, – коротко бросил Тарасов и, поправив автомат на груди, первым направился к дому.
Он вошел туда и увидел деда Тимофея и седого старика, который сидел за столом. Его большой с синими прожилками нос чем-то напоминал Александру баклажан. Взгляд старика был неприязненным и колючим.
– Здравствуй, – поздоровался с ним Тарасов.
Старик промолчал. Когда все вошли в комнату, он встал из-за стола и вышел.
– Что с ним? – спросил деда Тимофея Космач. – Что, не рад гостям?
– А чему радоваться? – произнес показавшийся в дверях старик. – Вчера здесь были из НКВД и все перевернули, а сегодня нагрянули вы, защитники. Вы, как надолго? Или тоже – чуть, что и в лес?
– Это зависит от многого, в том числе и от того, как примешь, старик. Накормишь, напоишь, может, и задержимся.
– Вот-вот, – прошипел старик. – Я так и думал. Все вы только пожрать.
– Татарин! Я поехал. Пора, – произнес дед Тимофей и, надев шапку, направился к двери.
– Располагайтесь, – приказал Александр мужчинам и первым стал снимать полушубок.
***
В натопленной избе было тепло. Космач и Хворый спали на печи, а Громила устроился на большой лавке. Из его широко открытого рта вырывался могучий храп.
За столом сидели Тарасов и старик, которого звали Охрим. Он был гуцулом, но всю свою сознательную жизнь прожил в Бессарабии. Он всегда был лоялен к любой власти, которая за время первой мировой войны и революции менялась неоднократно. В 1939 году в его деревню, где он владел небольшой винокурней, пришли русские солдаты. Он и сейчас не знал, чем он им не угодил. Красноармейцы отобрали у него лошадей, угнали скот, сожгли винокурню. На следующий день он вместе со старшим сыном поехал в город, где заседала власть. Разговора с ней у него не получилось. Старшего сына арестовали, а его и двух младших сыновей переселили в Ярославскую область. Вот с того времени он и жил в этом небольшом доме, который построил вместе с сыновьями. Когда началась война, один из сыновей исчез из дома, оставив записку, что хочет вернуться в Бессарабию. Что с ним стало и удалось ли ему добраться до дома, Охрим, не знал. В августе 1941 года его сын был арестован НКВД за профашистскую агитацию. Вместе с сыном были арестованы два эстонца, которые жили в соседней деревне. Помимо антисоветской агитации, их обвинили в том, что они входили в состав организации, которая нанесла значительный ущерб оборонной способности государства. Как было установлено следствием, один из арестованных эстонцев в мае 1941 года установил связь с сотрудниками германского посольства и во время одной из встреч получил обстоятельный инструктаж о самостоятельных действиях в случае войны. Вот этот человек и дал показания на его сына, что он и члены их организации собирали сведения о партийных и советских руководителях, активистах, а также разведывательные данные о частях РККА и военной промышленности, которые они якобы намеревались передать немецкой разведке. Их расстреляли в начале сентября, и с этого времени Охрим жил один под надзором местного начальника милиции, у которого он должен был отмечаться каждую неделю.
– Да, помолотила тебя жизнь, отец, – произнес Александр и, взяв в руки бутыль с самогоном, плеснул его в стаканы.
– А потом пришли ваши, то есть эти, которых ты называешь «Лесниками». Я сначала обрадовался им, думал, что они отомстят за моих детей, но не тут-то было. Первое, что они сделали, это попытались ограбить почту в соседней деревне. Вот там и подстрелил их командира охранник. Через полчаса в село нагрянули солдаты. «Лесников» как ветром сдуло. Они у меня здесь прятались две недели, боялись высунуть нос из леса: люди из НКВД хорошо знали свое дело и пообещали вознаграждение за их поимку.
Он замолчал и, взяв в руки стакан, опрокинул его содержимое в свой беззубый рот.
– Что было дальше? – спросил его Тарасов.
– А что дальше? Один из них оказался местным, вот и решил навестить своих родителей. А отец, царство ему небесное, не принял его. Говорит, мне стыдно, что мой сын – предатель. Когда мать вошла в горницу, оба они были мертвы. Отец ударил его ножом, а тот его – из пистолета. После этого «Лесники» ушли от меня.
– Куда они могли уйти, отец? – задал вопрос Александр.