Душман. Последний выстрел

Восходящее солнце застало их в пути. Первым по тропе шел Лавров, держа пулемет наизготовку. Он был готов в любую секунду открыть огонь по противнику. Вторым шел Артур. Он тяжело дышал и постоянно смахивал капельки пота со лба, которые ужасно щипали глаза. Он нес в руках два своих дипломата. Автомат был закинут за спину и больно бил по ней. Замыкал шествие Харламов. Винторез с оптическим прицелом висел на крепкой, темной от южного загара, шее.

– Капитан? Где Морозов? Почему его не видно?

Павел шел, молча, не отвечая на вопросы Артура. За прошедшую ночь он ничего путного не придумал и сейчас, рассчитывал лишь на то, что время само расставит точки в этом непростом деле. Лес становился все реже и реже.

«Вот вроде бы и пришли к указанному на карте месту, – подумал он. – Где-то там, наверху, был Морозов, который должен подать ему знак».

Павел вышел на узкую дорогу и стал рассматривать местность. Убедившись в безопасности, он махнул Артуру рукой. Тот осторожно вышел на дорогу и бросился к Лаврову.

– Ну, где Морозов? – закричал он.

Павел взглянул на него. Артур явно волновался, так как был чем-то напуган.

– Пошли вперед. Морозов где-то здесь.

Они снова выстроились в цепочку, и пошли дальше, осторожно ступая на камни. Никто из них не исключал, что дорога могла быть заминирована. Лавров остановился и посмотрел на часы. Какое-то внутреннее предчувствие беды заставило его заволноваться. Они вышли к месту в строго оговоренное с Морозовым время, однако того не оказалось на месте. И это его настораживало. Чем дальше они продвигались по ущелью, тем все отвеснее становились его стены.

« Да, здесь без веревок не поднимешься», – успел подумать он, прежде чем увидел Морозова, который стоял наверху. Увидев идущих по дну ущелья товарищей, он замахал рукой, привлекая к себе внимание.

– Мы здесь!!! – во все горло закричал Артур. – Мы здесь!!!

Морозов сбросил веревку вниз и стал ждать, кто рискнет первым подняться наверх. К веревке первым бросился Артур. Он обвязался веревкой вокруг пояса и дернул ее несколько раз, давая понять, что готов к подъему. Павел стоял внизу и ждал, когда кто-то сверху бросит еще один конец веревки, так как знал, что у Морозова были две веревки. Однако, второго конца почему-то не было.

«Что там произошло? – подумал он. – Почему нет второй веревки?»

Артур поднимался кое-как. Два дипломата, висевшие у него на шее, явно мешали подниматься в гору. Наконец он оказался, наверху. Отвязав веревку, он бросил ее вниз. Неожиданно наверху раздался выстрел «Мухи». Граната с шумом устремилась туда, откуда показалась автомобильная колонна с боевиками. Лавров не сразу понял, что произошло. Если это был выстрел по колонне автомашин, то выстрел был крайне неприцельным. Граната взорвалась в метрах сорока в стороне от головной машины. Павел приказал подниматься Харламову, а сам залег за камень и приготовился к бою. Однако, стоило Харламову завязать веревку у себя на поясе, как к его ногам упал второй конец этой веревки. А затем около застывшего от удивления Харламова, упали два трупа. Это были трупы радиста и второго бойца, который был вместе с Морозовым.

– Ложись! – крикнул Лавров своему подчиненному. – Что застыл, словно истукан?

Поверх их голов прошла пулеметная очередь. По команде, из машин стали выпрыгивать боевики. Они быстро рассыпались в цепь и, открыв огонь из пулеметов и автоматов, пошли в атаку.

***

Павел поймал в прицел пулемета гранатометчика и нажал на курок. Очередь ударила сухо. Мужчина, выронив гранатомет, согнулся пополам и упал на камни. Рядом стрелял из винтореза Харламов. Каждый его выстрел был точен. Однако, боевиков было намного больше, и остановить их с каждой минутой становилось все сложнее. Павел заправил вторую ленту и снова начал ловить в прицел боевиков, перебегающих от камня к камню. Из-за камней показался мужчина. У него была черная борода, на голове серая каракулевая папаха. Он махнул рукой, и боевики, встав в полный рост, бросились вперед. До ближайших из них было метров сорок. Лавров хорошо видел их искаженные от криков лица и, не выбирая из них конкретные фигуры, нажал на спуск. Он не сразу понял, что у него закончилась патроны. Он продолжал давить на курок, однако когда до ближайшего боевика оставалось метров десять, он отбросил в сторону пулемет и взял в руки автомат. Павел удивился, почему боевики не стреляли в него, однак, это удивление длилось недолго. Он нажал на спусковой крючок автомата, и боевик упал у его ног, насквозь прошитый автоматной очередью. Одного из чеченцев сразил Харламов, а еще двоих уложил Лавров. Оставив на дороге человек двадцать убитых и раненых, боевики откатились назад.

– Харламов! Как ты? – спросил он бойца, который лежал в метрах десяти от него.

– Жив, товарищ капитан. Вот только патроны заканчиваются.

– Постарайся забрать патроны у убитых. Ты видишь, они практически не стреляют? Это значит, что они хотят нас взять живыми.

– Я тоже об этом подумал, товарищ капитан. Я отложил на всякий случай гранату. Лучше взорвусь, а живым не сдамся.

– Да. Видно придется здесь сложить голову. Вот уж никогда не думал, что умру таким молодым.

Из-за камней показался мужчина с белым флагом в руке. Он прошел метров пятьдесят и остановился.

– Капитан! Руслан Гелаев предлагает тебе сложить оружие и сдаться. Если ты это сделаешь добровольно, он обещает тебе и твоему солдату сохранить жизнь. Мы знаем, что у вас заканчиваются боеприпасы, и вам все равно придется сдаться на милость сильного. Ты слышишь меня, капитан?

– Зачем мне сдаваться? Вы все равно убьете нас. Мы не дети и обманывать нас не надо.

– Значит, нет?

– Ты все правильно понял. Сдаваться мы не будем. Лучше умереть, чем сдаться вам!

Мужчина повернулся и направился обратно. Вскоре он исчез среди камней. Не успел Павел положить перед собой запасные магазины к автомату, как боевики снова пошли в атаку.

– Аллах Акбар! – закричал кто-то из них, и этот клич подхватили сразу несколько десятков мужских голосов.

Лавров теперь уже не выбирал цели, а стрелял чисто автоматически по этим бегущим и стрелявшим в него людям. Его автоматный огонь, словно коса, срезал боевиков, которые, упав на землю, корчились в конвульсиях, кричали и умирали в последнем порыве добежать до того места, с которого он вел огонь. Вставив в автомат последний магазин с патронами, он передернул затвор и направил его в сторону боевиков. Выглянув из-за камня, Павел увидел, что дорога перед ним пуста. Он подтянул к себе левой рукой флягу с водой и сделал несколько глотков. В том, что ему придется погибнуть здесь в этих горах и на этой никому не известной дороге, он уже не сомневался. Он по-разному представлял свою смерть, но вот когда до ее прихода осталось совсем немного, ему стало как-то совершенно безразлично, как он умрет. Краем глаза он увидел выстрел из гранатомета и сразу понял, что это летела его смерть.

***

«Почему я редко ходил в церковь и окрестился лишь в двадцать пять лет? Наверное, поэтому и такая смерть? – подумал Павел и приподнялся на локте. – Кровь сочится медленно, не так, как от пулевого ранения, выходит, буду умирать долго».

Лавров с трудом вдохнул воздух полной грудью. Это все, что он мог сделать. Нестерпимая боль во всем теле, которую он ощущал несколько секунд назад, временно прошла.

«Как же далеко видно с этой высоты, как красив мир!», – подумал Павел, рассматривая горную вершину.

Три дня он не видел ничего, кроме этой земли и покрытых лесом гор. Рядом на земле лежал Харламов, он, похоже, тоже был жив. Они оба были сильно контужены. Неожиданно небо закружилось в глазах Павла. Оно крутилось, словно волчок, все увеличивая и увеличивая скорость вращения. Это продолжалось до тех пор, пока он снова не потерял сознание.

Он пришел в себя от удара ногой в лицо. Его принесли на носилках к машине, около которой стояли два заросших черными бородами боевика. Одного из них он узнал сразу. Это был тот боевик, которого он не стал добивать там, на шоссе, когда обнаружил его раненого в придорожных кустах. На голове второго была серая каракулевая папаха.

– Ну что скажешь, русская свинья, – произнес боевик в папахе. – Я же предлагал вам сдаться.

– Да пошел ты…

Мужчина ударил его массивным ботинком по голове. Резкая боль снова пронзила тело. Вкус солоноватой крови во рту и боль от разбитых носа и губ возвратили его к действительности.

– С добрым утром! – засмеялся Дату. – Вот видишь, «Душман», мы и встретились с тобой. Да ты не удивляйся. Мы все знаем о тебе и твоих бойцах. Расскажи, куда девался ваш третий товарищ, у которого был металлический дипломат. Расскажешь и умрешь сразу, без боли и пыток.

– Да что его пытать, он все равно ничего не скажет! Дай, расстреляю! – нетерпеливо, глотая окончания, по-русски произнес Руслан, родственник Дату.

Он взялся за автомат и выжидающе посмотрел на Гелаева и Дату.

– Погоди! Не спеши, Руслан! Расстрелять мы его всегда успеем. Мне нужно знать, где третий, что был с металлическим дипломатом, – в приказном тоне прошипел Гелаев, как бы нехотя постукивая палочкой по носкам своих новых американских ботинок.

– Я же тебе уже сказал, пошел ты… – одними губами прошептал Павел. – Не понял? Может еще раз повторить?

– А ты, смелый! Хочешь умереть? – схватив его за волосы, прокричал в лицо Лаврова Гелаев. – Тогда умирай!

Он выпрямился и вытер окровавленные руки носовым платком. Посмотрев на белый лоскут материи, испачканной кровью русского офицера, он отбросил его в сторону.

– Дату, расстреляй его перед строем, чтобы все видели, как мы поступаем с русскими, которых захватываем с оружием в руках. Что, так смотришь на меня? – закричал он, глядя на Павла. – Жить хочешь? У тебя есть возможность сохранить себе жизнь. Если примешь сейчас ислам всей душой и расстреляешь русского, тогда будешь жить.

Тут только Павел увидел еще одного связанного пленника, молодого русского парня лет восемнадцати, который стоял недалеко от машины. Кем был этот парень в рваной армейской куртке и разбитым в кровь лицом, он не знал. Руки пленного солдата были связаны за спиной колючей проволокой. Парень издавал стоны и иногда бросал свой взгляд на Лаврова, словно прося у него смерти. Павел молчал. Гелаев сделал к нему шаг и, нагнувшись, поднял его голову за подбородок и заглянул в глаза.

– Чего молчишь, «Душман»? Неужели жить не хочешь? Ведь это так просто, нажал на курок, и нет человека. А, может, ты передумал и сейчас, хочешь рассказать нам о том, где находится твой товарищ с дипломатом? Я уважаю тебя, как солдата, но не могу понять тебя, как человека. Вот ты сейчас умрешь, а этот с деньгами будет жить дальше. Разве это справедливо? Хочешь, я прямо сейчас застрелю твоего бойца?