Из-под крыши от зимней скученности выгнала людей – на простор. Повыше, на полянку.
Там, у домницы, устроилось всё семейство.
Ночью звёзд было не видать – столь много оставалось дневного свету, потому хорошо спалось у огня лишь детям – трём мальчикам, семи, трёх и одного годов, завёрнутым в шкуры. Да с ними – бабушке Евфимье.
А Никифор с Енькой-Енох плели верёвку для вожжей из пеньки и лыка.
На одном конце Никифор крутил деревянный просак, а на другом Енька, внатяг, ссучивала конопляные волокна и пускала между ними лыковое.
– Давай, что ли, сказку скажи, Еня.
– Так ведь я их только по-своему знаю.
– Эка беда. Говори.
Енех негромко начала:
– Егишер Бенце кимеги ен тенге парт…[55 - Однажды Бенце вышел на берег моря…]
2
В сказке говорилось, как угорский парень по имени Бенце увидел в море нерпу. Попросил её перевезти на спине в места, богатые жиром.
Приплавила его нерпа к китовому народу.
– Здорово! Зачем приехал?
– Жиру вашего поесть хочу.
– Поел?
– Спасибо, наелся. Вот только в горле пересохло. Напоите меня[56 - Ижик енгем.].
– Из деревянного корыта попей.
– Эх, вы! Всё ещё без чашек живёте![57 - Эх ён! Нелькуль чеше лакик!]
Подошёл Бенце к корыту, едва пить начал, как вдруг вниз головой полетел в бездну.
Упал прямо в жилище моржового народа.
Далее говорилось в сказке, побывал Бенце у всех морских пле-мён. Но особенно щедро его угощали лахтаки.
За такое гостеприимство он пообещал им сестру отдать.
Отправились лахтаки за невестой.
Прибыли в чум Бенце. Много толкуши[58 - Томег.] съели.
И Бенце выдал сестру замуж за лахтака.
Нырнула девушка с новыми родственниками в лахтачье царство. Слышит, жених говорит:
– Мать, огонь разводи, невестку светом встречай!
Начали девушку окуривать. Приобщили к очагу.
Лахтачий народ собрался. Рассматривают невесту.
Говорят:
– Ой, какая красивая девушка![59 - Ой, милен шеп ланя!]
Тут и сказке конец…
Никифор засмеялся.
– А помнишь, как мы с татой-покойником в Важский городок на плоту ходили? И я эдак тоже глядел с плота в воду да и кунул. Тата меня за ногу выволок. А то бы тоже женился на лахтачке, или красноперке какой-нибудь, или на полосатой окунихе.
– Так ведь мы тогда с тобой уже сговорёны были!
– Отсюда, Еня, и спасение.
3
Больше всего поразил маленького Никифора в том плавании на плоту столб посреди площади Важского городка.
– Гли-ко, тата! Что у русичей на торжище вместо ракиты! И не тряпочки к столбу привязаны, а живой человек!
Руки у мужика были стянуты сзади, и казалось, будто несчастного этим позорным столбом насквозь пронзили.
И на площади не кружение богомольцев под бой шаманского бубна увидел Никишка (как бывало у угорцев), а кураж пьяной ватаги «хотячих», явившихся по зову воеводы Михаила Скряби для похода на непокорную зырянскую Угру.
Босые, в обносках и рвани, вот уже который день ждали они обещанных войсковых кафтанов.
Горланили, безобразничали.
– Петро! Не верь снам! – кричали опозоренному стоянием у столба.
Хохотали бездельники.
Жалостливый Никифор упросил отца узнать, за что страдает человек.
Оказалось, он один из «хотячих» и поплатился лишь за пересказ своего сна.
Привиделось, будто святой Сергий велел ему вернуться домой, перестроить избу в три жила и тогда станет он важским воеводой!
Мужик рассказал сон товарищу.