Быть христианином

Быть христианином
Александр Мень

Христианство бросило вызов многим философским и религиозным системам. Но одновременно оно ответило на чаяния большинства из них. И самое сильное в христианской духовности – это именно не отрицание, а утверждение, охват и полнота.

Протоиерей Александр Мень

Быть христианином

Текст лекций подготовлен по магнитофонным записям, Издание третье, дополненное

Редакционная коллегия

Роза Адамянц, Наталия Григоренко, Павел Мень

Предисловие

Не так часто сводит нас жизнь с выдающимися людьми. Еще реже – с людьми, которых горячо любишь с первой встречи. Именно таким был Александр Мень.

Разумеется, задолго до нашей встречи я знал его как автора прекрасных книг, читал их страницы по радио, черпал из них много полезного для «Авиапочты», восхищался его знаниями и смелостью, мечтал познакомиться с ним. Но не ожидал, что он окажется простым, веселым, общительным человеком, и удивился, что при его-то загруженности он дает всем свой домашний телефон.

Я благодарен Богу за те несколько часов, что мы провели вместе, а еще больше – за огромное наследие, оставленное отцом Александром людям: книги, статьи, лекции, а главное – любовь: ко Христу и ближнему.

Когда убивают христианина (а отец Александр был прежде всего и превыше всего христианином), то уместнее звучит извечный российский вопрос: «Что делать?» Как достойно продолжить его дело? Как стать христианином – таким, как он, или другим, но христианином?

Накануне гибели он прочитал в Московском Доме техники на Волхонке свою последнюю лекцию. В ней развиваются и поясняются некоторые из мыслей, высказанных отцом Александром в нашем интервью.

Марк Макаров[1 - Марк Макаров – заведующий редакцией христианской апологетики «Славянского евангельского общества», журналист, ведущий радиопередачи «Авиапочта» (Беседы с неверующими).]

Быть христианином

Интервью 29 июля 1990 г.

Марк Макаров: Отец Александр, вопрос, на который я иногда сам отвечаю, хочу от имени радиослушателей задать Вам: нужно ли быть христианином? И если нужно, то зачем?

О. Александр Мень: Тут есть, пожалуй, один-единственный ответ. Он заключается в следующем: человек всегда стремится к Богу. Нормальное состояние человека – в той или иной степени быть связанным с Высшим, с Идеалом.

Даже когда этот Идеал в сознании человека искажен, обеднен. Даже когда он превращен вообще во что-то светское.

И все-таки эпоха сталинизма, маоизма и прочих «измов» показала, что человек, у которого отнят Бог насильственно, – все равно стремится к псевдобогу. Он заменяет истинную веру идолопоклонством, и все равно инстинкт стремления к Богу сохраняется.

Но совсем иначе выглядит дело, когда мы ставим вопрос: а почему же христианство?

Священные книги?

В каждой религии есть священные книги, иногда очень высокого качества и высокого духовного полета и поэтического свойства. Многие священные книги Востока – скажем, индийские: Махабхарата, Бхагаватгита как часть ее, буддийские сутты имеют богатое содержание и написаны великолепно. Что тогда еще?

Искусство?

У нас сейчас часто восхищаются древнерусским искусством. Да, я сам очень его люблю, и оно для меня неотделимо от всей духовной культуры; но, говоря объективно, если смотреть не пристрастно, как я, а со стороны, – то искусство Древней Греции с ее религией, искусство индийской духовности, все пагоды, храмы, все это прекрасно. А в мечетях разве нет своей прелести? Я был в Бухаре, смотрел на мечети – в них тоже голос Божий как-то запечатлен… И если брать эстетические критерии, то – кто знает, это субъективно, может быть, тогда религия Зевса и Афины будет лучшей… Есть много древних (и новых) прекрасных культовых сооружений, у всех религий, поэтому христианство не может сказать, что оно обладает здесь козырной картой. Тогда почему же христианство?

Нравственность?

Да, конечно. И я рад, что сегодня в нашем обществе признают высокие нравственные ценности христианства. Но было бы ложью и пропагандой утверждать, что за пределами христианства не существует нравственных ценностей. Это говорится либо в пылу полемики, либо от невежества.

Я не имею здесь возможности вам пересказать нравственные доктрины всех народов, но, безусловно, высокие этические идеи содержатся в писаниях стоиков, буддистов. Естественно, в Ветхом Завете (который хотя и связан с христианством, но все-таки дохристианская религия). Да, конечно, там есть и иные мотивы. Да, в Ветхом Завете есть суровость, которой, как утверждают у нас, нет в Новом. Но это тоже аберрация сознания. Ибо Господь наш Иисус никогда не был сентиментален, и суровых обличений у него достаточно. Надо читать Евангелие только с помощью розовых очков, чтобы не слышать голос: «Горе вам, книжники и фарисеи!» или: «Отойдите от меня, проклятые, в огонь вечный!» Это же не сентиментально!

Конечно, у христианской этики есть свои особенности. Тем не менее, если б кто-то пришел со стороны и начал сравнивать этику христианства и этику, скажем, стоицизма (Эпикура, Эпиктета, Сенеку – тех, кто жил почти в евангельскую эпоху), нашел бы там очень много общего с Евангелием, хотя греческие философы ничего этого не читали.

Но в чем же дело тогда, почему христианство? Не остаться ли на позиции окончательного плюрализма религий? На позиции, согласно которой Бог открывается или познается в любой форме религии? И в таком случае исчезают идея и вера в абсолютность христианства.

Так вот. Мне кажется, ничто не доказывает абсолютность христианства, кроме одного: кроме Иисуса Христа. Ибо каждый из учителей, создавших мировые религии, я уверен, говорит нам истину.

И давайте прислушаемся к ним. Будда говорит, что он достиг состояния абсолютной отрешенности после долгих и упорных упражнений. Мы можем ему верить? Можем, почему нет, это великий человек, он добился этого.

Греческие философы говорят о том, с каким трудом интеллект добирается до идеи Бога и духовного мира. Это истина.

Или Магомет, который говорил, что он чувствовал себя ничтожным перед Богом, что Бог ему взял и открылся, сам же он перед Ним как муха. Можем мы верить? Да!

И вот среди них единственный, Который говорит от Своего лица как от лица Бога: «А Я говорю вам», или, по Иоанну: «Я и Отец одно». Никто из великих учителей мировой религиозной мысли никогда ничего подобного не говорил. Таким образом, единственный случай в истории, когда Бог открывает Себя через конкретного Человека в некой абсолютной полноте, – это тот случай, который мы имеем в Евангелии.

Иисус, проповедующий мораль, – это исторический миф. За одно это не могли б его распять.

Иисус, назвавший себя мессией? Ну, почему ж тогда не распяли Бар-Кохбу, который тоже называл себя мессией? И много было лжемессий. Чем вызвал Он такую любовь и такую ненависть? «Я есть дверь», – сказал Он. Дверь в вечность. И мне кажется, что все ценное в христианстве лишь потому ценно, что оно Христово. Если оно не Христово, оно в такой же степени принадлежит исламу или буддизму.

Всякая религия есть путь к Богу, догадка о Боге, приближение человека к Богу. Это вектор, устремленный снизу вверх. А явление Христа – это ответ. Это вектор, идущий с Неба к нам. С одной стороны – находящийся в рамках истории, с другой стороны – ни на что не похожий.

Христианство потому уникально, что уникален Христос.

Теперь давайте подумаем о том слушателе, который сейчас находится на распутье: ну хорошо, откуда я знаю, что Христос действительно был Тем, за Кого Себя выдавал? Откуда я знаю, что Библия говорит правду? Как мне разобраться в разных религиях? Что мне ответить родителям-атеистам или кришнаитам, которые на площади танцуют? Почему я должен приходить ко Христу? Только потому, что отец Александр, или Марк Макаров, или другие считают, что Библия говорит правду? Как мне проверить, правы ли они?

Во-первых, для человека, который все-таки имеет какие-то религиозные представления, ответ может быть тот же, что я уже сказал: надо верить всем. Если мы верим, что Магомету открылся Бог, – почему мы должны делать исключение для Основателя христианства и отвергать Его свидетельства? Если мы верим, что Бог открывается, – Он открывается всем по-разному. И я верю, что в каждом великом учителе Бог как-то действует, поэтому нет никакого основания говорить: «А вот Иисуса Христа мы отстраним». Нет. Они все правы – значит, прав и Он, сказавший о Себе: «Я и Отец одно».

Но если мы говорим о безрелигиозном сознании, то я отвечу словами Писания. Вы прекрасно помните, что ответили апостолы Нафанаилу: «Пойди и посмотри».

Это то, что надо увидеть, почувствовать, то, что надо пережить. Нельзя математически доказать красоту Девятой симфонии или какой-нибудь великой картины – скажем, рублевской «Троицы». Ее надо сначала увидеть, с ней надо осуществить внутреннюю встречу – и поэтому Христа надо искать и попытаться с Ним встретиться. И если этого не будет – никакая система доказательств не может быть здесь убедительной, она будет только, так сказать, схемой, мертвой схемой. И верить во Христа надо не потому, что кто-то сказал, а потому, что это сказанное призывает тебя самого: узнать.

Вера – от слышания, говорит апостол. И вспомните, что было с самарянами, когда пришла женщина и сказала им: «Вот такой человек, мне все предсказал». Они удивились, и когда пошли и послушали Иисуса сами, они сделали вывод: «Вот теперь-то мы уже сами это поняли. Не потому, что ты нам говорила, а мы поняли на собственном опыте».

Это – научный подход, сугубо научный. Дело в том, что наука без опыта далеко не может продвигаться. Вот и в данном случае опыт играет огромную роль. Здесь опыт внутренний, духовный. Это реальность, с которой человек должен встретиться. Если он хочет о ней судить, не пытаясь с ней встретиться, к ней прикоснуться, то эта попытка с негодными средствами. Увидеть Христа можно только сердцем. Научно (чисто, так сказать, внешним путем) можно узнать другие вещи: что Он действительно существовал, какова была среда, которая Его окружала, и так далее. Эти вопросы – важные, но для веры они вторичные.

А как быть тем людям, которые настолько глубоко восприняли свое атеистическое воспитание (и таких людей немало), что слушают нас сейчас и думают: «Оно бы хорошо, если б все было так, как вы говорите, но ведь всем же известно, что Бога нет».

Я думаю, что наоборот – всем известно совершенно противоположное. Именно (я с этого и начал) массовое идолопоклонство людей, у которых отняли Бога, доказывает (и это, кстати, еще Мао Цзэ-Дун понял) – доказывает, что человек не может существовать без Бога.

Бог есть исходное начало для всего; потому что человек живет в мире только потому, что верит в смысл этого мира. Еще Альберт Эйнштейн говорил: человек, который не верит в смысл бытия, – непригоден для жизни, вообще. Значит, любой атеист, который говорит, что он не верит в смысл бытия, на самом деле, в глубине души, в подсознании – он верит, и подменяет это разными другими этикетками.

Человек стремится к воде, потому что она ему нужна, – это объективно. Ему нужна пища – это объективно; и многое другое.

Ничего вымышленного нет. Если человек стремится всегда видеть некий высший смысл бытия, и перед ним благоговеть, и с ним соотносить свою жизнь, то это значит, что эта потребность – не просто продукт какого-то болезненного состояния, а нормальное состояние человеческого рода.