И снова о любви
Александр Михайлович Шустерман
Любовь, что только о ней ни писали! В повести «И снова о любви» она выступает главным героем, проявляясь и перерождаясь заново в разных поколениях, превозмогая смерть и забвение. Действие начинается во второй половине прошлого века с истории любви двух старшеклассников и продолжается в наши дни.В истории переплетаются два времени, и на ее развитие не могут смотреть без участия высшие силы, где тоже не все чисто, и холодный расчет зачастую замешан на амбициях и страсти. Книга содержит нецензурную брань.
И снова о любви
Александр Михайлович Шустерман
© Александр Михайлович Шустерман, 2021
ISBN 978-5-0053-9748-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Many ideas grow better when transplanted into another mind than in the one where they sprang up.
Oliver Wendell Holmes
* * *
Небольшой костер дымил и потрескивал влажными ветками на утоптанной площадке возле небольшой избушки в лесу. Уже почти стемнело, и Димка с Саньком и Витей, вернувшись с разведки места завтрашней охоты, собирали на стол, ужинать. Над костром висел видавший виды, закопченный котелок, в котором варилась перловка. Димка добавил в котелок тушенки, и мясной запах защекотал ноздри. Искры снопами взвивались вверх от очередного треска ветки в костре. Димка задумчиво помешивал варево длинной ложкой. Витька нарезал хлеб и луковицу. Разлил водку по трем стопкам. Раздал приятелям.
– Ну, будем. – Все трое выпили.
Через какое-то время Витька нарушил молчание.
– Димон, ты со своей-то что? Расстались вы?
– Ох, Витек… Долго можно говорить. Да смысла немного. Расстались мы. Другого она себе нашла. Была у меня надежда, поговорить с ней, может, передумает. Да вот… – Димка вздохнул, – Поговорили. Не передумала. Так что надежды тут уже и нет. Расстались.
В лесу захохотала какая-то ночная птица. Димка вздрогнул, обернулся.
– Ну и фиг с ней, Димон. – Витька взял со стола кусок лука и смачно им хрумкнул.
– Я тебе так скажу, не ждала, и не надо. Только хуже будет. Насильно мил, сам знаешь, не будешь. А девок, ты в курсах, у нас в достатке. На любой вкус. Одна не по душе – другую бери. Я, вон, свою Светку, не сразу разглядел. Было у меня их, любовей, несколько… Особенно вторая, Марьяна, ух, потрепала мне нервы!.. стерва та еще была. То ей не так, и это ей не эдак. И одеваюсь я не представительно, и цветы, видишь ли, ей такие не нравятся. Все носом воротила, и меня за нос водила. А оно ей, как оказалось, вовсе и не по любви было. Интересу ради меня держала, стерва. Сейчас как вспомню, аж зло берет. А я наивный был, совсем. Велся.
– Марьяна – известная … – вставил словцо Санек. – С ней Андрюха гулять думал. Она с ним на пару свиданок сходила, мороженого слопала и послала его куда подальше. Хоть не дурила долго мозги ему.
– Да, она такая… – Витек сплюнул сквозь зубы. – По второй?
– Давай. – Димка поставил свою стопку на стол.
Выпили.
– Че там, Дим, готово уже? – Санек голодно посмотрел в сторону котелка.
– Похоже, что да. – Димка попробовал ложкой крупу. – Нормально. Прошу к столу!
Все расселись, каждый положил себе из котелка.
– Ну, а ты, Санек? У тебя-то что на любовном фронте? – поинтересовался Димка.
– А я не тороплюсь. – Санек уплетал кашу с мясом за обе щеки. – Отношения, свадьба, женитьба, обязательства! Не по мне это все. Мне погулять охота. И девушки мне с серьезными намерениями не надо. Вон, девиц веселых сколько. Погуляли, помиловались и разошлись. Только предохраняться не забывай. А не то… прощай веселая жизнь. Хотя, кто ей в случае чего запрещает сходить в больничку? Делов-то на полчаса!.. так что, народ, я пас. Мне рассказать нечего. Разве что была у меня одна… ух, огонь девка была! Что вытворяла! И квартира у нее была. Не по углам и не в парке тебе на скамеечке, на аллейке темной! Так вот она…
– Давай по третьей, охальник! – засмеялся Димка. – Казанова-мастер! Наливай давай!
Тихо потрескивал костер. За столом шел неторопливый разговор трех приятелей. Обсуждали важные для молодежи вещи. Сноровку, удаль, прочее…
– Так, уважаемые! – Витька поднялся. – Харэ лясы точить. Завтра вставать чуть свет. Давайте прибираться тут, и дрыхать. В избе или на лавках, или на полу можно. На горшок и спать!
Ночью Димка спал неспокойно. Ворочался. Снилось всякое. Девица. Белобрысая. Обнаженная. Длинные ее волосы скрывали наготу. Видно было как в тумане. Ходила по лесу, показываясь вдруг из-за деревьев. Строила ему глазки. Звала. Шепотом.
Димка проснулся в холодном поту. Посмотрел на часы. Час до подъема. Похоже, не стоит ему больше пить. И девушку себе найти стоит. Вот, вернутся они, в тот же день пойдет он в клуб, на танцы. Или познакомится с этой, что родители говорили, с Тоней, или как там ее… С этой мыслью он забылся неглубоким сном.
Димка шел по лесу в сторону заросшего озера, где они собирались бить утку. Пожелтевшие кусты обдавали брызгами холодных капель, когда он неосторожно задевал их прикладом ружья. Он старался идти как можно тише, чтобы бесшумно подобраться поближе к воде, где по словам Витьки обитали птицы, нагуливающие жир и готовящиеся к перелету на юг. Витька шел метрах в ста от него справа, а далеко слева Санек заходил сбоку, чтобы спугнуть уток и поднять их на крыло. Тогда Димка и Витька смогут стрелять по летящим мимо птицам. Такой у них был план. Стрелять нужно было упреждающе – на несколько утиных корпусов вперед – это Димка понял из объяснений Витьки. Стояла тишина. Он слышал только свои тихие шаги и дыхание. С непривычки он запыхался, и, пытаясь не производить большого шума, старался выровнять дыхание, глубоко вдыхая воздух открытым ртом. Эти попытки не принесли результата. Он продолжал пыхтеть, останавливаясь перевести дух через каждые несколько десятков метров.
«Не надо было вчера пить,» – подумал он. «Здоровья это однозначно не прибавляет». Впереди показался просвет в деревьях – до берега было уже близко. Едва Димка снял ружье с предохранителя, как вдруг услышал крик. Слева. Это Санек. Впереди послышалось крякание вспугнутых птиц, захлопали крылья. Димка вскинул ружье. Крик повторился. Но почему? Санек должен был выстрелить, и выстрелом спугнуть птиц. Почему он кричит? Что-то случилось? Димка прислушался. Крик снова донесся. Санек звал на помощь. Что уже могло там случиться? Может, зверь? Так у него же ружье с собой… мысли эти мелькали в голове у Димки, пока он несся, не разбирая дороги, на крики товарища. Он продирался через заросли, ветки кустов хлестали его по ногам. Внезапно он провалился по колено в топкую темно-зеленую жижу. Холодная вода неожиданно обожгла ноги. «Санек наверное забрел в болото» – лихорадочно подумал Димка. «Но оно же в стороне… напутал он, что ли… пошел не туда?» – Димка начал нащупывать дорогу ногой, но через пару шагов взял ружье, и стал им, как шестом, щупать впереди себя. Он уже видел Санька впереди метрах в пятнадцати. Тот по плечи ушел в трясину и, взмахивая руками, пытался удержаться на поверхности. – «Утопил ружье, обалдуй. И че только поперся сюда?» – подумал Димка, а вслух крикнул:
– Держись!!! Попытайся схватиться за ветки! Справа! Справа!..
Справа от Санька и в самом деле рос чахлый куст, но до него было не дотянуться. Димка по колено в воде искал место посуше, чтобы подойти поближе. Жижа жадным чваканьем отзывалась на каждый его шаг. До Санька оставалась пара метров, когда Димка, растянувшись на кочке посуше, протянул ему свое ружье, чтобы тот ухватился за ремень. Тогда бы он потихоньку подтащил его к себе. Впереди, с той стороны топи вдруг что-то мелькнуло. Димка поднял взгляд и увидел улыбающуюся чумазую девушку в редких зеленых лохмотьях. Белые грязные волосы свалявшимися веревками спадали ей на плечи. В улыбке ее сквозило злорадство…
«Это еще кто?» – подумал Димка, но не остановился и протянул дальше Саньку свое ружье, перехватив его за ствол. Потом снова взглянул наверх. На той стороне топи никого не было. И вдруг Димку оглушил грохот выстрела. Лоб его что-то обожгло, и единственное, что он успел, это удивиться, как глупо, однако, все получается…
Санек схватился не за ремень, а за приклад, и, в очередной раз взмахнув руками, чтобы перехватить ружье повыше, соскользнул и нажал на курок…
Он смог выкарабкаться из топи, и теперь лежал рядом с мертвым Димкой, оглашая громкими, истошными криками окрестности, рыдая в голос, потому что совсем того не хотя, по страшной и глупой случайности, застрелил своего друга, друга детства, который спас его только что от неминуемой смерти.
* * *
Дождь хлестал по лобовому стеклу, щедро рассыпая свои холодные капли. Уже стемнело, и свет фар встречных машин раздражающе слепил. С работы домой. Из дома на работу. И снова домой… заколдованный круг. Поди, вырвись из него. Выход надежно спрятан, скрыт за повседневной рутиной, за чередой процедур, которые прописал старший, самый основной Главврач жизни.
Вечер. Снова усталость наваливается, мягко, парализуя, и отбивая желание что-либо делать. В последние несколько месяцев это повторялось изо дня в день. Среди дня, в мелькающих в голове идеях виделись грандиозные начинания, которым можно было посвятить вечер. И превратить их, например, в дело жизни. Ну, или, на худой конец, просто в хобби. И очень хотелось, чтобы рабочий день поскорее кончился. Но, когда он уже заканчивался, предательская усталость сковывала мысли и не позволяла заняться тем, что еще пару часов назад вызывало такое воодушевление и прилив сил. Вечерами не хотелось уже ничего. Добраться домой, что-нибудь перехватить, приготовленное на скорую руку, и смотреть в экран, читая давно замусоленный текст книжки, пока глаза не начнут слипаться. Тогда спать. а наутро снова ощущение упущенного времени и возможности что-то изменить. Впереди рабочий день с надоевшей до чертиков работой, с ее напрягами и вечно недовольным начальством…
Радио было едва слышно. Вечерние новости, как всегда, переливали из пустого в порожнее. Сегодня в передаче дикторы мыли кости очередному проворовавшемуся и пойманному за руку политику. Пропесочивали кого-то еще, кто был в свое время слаб на передок. И вот теперь ему это сильно припоминают, как раз когда он имел нахальство пойти против главного, выдвигая себя в возможные цари местного уголка вселенной. Все было обыденно и противно. Хотя, с другой стороны, желание подглядывать в чужую жизнь заставляло продолжать прислушиваться к радио-бубнежу. В конце концов, при всей непотребности контента, радио не давало заснуть. Это было еще одной причиной, почему ему все еще позволялось жить на приборной доске машины.
– Добрый вечер, тетя Люда, – проходя мимо почтовых ящиков, окликнул он соседку по подъезду. В тусклом желтушном свете лампочки, одиноко свисающей с потолка, пожилая уже соседка выглядела слегка жутковато, и только задорный блеск глаз и добрая улыбка разбавляли это неожиданное впечатление.
– А, это ты, милай… – она слегка тянула гласные и акала на местечковый манер, – и тебе не хворать. С работы?
– Ага.
– Поздно ты, Леш… вон – ночь почти на дворе. Что ж за работа-то такая? С утра и до ночи…
– И не говорите, теть Люда. Давно уже пора в отпуск с таким графиком… хотя, похоже, нужно в отпуск на Марс лететь. Чтоб не дергали. Да и оттуда достанут.
– Никакой личной жизни. Прямо Стаханов, да и только!
– Ударник каптруда.