Палыч и Игорёк. Трилогия

– Здесь везде пишут, везде снимают, – говорил он, очень подозрительно оглядываясь по сторонам. – Статья восемь-восемь тебе ничего не говорит? То-то. Ты сейчас записал два доллара, а завтра придёшь на вылет, тебя таможенник попросит показать эти два доллара, и что ты покажешь? Сразу статья восемь-восемь – валютные махинации.

– Может, купить? – спросил реально напуганный второй пилот. – Сейчас что-то двадцать пять – тридцать рублей доллар стоит.

– Вот – это первая ошибка, – поднял указательный палец вверх штурман. – А откуда ты знаешь, что это не таможенник вынул у тебя этот доллар, когда валютную книжку проверял? А? Так вынули у тебя доллар и наблюдение за тобой поставили. Ты дёрнулся покупать, и – оба-на, браслеты и статья. А у них погоны и награды.

– Так, может, написать заявление, что я потерял? – обескураженно предложил Игорь.

– Нет, тогда уже лучше сразу явку с повинной. Срок будет условный, но про авиацию можешь забыть.

– И что, ничего уже нельзя сделать? – в отчаянии спросил второй пилот – растяпа.

– Ты всё, что мог для собственного спасения сделать, уже сделал, – успокоил опытный покоритель международных трасс. – Обратился ко мне. Теперь слушай внимательно и ничего не записывай, – сказал он, опять очень подозрительно оглядываясь по сторонам. – В следующий раз приходишь на вылет и записываешь в валютную книжку один доллар, который у тебя есть. Таможенник сразу увидит несоответствие и резко, глядя в глаза, спросит: «А где ещё один доллар?» А ты так спокойно: «Дома. Показывал ребёнку, как выглядит доллар, и забыл положить в кошелёк». Ещё раз повторю: спокойно. Он тебя услышал и по инстанции доложит, мол, есть подозреваемый. Может, наружку за тобой пустят, может участковому сообщат, но ты в упор не замечаешь этого внимания к собственной персоне. Потому что уже в следующей командировке ты собираешь мелочью сумму в один доллар. Когда в страну въезжаешь, то мелочь не записывается. А уже на следующую командировку прибавляешь к имеющейся у тебя валюте ещё один доллар. Таможенник уже готов тебя захапать, а ты тут раз – и всё! У тебя всё сошлось. Он такой ещё надеется, что зацепит тебя, типа предъяви доллары. А ты – бах! – и показываешь доллары и ещё один центами. Всё, ты на свободе – враги в дураках.

– Спасибо, – только и мог вымолвить после этого триллера в исполнении своего коллеги Игорь. – Что бы я без вашего совета делал?

– Сухари бы сушил, – уверенно произнёс ветеран, и Игорь ему поверил.

Это уже потом ему коллеги объяснили, что штурман по фамилии Комаров где-то потерял третью букву своей фамилии, и эта буква была «ш».

ЭНСК

Палыч, вернее, как мы уже выяснили, Сергей Палыч, летел в Энск на крыльях. В прямом и переносном смысле. Будущее было непредсказуемым и туманным, каким оно всегда и бывает, когда решено начинать с нуля.

Конечно, авиацию оставлять Палыч не собирался. Можно будет устроиться в каком-нибудь подмосковном аэропорту дежурным штурманом, что проблематично, но мотористом его точно возьмут. Со временем можно будет восстановиться на лётной работе. Впрочем, всё это меркло на фоне того, что Палыч решил быть счастливым. А общение с Наташей убедило его, что это возможно. И самое главное, он узнал, что это такое – быть счастливым.

И для достижения поставленной задачи нужно было написать заявление об увольнении, отработать положенные две недели и начать исполнять план.

Итак, первый пункт плана – написать заявление об увольнении по собственному желанию. Для этого Палыч прямо по прилёте в Энск направился к командиру эскадрильи. Очень хотелось, отдавая заявление, бросить начальнику в лицо, что ему, Палычу, от начальника ничего не нужно, кроме подписи под заявлением, которую тот не может не поставить.

Но реальность вносит свои коррективы в наши планы. Палыч уже приготовился высказать всё, что накипело, но не застал в кабинете объект своего негодования. А застал на месте командира авиаэскадрильи Анатолия Ивановича. Тот спросил, по какому поводу Палычу нужен начальник, и, выслушав его, удивился:

– А увольняться зачем? Пройди комиссию, восстановись на лётной работе и увольняйся.

– Мне командир не подпишет направление на медкомиссию, – объяснил свои действия Палыч.

– Подпишет как миленький, – ответил Анатолий Иванович, достал соответствующий бланк, вписал фамилию и инициалы Палыча, расписался и поставил печать. – Вот видишь, уже подписал.

Палыч взял направление и со смешанными чувствами покинул кабинет. С одной стороны, рушились его планы через две недели на новом месте начинать новую жизнь с нуля, но с другой стороны, справедливость начинала торжествовать.

В штурманской Пал Степаныч рассказал, что у них теперь новый командир эскадрильи. Анатолий Иванович звать командира. А прежнего сняли и перевели во вторые пилоты, потому что тот полетел с Серёгой Ихотиным на тренировку готовить того к подбору посадочных площадок с воздуха. Площадочку подобрали коротенькую, ветерок вроде штиль, а у земли попутный оказался. И на пробеге стало понятно, что не хватит площадки. Серёга правильно решил крутануться – дал ногу, зажал тормоза, а комэска не понял и, когда увидел, что самолёт ведёт влево, дал правой ноги. А он физически посильнее Серёги и пересилил попытку тренируемого, себе на голову. А дальше простая механика: тормозную гашетку Сергей зажал, командир поставил педали нейтрально, затормозив тем самым оба колеса. Результат – капотирование. Самолёт лежит вверх колёсами. Сейчас самолёт восстанавливают. Комэска во вторые – он же старшим на борту был. Ихотину талон номер один изъяли. Хотя по закону с него-то какой спрос? Он только тренировался.

Палыч испытал двоякие чувства. С одной стороны, вроде бы и справедливо, а с другой стороны, как лётчик он понимал, что? участники события (пусть и не те люди, за которых он переживал) сейчас чувствуют. И сочувствие перевесило злорадство.

И в результате этого инцидента Палычу пришлось задержаться, чтобы приезжать к любимой не с пустыми руками, а действующим пилотом. Разница была столь ощутимой, что Палыч согласился провести ещё какое-то время в Энске.

Палыч должен был звонить Наташе вечером каждую пятницу. Для чего нужно было ехать в центр города в пункт междугородной телефонной связи. Сейчас это трудно понять, но были времена, когда не было мобильных телефонов. Ни у кого не было. Их ещё не придумали. И стационарные телефоны были далеко не у всех. У Наташиных родителей, с которыми она жила, телефона не было. Был телефон у Наташиной бабушки, которую она всегда посещала по пятницам после занятий. А теперь ещё и для того, чтобы дождаться звонка Сергея.

Но в ближайшую пятницу позвонить не удалось, потому что в это время Палыч был в самолёте – летел пассажиром из краевого центра, где прошёл медицинскую комиссию для восстановления на лётной работе, в Энск. В следующую пятницу Палыч уже летал с инструктором программу восстановления после перерыва, и ночь их застала на посадочной площадке, куда они привезли врача. В течение дня врач два раза присылал машину, чтобы его ждали, потому что придётся везти больного в Энск. Когда стало понятно, что придётся переночевать, Палыч пошёл в ближайший дом позвонить, но хозяин объяснил, что телефон только на почте и в сельсовете, которые до утра закрыты.

Почему-то в другие дни Палыч звонить боялся, памятуя строгость нравов Наташиной бабушки, но когда в очередную пятницу пришлось по погоде заночевать вдали от таких благ цивилизации, как телефон, он набрался смелости и позвонил по заветному телефону в субботу.

Услышав голос Наташиной бабушки, Палыч стушевался и не знал, как представиться. Но строгий голос с хорошей дикцией и правильной артикуляцией на том конце провода всё же позволил разговору начаться:

– Что же вы мямлите, молодой человек? Вы, скорее всего, Сергей и хотите переговорить с Натальей. Прежде чем я передам ей трубку, я считаю себя обязанной отметить, что не сомневаюсь в наличии объективных причин вашего столь продолжительного молчания. Но хочу заметить, что в наше время уже изобретён телеграф, который позволяет пусть и коротко, но предупредить об этих объективных обстоятельствах.

Палыч не успел ничего сказать, но в трубке уже услышал родной голос любимой:

– Бабушка, бабушка, дай трубку, – и уже Палычу: – Серёжа, как я рада, что ты позвонил. Я волновалась. У тебя всё в порядке?

Когда уже через две недели Палыч общался с бабушкой лично, она принесла свои извинения за то, что адресовала Сергею упрёки, которые, по сути, заслужила почта, не доставившая ни одну его телеграмму по адресу.

Бабушка Наташи была небольшой хрупкой женщиной, в которой в равной степени наличествовали твёрдость и обаяние.

После общения с бабушкой Сергей сказал Наташе, что по голосу он представлял бабушку совсем другой – большой и властной.

– Она такая и есть, – ответила Наташа. – Но ещё и добрая и мудрая.

– А как же ты ей объяснила, что ждёшь звонка от мужчины, с которым знакома меньше года? – шутя спросил Сергей.

– Знаешь, как я боялась, – сказала Наташа. – А она сказала, что год нужен для того, чтобы понять и быть уверенной, что любишь и любима. И порадовалась, что у меня на это ушло много меньше времени.

ВЕРОНИКА

За эмоциями и переживаниями Сергея и Наташи я как-то упустил довольно значительное событие. Отъезд Палыча из Энска. Когда все положенные программы были отлётаны, проверки пройдены, приказы подписаны и документы выданы, Палыч зашёл в кабинет к Анатолию Ивановичу. Поблагодарить и проститься.

Командиру было приятно, хотя и говорил, что ничего особенного для Палыча он не сделал. Но Палыч сказал, что вернуть веру в справедливость – это дорогого стоит и он хотел бы проставиться, как положено.

И тут командир эскадрильи Анатолий Иванович, которого Палыч знал столько времени, сколько трудился в Энске, а это значит – всю лётную жизнь, ошарашил.

– Так я не пью, совсем, – сказал Анатолий Иванович. – Как эта новость мимо тебя прошла?

Очевидно, что вид Палыча выказал всё же его изумление, несмотря на то что Палыч очень старался этого не показать. Но командир уже привык к подобной реакции.

– Мне внучку прислали на каникулы, – просто объяснил он резкое изменение в своей жизни. – Мелкая, в четвёртом классе учится, но посмотрит в глаза – и мурашки по телу. Я с работы пришёл подшофе. Она встретила радостная, обняла, а потом отстранилась и говорит: «От тебя как от папы пахнет. – И добавляет: – Ты хочешь, чтобы я и тебя разлюбила? Хочешь, чтобы я была несчастной?» Знаешь, как страшно стало? Я думаю, ножом в сердце не так больно, как мне было от её слов. И всё, отрезало. Так что если хочешь приятное старику сделать, приходи вечером на чай. Маня будет рада, и внучка любит общение.

Палыч даже немного смутился, когда увидел просительный взгляд своего уже бывшего начальника, и пообещал прийти.

По дороге в гости Палыч зашёл в центральный гастроном, где за заведующей был должок (Палыч ей недавно на свадьбу дочери привозил осетров). Так что Палыч пошёл в гости не с пустыми руками, а с чудом невиданным, по крайней мере для Энска – двумя тортами «Птичье молоко».

Анатолий Иванович жил в пятиэтажке в центре. Палычу приходилось там бывать, когда доставлял своего шефа домой после затянувшихся застолий. Тётя Маша, жена командира, всегда на удивление спокойно забирала мужа, который, увидев супругу, становился смирным и послушным и, стараясь изобразить трезвость, лепетал: «Манечка, ни в одном глазу. Ей-богу, ни капли, Манечка».

Тётя Маша встретила Палыча очень приветливо, поздравила с изменением семейного положения и шутливо добавила, что ещё одной несчастной в их полку прибыло.

Анатолий Иванович очень обрадовался, будто сомневался, придёт ли бывший подчинённый, и громко позвал:

– Вероника! У нас гости.

Из комнаты вышел очень серьёзный человек одиннадцати лет с не по-детски грустными глазами и русой косой.