Записки рыболова-любителя. Часть 6. Ельцинские времена. Том 6.1. Главы 557-624

Я попытался его разуверить:

– Ещё неизвестно кто кого съест. Лазутин-то уж не ангел.

А Юра Мальцев, между прочим, остался без собственной темы, будучи руководителем направления. Направление ему досталось (не без моей подсказки Пивоварову) – «Исследования геокаспа» (поначалу Пивоваров эти исследования жутко рекламировал и сам возглавлял, без особых успехов, потом остыл).

Юра от предложения курировать это направление не отказался, правильно расценив его как повышение своего статуса, хотя сам геокаспом особенно не интересовался. Его волновала геомагнитная буря, новую теорию которой он строил, и он рассчитывал получить на это деньги от Ляцкого – руководителя направления «Магнитосферно-ионосферные возмущения».

А тот ему не дал: самому, мол, не хватает, а у тебя целое собственное направление. Юра же честно раздал деньги своего направления на ряд тем, хоть как-то касавшихся геокаспа, включая мингалёвскую, да ещё и Лазутину в долг отдал (безвозвратный, конечно), а сам остался без темы, сетуя на Ляцкого. Тот, в свою очередь, считал это придурью Юриной: а чего он, мол, Ваньку валяет?

561. Семейное предприятие в Севастополе. Бурные дебаты в Апатитах по поводу лазутинцев

Ну, а что Шубин – кэгэбэшник молодой, которому мои консультации понадобились? Приходил он ко мне в январе, и я добросовестно просвещал его по глобальному моделированию. Красть, говорю, нам на Западе нечего. Никаких таких секретов у них нет, которые нам бы пригодились, программы мы сами умеем не хуже их лепить. Вот суперкомпьютер бы у них уволочь – это да, в этом-то вся загвоздка, всё их преимущество. Нам бы их вычислительную технику и никаких проблем с глобальным моделированием, не говоря, правда, о входных данных экспериментальных, но это уже проблема не моделирования, а мониторинга.

Шубин мне поверил и был явно огорчён: – Какого же хрена мне такую задачу поставили?

– Вот уж не знаю. Тут ничем помочь не могу. А про глобальное моделирование верхней атмосферы – любые подробности, какие хотите, пожалуйста. Самая лучшая в мире глобальная модель верхней атмосферы как раз под моим руководством сделана и от Запада мне для неё ничего не нужно акромя компьютера мощного.

На этом мы с ним и распрощались. Шубин от меня ушёл откровенно разочарованным.

Милочке 22-го января сорок лет исполнилось! Из Севастополя никаких вестей не было, от Любки знали только, что Павел ту же свою работу (наладку РЭА на кораблях) теперь как частная фирма делает, а Милочка у него бухгалтером, и Ромка там же чуть ли не директором, семейное предприятие, короче.

Из Владимира новости были плохие: деду Николаю срочно операцию делали после кровотечения кишечного, опухоль вырезали, к счастью, не злокачественную. Перепугались, конечно, и бабуля, и дед. Но обошлось. Может, пить теперь перестанет?

Митя из Москвы звонил: стипендию дали повышенную – 500 руб.! Символическое, конечно, вознаграждение при новых-то ценах, но всё же.

Но вернёмся в ПГИ.

К концу февраля переход на потемное финансирование (по крайней мере, в Мурманском отделении) практически завершился изданием ряда приказов, которыми прежняя структура в виде отделов и лабораторий ликвидировалась, и утверждалось новое штатное расписание. Должности, в него не вошедшие, сокращались. По Мурманскому отделению их набралось порядка сорока.

Новыми структурными единицами стали ВТК – временные трудовые коллективы из сотрудников, работающих на данной теме. Тем и, соответственно, ВТК получилось 24, т.е. в среднем по 4 в каждом направлении, но в моём, например, три, а у Власкова с Лазутиным – шесть и т. п.

Начальником ВТК (точнее и.о. руководителя) утверждался научный руководитель темы, а там, где их было двое, как у нас с Власковым (который работал по двум направлениям: «Матмоделирование» и «Средняя атмосфера») надлежало провести выборы одного из этих двух (Боголюбов настоял, который решал все процедурные вопросы реорганизации, как главный бюрократ и дока по этой части).

На нашей с Власковым теме собрались: Града Петрова, Аля Осепян (из ветеранов ПГИ, девушки за 50 с гаком уже), Татьяна Чурикова (все кандидаты наук), работавшие с Власковым по Д-области, и непосредственно мои подопечные, нацеленные на освоение большой модели, – Вадим Качала, Миша Волков (тоже кандидаты), Олег Мартыненко, Сашуля, Эля Судницина, и Серёжа Заичка, двое последних – молодые стажёры-исследователи.

Мы с Власковым предложили этому коллективу выбрать меня начальником, поскольку Власков уже возглавлял ВТК на «Средней атмосфере» (по частичным отражениям), и коллектив меня «выбрал» в лучших старых традициях отсутствия других вариантов, а Боголюбов ещё иезуитски требовал протокола этого «выборного собрания».

Мы с Власковым установили оклады народу по имеющимся деньгам и услышали (к моему изумлению) претензии от Али Осепян – мало, мол, дали именно ей, старшему научному сотруднику, который столько лет пашет. Еле её Власков ублажил как-то. Тоже мне девушка перспективная. У нас с Власковым духу просто не хватило отказаться и от неё, и от Грады, пенсии получают, не бедствуют, для науки, что могли, уже сделали, так эта ещё и не довольна.

В Апатитах же продолжалась бодяга с тремя темами лазутинского направления, руководители которых (сам Лазутин, Вашенюк, Ларин и Васильев) упорно не желали приводить свои штатные расписания в соответствие с выделенными деньгами.

Пивоваров, похоже, просто не знал, что с ними делать. Он, впрочем, в детали процедуры перехода к потемному финансированию вообще не вникал, подписывая в своем стиле без раздумий документы, подготовленные Боголюбовым и одобренные мной. К тому же, он едва ли не больше времени проводил в Москве или за границей, чем в институте, без особых, кстати, результатов своих командировок. А поскольку во время его отлучек директорские обязанности исполнял я, то мне пришлось и пытаться развязать лазутинский узел в Апатитах: я попробовал поубеждать строптивцев.

Специально для этого я в Апатиты не поехал бы, но Пивоваров велел мне поучаствовать в совещании по информационному экологическому центру при КНЦ – похвастаться вычислительной техникой, которую ПГИ вот-вот получит (имея в виду договора с МЦИ и ЭКОСом) и намекнуть, что информоэкоцентр надо в Мурманске при ПГИ создавать на базе этой техники, что я и проделал – выступил, похвастался, намекнул.

А остальное время потратил на тяжёлые переговоры-уговоры с Сафаргалеевым (председателем профкома Апатитского отделения ПГИ), Лазутиным, Васильевым и Козеловым. С Лазутиным я даже не пытался разговаривать – тот явно готов был идти на любой конфликт, пошёл в разнос, что называется, и меня в гробу видел – сиди, мол, у себя в Мурманске и не суйся не в свои дела. От соруководства направлением Пивоваров его отстранил, но Лазутин оставался руководителем темы, утверждённой на Учёном Совете, а вторым человеком на этой теме (по влиянию на народ) я считал Володю Козелова, с которым и решил поговорить.

Суть моей позиции была проста. Приказы надо выполнять. Существует такая вещь как исполнительская дисциплина. Как быть с руководителями тем, не исполняющими приказы директора, это пусть Пивоваров решает. Но они ведь подвесили людей, которые оказались вне утвержденного штатного расписания и формально могут быть подвержены сокращению в первую очередь. Об этом я и хотел бы их предупредить. Затевать же бузу, бунт на корабле – сейчас более, чем неуместно, имея в виду неясные перспективы у всей Академии Наук.

Первым я разговаривал с Володей Сафаргалеевым – симпатичным, мягким, крупным, усатым, числящимся в молодых ещё сотрудником Славы Ляцкого. Он был согласен с тем, что правила игры для всех одинаковы, и их надо соблюдать. Но как быть в данной конкретной ситуации – не представлял. Неуверенный в себе народ толпой бросился к Лазутину в надежде, что он их защитит, не бросит, не отдаст на сокращение. Как их переубедить?

Пивоваров был уверен, что Лазутин идёт напролом, и игнорирует его только потому, что у него есть отходные варианты, ему есть куда уйти, оттого он и такой смелый. А народ его вообще может оказаться у разбитого корыта, если Лазутин уйдёт (он в Бразилию, например, на год собирается). Надо убеждать людей искать места на других темах, если само руководство не может провести отбор.

Понимал ли я тогда, что это всё фигня – предлагать народу искать место на других темах? Кто их возьмёт, кому они нужны? Были бы нужны, их уже взяли бы. Тут я, пожалуй, лицемерил. Ничего кроме сокращения я реально предложить не мог, а хотел, чтобы народ безропотно на это согласился.

И чем мне Сафаргалеев мог помочь? Тем только, что обещал разъяснить месткому и народу позицию дирекции – все руководители тем обязаны укладываться в выделенные средства со всеми вытекающими отсюда последствиями, исключений не должно быть не для кого, иначе бардак будет просто.

Ларин и Васильев – соруководители одной из лазутинских тем (исследования озона) поначалу с невинным видом недоумевали: какой перебор? Учёный Совет утвердил их тему, программу работ, а они составили штатное расписание под эту программу, иначе (меньшими силами) она просто не может быть выполнена. Не могут же они сознательно обрекать себя идти на невыполнение темы, утверждённой Учёным Советом!

– Вы мне, пожалуйста, лапшу на уши не вешайте, – возражал я. – Я прекрасно помню, что решал Учёный Совет, если хотите, можем протоколы поднять. Утверждалось научное направление работ, а отнюдь не их объём. И каков будет объём финансирования, вы представляли, когда составляли программу. А главное, есть приказ директора – представить на утверждение штатные расписания в пределах выделенных средств. Почему не выполняете?

Ну и поехали – опять двадцать пять.

– Мы не можем, все люди нужны…

– Добывайте деньги.

– Может Лазутин ещё добудет…

– Вот когда добудет, тогда и набирайте народ.

На том и кончили, ни о чем не договорившись.

Последним с Козеловым беседовал. Повторил всё то же самое, что Сафаргалееву, Ларину и Васильеву говорил. А в ответ услышал сверхбурную тираду:

– Вы с Пивоваровым задались целью разрушить апатитское отделение, ликвидировать все экспериментальные исследования, превратить ПГИ в институт моделирования. Вы в ПГИ без году неделя и не цените то, что годами создавалось. Вы аморальные личности, абсолютно безнравственные! Вы не держите своих обещаний!

И ещё чего-то в этом же духе. Я только и нашёл, что возразить:

– Ну, Владимир Павлович, Вы всё же не папа римский, чтобы о моей нравственности судить.

Не ожидал я от него такой ярости. С тем и уехал из Апатит.

А закончилась история так: Пивоваров махнул рукой и сдался, оставив всё как есть. Формально он согласился дать деньги Лазутину как бы взаймы, в зачёт второго полугодия – об этом они договорились по дороге в Кируну, куда на оптическую конференцию выезжало много апатитян, там, в автобусе, они Пивоварова и охмурили. Так что зря я старался. Ну, а что эти «взаймы» так и канут безвозвратно – я ни на секунду не сомневался. Во втором полугодии с финансированием не лучше, а хуже будет.

В Кируне, по рассказам, Лазутин откровенно издевался над Пивоваровым, пользуясь его незнанием английского и демонстрируя своё свободное владение этим языком и свои обширные дружеские связи со скандинавами, которым он в открытую жаловался на Пивоварова – вот, мол, родная дирекция сворачивает мои исследования, за которые ему там какую-то медаль вручили. Пивоваров нервничал, комплексовал, но поделать ничего не мог.

562. Март – апрель. Совещание по «Арктике» в ПГИ для «Салюта». С Ляцким и Кореньковым о моём авторитаризме. Поездка в Лопарскую. Натаскивание собак на медведя

В марте (11—13-го) Пивоваров проводил в ПГИ совещание по Арктике «а ля Кара-Даг», посвящённое на этот раз не моделированию, а мониторингу, причём с акцентом на «Салютовскую» платформу, поскольку на это совещание «Салют» в лице Андрея Лощинина и его начальства (Бурлаков – зам. Генерального конструктора) почему-то возлагал какие-то надежды, перечислил на его проведение сколько-то там тысяч руб. (20, кажется) и принял в нём активнейшее участие.

Я ко всей этой суете Лощининской с их платформой относился уже вполне скептически, но по долгу службы продолжал в ней участвовать, не пренебрегая хоть и мизерными шансами чего-нибудь с этого поиметь. Не денег, так связей, может быть, новых, полезных. На совещание приехал и Кореньков с надеждами чем-нибудь поживиться, а заодно и наши дела по модели обсудить, побывал на семинаре по нашей с Власковым теме, с народом нашим познакомился.

Модель на 386-м компьютере уже вовсю стрекотала, хоть и без теоретической термосферы, которую, впрочем и в Калининграде Бессараб со Смертиным никак до ума не могли довести. И как я понял из разговоров с Юрой (в том числе и телефонным ещё до его приезда), в Калининграде кое-кто (Смертин, разумеется, в первую очередь, и Володя Клименко, да и Юра сам, пожалуй) забеспокоился: а вот в Мурманске нашу модель запустили, а что мы будем с этого иметь?

Я ещё раз сформулировал свою позицию, которую каждый раз напоминал в Калининграде при приездах туда, и которая не встречала вроде бы там никаких возражений: мы совместно (обсерватория и ПГИ) доводим модель до того вида, в котором она была задумана и публично заявлена, после чего пишем и публикуем коллективную монографию по модели.

И пока это не реализовано, какие могут быть торги? Или их эта цель уже не интересует? Или они не видят вклада ПГИ?