Записки рыболова-любителя. Часть 5. Поход за демократию

Конечно, обе стороны побаивались, – не надует ли другая сторона? Но на то и Договор, срок действия которого был оговорен в 10 лет. Со стороны КСРЗ договор был подписан примерно десятком спецов. Закончить строительство корпуса КСРЗ планировал в первой половине следующего, то есть 1989-го года.

Пока же нам предстояло наладить работу наших ЭВМ, прежде всего 46-й, там, где они установлены, в Ульяновке: счёт-то должен идти, задачи ждут, время идёт, скоро с нас отчёты потребуют по многочисленным спецтемам. Да и областной народный контроль до нас добрался – почему это у нас машины простаивают, нормативы вычислительного времени не выдерживаются, круглосуточная работа не организована.

А тут ещё проблемы возникли: желающих считать стало много, саенковская бригада тоже разошлась, большие задачи стали гонять, у дисплеев народ плечом к плечу сидит, машинное время надо распределять, чтобы не мешали друг другу. Организовали ночные смены, в которые пользователи (научные сотрудники то есть) сами и за операторов стали работать.

Разгорелись дискуссии – кому и как ходить в ночь, не все ведь могут. Ваня с Клименкой спорили с таким криком, что вся кирха ходуном ходила. Ваня считал, что надо всех в обязательном порядке по графику гонять в ночные дежурства независимо от желания и наличия собственных задач, чтобы обеспечить, как на настоящем ВЦ, круглосуточный режим работы. Володя соглашался ночевать только со своими задачами, а Суроткин категорически отказывался вообще в ночь ходить.

Чтобы почувствовать на себе прелести ночных дежурств, я сходил разок в ночь сам, вместе с Кореньковым, и убедился, что физически это нагрузка будь здоров, утомляет страшно. Часов до двух ещё осмысленно действуешь, а потом уже глаза слипаются, соображаешь плохо, и, если требуется вносить какие-нибудь коррективы в счёт, делается это тупо и чаще всего вносятся новые ошибки. Но для устойчивой работы машины нужен непрерывный режим, всякие включения-выключения ей вредят, и гонять её ночью нужно, никуда не денешься. Так не вхолостую же…

459. Март – апрель 1988 г. Заявление Горбачёва по Афганистану. Резня в Сумгаите. «Семь Симеонов». Дивногорск

8 февраля обнародовано заявление Горбачёва по Афганистану. Обещал начать вывод войск с 15 мая и закончить за десять месяцев.

Наконец-то!

Разумеется, никаких сожалений и покаяний – ошиблись, мол. Не говоря уже о том, чтобы признать интервенцию и оккупацию преступлением или хотя бы вмешательством во внутренние дела чужой страны – ничего такого в заявлении не звучало. Ну, да Бог с ним.

Девятый год ведь гибнут и калечатся там молодые ребята, тысячами. И за что? Исполняют интернациональный долг. Ограниченным контингентом. Это же надо такое словоблудие ещё учинить: преступление назвать долгом! Ни ума, ни стыда, ни совести!

А тут ещё события в Нагорном Карабахе. И опять гласность по-советски: в Армении, Азербайджане страсти кипят, митинги, забастовки, а пресса, радио и ЦТ сообщают и показывают интервью с армянами и азербайджанцами, в которых одни излияния симпатий и признания в любви и дружбе между армянским и азербайджанским народами. Можно подумать, что именно в этих приступах взаимной любви события как раз и состоят.

Но вдруг сообщают (4 марта) – в Сумгаите резня армян, погромы, 31 человек убит. Тоже жертвы интернационализма по-советски.

8 марта – очередной сюрприз, подарок к женскому дню: «Семь Симеонов» самолёт сожгли. Бригада террористов из Иркутска в оригинальнейшем составе: мать-героиня и 10 её детей (семеро из них составляли ВИА «Семь Симеонов») пытались заставить экипаж Ту-154, летевшего из Иркутска в Ленинград, лететь в Лондон, угрожая взорвать самолёт.

Вместо Лондона им пообещали Финляндию (до Лондона, мол, керосина не хватит), а посадили самолёт где-то под Ленинградом, после чего Симеоны укокошили бортпроводницу, чего-то там взорвали, а группа захвата учинила суматоху, в которой мамаша, четверо деток и кто-то из пассажиров погиб, кто-то покалечился, а самолёт сгорел дотла.

Причём Симеонам всего-то и надо было – прорваться в полном составе за границу со своими жалкими ценностями. Они вполне легально до того бывали на гастролях в Японии, и там, видать, им жутко понравилось. Поскольку не членов ВИА на гастроли не берут, а денег мало меняют, они и решили, наверное, преодолеть кордон таким способом.

Ну, а наши за своё «Не пущать!» не только самолёт сжечь готовы, гори он синим пламенем… Англичане, ведь, всё равно бы их выдали или в тюрьму посадили, поскольку Великобритания подписала конвенцию о борьбе с воздушным терроризмом. Говорят, лётчики побоялись в Лондон лететь – английского, мол, не знают, диспетчеров не поймут, да и вообще якобы не захотели нарушать порядок в воздухе, над Хитроу, мол, такое движение интенсивное, а тут мы ещё явимся. Логика, конечно, железная. Уж лучше пусть Симеоны самолёт взрывают, Бог с ним и с пассажирами.

В начале апреля у Ирины образовалось какое-то окно в занятиях, и она устроила себе каникулы на неделю, приезжала домой, читала мои мемуары, Сашуле рассказывала про их с Димой фокусы (как она к девочкам уходила), мне же не жаловалась.

В день её отъезда мы с ней побывали на кладбище (назавтра была пасха, а я улетал в Красноярск), навестили мамину могилку, по дороге беседовали на отвлечённые темы. Ирина расспрашивала про отца Ианнуария, говорила, что от чтения моих мемуаров ей сделалось грустно, кажется, что лучшие годы – детство – прошли, а впереди ничего не видится. Я отвечал ей:

– Не заботьтесь о завтрашнем дне, завтрашний день сам о себе позаботится. Радуйся сегодняшнему дню. Лучшие годы – вот они, сейчас, цени их. А беды твои – это ерунда, не беды, мелочи. Смотри, вон какая погода хорошая, ты молодая, здоровая, ребёнок пристроен, учишься, студентка, – разве этого мало?

В Красноярск я летал вместе с Кореньковым, Клименко и Суроткиным на школу-семинар по математическим моделям ближнего космоса, проводившуюся Красноярским ВЦ СО АН СССР. Школа проходила в Дивногорске, у Красноярской ГЭС, жили в гостинице, расположенной прямо на берегу Енисея с видом на живописные скалистые склоны противоположного берега. Ширина Енисея в этом месте около семисот метров, и высота скал примерно такая же.

Воздух в Дивногорске чудесный, сосновый дух, а красноярцы жалуются – испоганился климат от ГЭС: Енисей теперь не замерзает аж на протяжении 200 километров ниже плотины (а рассчитывали на 20), поскольку из водохранилища (Красноярского моря) вода стекает не из верхних, охлаждаемых воздухом слоёв, а из нижних, тёплых. В результате зимой пар стоит над Енисеем, климат повлажнел, в Красноярске же и без того воздух загазован, теперь совсем дышать нечем. Покорили природу.

Речные суда через плотину в корыте на колёсах перетаскивают. И это ещё не всё, говорят. Там такие каскады задуманы помимо тех, что уже есть, – только держись!

Публика на школе-семинаре была в меньшей части обычная – ионосферно-магнитосферная (Пивоваров, Еркаев, Денисенко, Семёнов, Цыганенко, Пономарёв, Сидоров, Мишин-младший, Михайлов-младший, Рыбин), в большинстве же своём неизвестный нам народ, занимающийся газодинамикой взрывов (разлёт облаков), обтеканием спутников и тому подобными вещами, далёкими от геофизики, но для нас всё же интересными, особенно в свете наших новых спецзадач.

Наш доклад был в самом конце последнего заседания (его делал я, а перед этим Клименко выступал в дискуссии) и произвёл требуемое впечатление, в частности, на Пивоварова (особенно) и на Пономарёва (из Иркутского СибИЗМИРа), который сказал, что такая модель по сложности близка к самой ионосфере, и смысл её создания, по-видимому, в том, чтобы можно было изучать ионосферу в домашних тапочках, не выходя на улицу.

Правда, были и ехидники, которые сочли символичным, что я на доске блок программы «трубка» обозначил как «труба» – дело-труба, значит, мол…

460. Андреева в «Советской России». Попов в «Науке и жизни»

13 марта в «Советской России» была опубликована на целую полосу статья некоей ленинградской преподавательницы химии из какого-то вуза (Технологического, кажется) Нины Андреевой «Не могу поступиться принципами». Я «Советскую Россию» не читаю и про статью эту узнал лишь почти через месяц из перепечатанной в «Калининградской правде» статьи «Правды» (без подписи) от 5 апреля «Принципы перестройки: революционность мышления и действий», в которой публикация «Советской России» была охарактеризована как идейная платформа, манифест антиперестроечных сил.

В «За рубежом» (№23) приведены статьи (или отрывки из статей) из парижских «Монд» и «Революсьон», в которых выступление «Советской России» и ответ «Правды» были прокомментированы следующим образом: «Опубликовав в газете «Советская Россия» целую полосу злобных выпадов против перестройки и гласности, консерваторы обратили ситуацию против себя… не рассчитав силу удара, они перепугали «болото». В их платформе дала о себе знать слишком сильная ностальгия не по брежневским временам, а по победоносному сталинизму, что получило суровое осуждение в статье без подписи, напечатанной в «Правде» («Монд»).

9 апреля «Известия» сообщили, что сразу же после появления письма Андреевой тут и там стали распространять его копии, что некоторые крупные и мелкие газеты перепечатали статью «Советской России» по указанию местного руководства или по собственной инициативе, что на коммунистов оказывалось давление с тем, чтобы они одобряли этот «манифест» на собраниях или передавали его для изучения в кружках сети партполитпросвета. И всё это происходило «как по команде» – писал орган Верховного Совета.

…«Великорусские экстремисты из «Памяти» устраивали уличные демонстрации против тех, кого они с удовольствием назвали бы «еврейскими перестроечниками», если бы не закон о преследовании за расизм. Группа писателей Российской Федерации заявила, что «Родина в опасности», а один из них (Бондарев, по-моему) дошёл до того, что призывал ко второму «Сталинграду» во имя спасения от поднявших голову варваров – антисталинистов и экологистов… («Революсьон»).

И в самом деле, антисталинисты обнаглели. Особенно некий Г. Попов, доктор экономических наук. В прошлом году он выступил в «Науке и жизни» с рецензией на роман Бека «Новое назначение», написанной с точки зрения экономиста. Там он ввёл термин Административная Система, под которым подразумевал «сложный механизм управления, действовавший в стране десятки лет», и показал неизбежность её – Системы – загнивания (собственно, сделал это Бек, а Попов прокомментировал).

И вот во 2-м номере «Науки и жизни» за этот год – новая рецензия Попова под названием «Система и зубры» с подзаголовком в скобках «Размышления экономиста по поводу повести Д. Гранина «Зубр». Она показалась мне наиболее путной из всех прошумевших перестроечных статей. Вот её концовка:

«… Справедливо указать на следующее. Среди руководителей Системы были люди, понимавшие её несовместимость с сутью социализма, её преходящий характер. Опираясь на базисные черты социализма, некоторые из них пытались что-то изменить. Реально началом перемен стал XX съезд партии, одобривший доклад Н.С.Хрущёва о культе личности. Но вопрос об АС был в то время подменён следствием – вопросом о Хозяине (подчёркнуто мной). «Наказав» его, Систем вывела себя из под удара. Попытка радикальной реформы в 1965 году была парализована тем, что в центре внимания оказалась не сама Система, а опять-таки её следствие – низкая эффективность экономики. И ещё, конечно, тем, что в руководстве страны сторонники преобразований не составили большинства.

И механизм торможения, и начало разложения, сам кризис АС оказались логическим итогом того отказа от политики, который был основой жизни и деятельности Зубров. Именно они могли и, более того, были обязаны вовремя понять, что Система отжила, что она становится фактором торможения, что построенному социализму нужен совершенно иной механизм управления. Но Зубры продолжали соблюдать условия соглашения: политики не касаемся, Система вне критики, нельзя оспаривать её право руководить. И даже к зарвавшемуся, проворовавшемуся местному руководителю семидесятых годов Зубры относились по меркам и правилам, выработанным ещё в довоенные годы. Зубры, и это самое страшное, оставались на своих позициях, даже когда явно видели, что Система превратилась в механизм торможения, что она разлагается, что нависла угроза над самой судьбой страны.

Пока АС выполняла взятые на себя обязательства по развитию страны, позиция Зубров в целом была по крайней мере объяснимой. Но чем они, считая себя людьми порядочными, могли оправдаться сейчас?

…Зубр оставил нам не только урок более правильного понимания прошлой эпохи. Он оставил нам урок на будущее – урок недопустимости ухода от политики, недопустимости пассивного ожидания чего-то.

.Впрочем, не нам его судить. Кто из нас и в какой мере действовал верно? Не случайно же не снизу, а сверху пришло к нам понимание неотвратимости перестройки, радикальных изменений в стране, причём не просто в экономике, а в самой жизни общества и человека.

Вернутся ли Зубры? – ставит вопрос писатель. При всё уважении к ним я бы ответил – не должны. Мы хотим на деле реализовать лозунг партии «Больше социализма». И теперь хорошо знаем, что попытки творить на своём участке при отказе от участия в политике, в судьбах страны, в судьбах твоего народа неизбежно ведут к потере именно той возможности нормально жить и работать, ради которой тебе предлагалось смириться с ролью политического винтика. Не говоря уже о главном: принять эту роль – значит оставить страну в руках агонизирующей АС, лишить человеческой жизни в истинном, высоком смысле слова наих детей и внуков, вступающих в XXI век…»

Итак, резюмируем основную мысль:

– АС рухнула бы, если бы Зубры (творческая интеллигенция в СССР, учёные, прежде всего) не продали душу дьяволу, не пошли бы на соглашение с Системой во имя так называемого патриотизма – во славу России, или во имя науки.

Мысль несомненно верная, на мой взгляд, хотя винить Зубров в служении Системе с закрытыми на творящиеся вокруг безобразия глазами, в отказе от политики трудно, ибо что значило заниматься политикой после победы красных в гражданской войне? Приходилось просто выживать.

Но вот уже в наше хрущёвско-брежневское время Сахаров осмелился оказать сопротивление и ничего, остался жив. А если бы его поддержали коллеги? Ведь из Академии его не удалось изгнать, хоть тут не обосрались академики, лишь меньшинство из них присоединилось к публичным осуждениям Сахарова. Но и только, к сожалению.

И второе, что мне понравилось в статье Попова, а может, даже это и первое, – то, что он ставит во главу угла именно Систему, а не Сталина, почти не уделяя Хозяину внимания.

Хотя, увы, и ему – Попову всё ещё хочется «больше социализма».

461. Май 1988 г. Перестройка – это постепенное приближение к здравому смыслу

В Калининграде о существовании нашей обсерватории не очень-то известно публике, она не упоминается даже в справочнике «Учреждения города» – из-за малочисленности, скорее всего, и отсутствия рекламы с нашей стороны. Тем не менее местная пресса изредка вспоминает о нас.

В начале декабря прошлого года явилась ко мне некая Энгельсина Леонидовна Кострюкова из «Маяка» – рыбацкого органа и всё допытывалась, какую мы пользу калининградским рыбакам приносим. Мои рассказы о том, чем мы занимаемся, её не очень удовлетворили по той причине, как она сама призналась, что физику она совсем забыла, если когда и знала, и многих моих слов просто не понимает.

Попросила дать ей что-нибудь популярное про ионосферу почитать. Я ей дал Данилова «Популярную аэрономию» – единственное, что у нас имелось в этом роде, и просил только не зачитать, вернуть. Увы, и книжка, и Энгельсина канули с концами.

Через три с лишним месяца является новая мадам – из «Калининградской правды». В Ладушкине она уже побывала, синтервьюировала Лещенко, а тот её ко мне направил. А я как раз в командировку собирался, в Красноярск, и дама мне эта была очень не ко времени, кучу дел надо было закончить до отъезда. Принял я её поэтому неласково: извините, мол, очень занят, нельзя ли после моего возвращения из командировки?

– Но я Вас не задержу надолго, мне всего лишь несколько вопросов задать.