Записки рыболова-любителя. Часть 5. Поход за демократию

Я предложил Любке поехать вместе со мной и Иринкой в Сестрорецк в воскресенье, Андрюшка-то пусть занимается. Любка с радостью согласилась. Мы разговаривали с ней около семи часов вечера, потом мы с Б.Е. продолжили работу, потом, как обычно, программа «Время», после неё оба Брюнелли остались у телевизора, я вернулся к корректуре, а где-то около одиннадцати вечера меня позвали к телефону – Любка звонила от Розы Мартыновны.

– Слушай, Санька, у меня здесь маленькая есть, ты далеко отсюда находишься? Может, я к тебе приеду?

– А как ты номер телефона этого узнала, я же тебе не давал?

– А я Аллочке Ляцкой позвонила, и она мне сказала.

– Ну, молодец, догадливая. Только я от тебя далеко, час езды, это район Ржевки-Пороховые, тут дядя Серёжа Мороз недалеко живёт, никак не могу к нему выбраться. Да и поздно уже. Так что ты маленькую с собой в Сестрорецк бери, там раздавим.

Любке всё же не терпелось со мной поговорить, и мы ещё с полчаса разговаривали с ней по телефону. Больше она, конечно, говорила, и всё про Андрюшку, на деда нашего сетовала – абсолютно внуком не интересуется, никогда не позвонит, правильно его мамочка наша покойная в нечуткости обвиняла.

– Да и ты такая же, в него пошла: сама-то им много интересуешься, часто звонишь?

Но Любку трудно переубедить, кто кому звонить должен. В отношении деда она, конечно, права, но и сама хороша тоже.

Местом нашей встречи с Иринкой и Любой я назначил выход с эскалатора метро «Финляндский вокзал» на улицу Боткина, там цветочный базар, цветочки чтобы купить тёте Тамаре. К назначенному сроку я чуть-чуть опоздал, минуты на три. В условленном месте стояли и разговаривали Люба, Иринка и Андрюшка. Меня они заметили лишь, когда я подошёл совсем близко.

Первой сделала движение в мою сторону Ирина, но тут Любка её опередила с радостным ржанием:

– А где же животик? – и похлопала меня по пузу. Я поцеловал её и в тон ей ответил таким же похлопыванием по Иринкиному животу:

– А вот он куда перебрался, – имея в виду, что Иринка никак не восстановит свою былую стройность.

И тут моя дочь отмочила номер. Лицо её, и до того какое-то напряжённое, слегка покрасневшее, вдруг покраснело ещё больше, исказилось злой гримасой, глаза налились слезами, она оттолкнула мою руку и бросилась бежать, сначала к выходу из метро, потом куда-то по цветочному рынку.

Я за ней.

Представляете картину? Рыдающая девица бежит, а за ней мужик – в очках и светлом пиджаке гонится с чёрной сумкой на боку. При полным-полно честного и всякого прочего народу.

Да-а. Незабываемо.

Догнал я её-таки, поймал, взял за локоть, держу крепко.

– Ты, что, Ирина, с ума сошла совсем? Очумела? Тебе лечиться надо.

– Никуда я с вами не поеду, езжайте, езжайте сами в Сестрорецк, обсуждайте меня там!

– Да никто тебя в Сестрорецк не тащит! Не хочешь, не езди.

Тут до меня дошло, что появление в назначенном месте нашей встречи кроме меня ещё Любы и Андрюшки явилось для Иринки неожиданностью (я ведь не сообщил ей, что пригласил Любу в Сестрорецк), она рассчитывала, наверное, наедине пообщаться со мной. А тут я ещё и поцеловал сначала Любку, а родную дочь несчастную зачем-то по животу стал хлопать издевательски, не понимая, что ей не до шуток.

– Ты, что, Ирина, шуток совсем не понимаешь? Или разозлилась, что я Любу пригласил? Но она моя родная сестра, мы с ней давно не виделись, я здесь в цейтноте, времени мало, почти нет свободного, и Бургвицев надо навестить, и тебя, и Морозов хорошо бы, так что – что тут предосудительного? И в любом случае – истерики прилюдные закатывать, – куда это годится? Ты же врачом собираешься быть, должна же знать, как со своими нервами бороться. Пей успокоительные – валерьянку, пустырничек почаще. Психотропные, наконец, средства принимай – элениум, там, реланиум.

– Я и так днём всё время засыпаю, ночью потому что не сплю, – продолжала всхлипывать, но уже не так бурно Ирина.

Люба с Андрюшкой тем временем вышли вслед за нами из метро и прогуливались неподалёку по цветочному базару. Я повёл Ирину к ним.

– Видали, что моя дочь вытворяет? Представляю теперь, каково её мужу с ней, если она с любимым папочкой себе такие фокусы позволяет, заставляет за ней как за курицей носиться.

– Вот я Андрюшке и говорю: не вздумай жениться! – сказала Любка. – Женишься – не знаю, что с тобой сделаю.

– А чего ты его с собой сюда притащила? Ему ведь некогда сейчас по Сестрорецкам разъезжать – заниматься надо.

– Да он в Сестрорецк и не поедет. Просто я захотела, чтобы ты ему наставления прочитал.

– Наставления я ему уже читал по телефону. Могу повторить. О том, что будет после армии, когда вернёшься, – сейчас не думай. Сказано, ведь: «Не заботьтесь о завтрашнем дне, завтрашний день сам о себе позаботится». Или как Жванецкий перефразировал: «Товарищи, давайте переживать неприятности по мере их поступления». Вернёшься, и будет ясно – на третий курс тебе идти или снова на второй. А сейчас надо сдавать сессию хотя бы заради испереживавшихся за тебя родителей. Обещаешь?

Андрюшка кивнул головой.

– И в армии права не качай, терпи, там за справедливость бороться бессмысленно, понял?

Андрюшка опять кивнул головой.

– Ну, вот и все мои наставления. Можешь быть свободным.

Мы расцеловались, и я отпустил его с Богом. Любу я отправил купить цветочки для тёти Тамары, пока мы с Ириной повыясняли – поедет она в Сестрорецк или нет.

– Так, что, Ирина, с чем связана твоя истеричность? Опять у вас с Димой нелады? Почему нужно было Михалыча в Ленинград вызывать? Что же это вы до сих пор так и не научились в своих проблемах самостоятельно разбираться!

Отвечала Иринка сбивчиво, не успокоившись ещё окончательно, но ничего особенно нового я от неё не услышал, разве что будто Дима себе по пьянке вены резал якобы из-за неё, что это при Михалыче было, но Михалыч мне ничего такого не говорил.

Про остальное всё я в общем-то знал. Диме якобы угрожала армия (а, может, и не угрожала, Иринка этого даже не знает наверняка: то ли в самом деле так, то ли он ей просто голову морочит, ему ведь соврать ничего не стоит, он всё время врёт), и потому он запил (это же говорил Михалыч), учёбу опять забросил, но от армии его освободили, сейчас он вроде бы занимается, но хвостов у него много, неизвестно ещё – выйдет ли на сессию… Отец его, Михалыч, его совершенно не знает и не понимает…

– Ирина, так я тоже не пойму, ты из-за чего переживаешь: из-за того, что его в армию не забрали? По твоим словам вы друг другу только страдания причиняете, сколько раз уже о разводе заговаривали, так тогда что ты на него злишься, что он учёбу забросил? Ну, в армию заберут – или забрали бы – тебе же только легче бы стало, не мешал бы тебе самой заниматься. Или отчислят если – ну, вернётся в Калининград, будет Мишу няньчить, у него это хорошо получается, и тебе легче, и нам, особенно маме, легче – чего же тут переживать?

– Ну, а дальше-то что, если его отчислят? Что же это у меня за муж будет такой непристроенный?

– Это его дело, в конце концов. В ансамбле будет играть, например, чем не дело? Там не меньше можно заработать, чем в медицине, скорее больше. Я думаю, что проблема не в том, что потом будет, а в том, как сейчас вашу семью сохранить. У вас хоть какие-то остатки тёплых чувств друг к другу сохранились?

– Сохранились.

– Вот вцепитесь в них, держитесь за них, сохраняйте их, укрепляйте их – это самое главное. Остальное всё ерунда, мелочи.

– Какие же это мелочи, если я, например, в общежитии на кухне ужин готовлю, а он в это время в чьей-то компании на этом же этаже пьянствует, песни распевает? Что люди подумают? Хороша семейка!

– Ты же сама его компаний избегаешь! Считай, что люди подумают: вот семья какая – каждый при своём деле, и друг на друга не обижаются. А вот когда ты к девочкам ночевать убегала, а он туда ломился, тебя заботило, что люди подумают? Похоже, что не очень. А зря. Или вот сейчас – я за тобой тут носился. Не видно было, чтобы тебя волновало, что люди подумают. К мужу претензии предъявлять за тобой не залежится, а сама-то ты безгрешна, что ли? Одна истеричность твоя чего стоит! Да я бы от такой жены давно сбежал, как ещё Дима тебя терпит!

Подошла Любка с цветами и подключилась к разговору:

– Ирина! Мужчине надо свободу давать, они без этого не могут. Подумаешь, у приятелей задержался! Что ему – с тобой только рядом сидеть и на тебя любоваться?

– Это у неё идеал такой: она сидит перед телевизором и вяжет, а рядом муж. И ещё вкусненького чего-нибудь поесть.

– Да ты, Ирина, мещанка настоящая! Так нельзя.

В Сестрорецк Ирина согласилась всё-таки поехать, и разговор продолжался в электричке. Мы с Любкой вдалбливали моей дочери, что мужьями в наше время не бросаются, что у Димы, конечно, прорва недостатков, но и у неё самой их хватает:

– Как, скажи, я ему могу нотации читать, если он в любой момент мне может возразить: воспитывайте лучше свою собственную дочь – и будет прав! Наконец, у вас сын, с которым у него хороший контакт. О сыне-то ты думаешь или нет? Родила, не подумавши, и дальше так же собираешься? На маму надеешься?