Возвращение блудного сына

В ночь с третьего на четвёртое апреля, ближе к утру, он внезапно почти проснулся, перейдя из стадии крепкого сна в стадию дрёмы. И какой-то спокойный, приятный и уверенный мужской голос с правой стороны из-за головы спящего корректно, но настойчиво укорил его за так и ненаписанное стихотворение ко Дню Победы.

Платон вынужден был, то ли мысленно, то ли вслух оправдываться:

– «Но я же решил стихов больше не писать, даже вообще!».

– «А ты и не пиши, если не хочется! А это стихотворение допиши!».

– «Так я же его ещё и не начинал!».

– «Как же не начинал? А эти строчки чьи?!».

После этого голос, в тусклом сером свете проявившийся в меру бородатого и волосатого мужчину средних лет, в серо-белом одеянии поверх головы и тела, начал декламировать так хорошо знакомые Платону строки.

– «Да! Это моё?!» – удивился поэт.

– «Конечно, твоё!» – подтвердил голос.

– «А где же всё это? Я что-то не припомню!».

– «А это у тебя записано в других стихотворениях и в других местах!».

Платон начал было судорожно соображать, где могли бы находиться его записи с этими строчками, но неожиданно испарившееся изображение и, главное, голос отвлекли его. Поэт замер, вслушиваясь в новые строки, лившиеся на него откуда-то сверху. Лишь на третьем четверостишии он вдруг сообразил, что стихи ему опять диктует Бог!

Надо же! Опять началось! Надо встать и записать! А так не хочется вставать и пробуждаться от такого сладкого до этого сна! – роились в его голове противоречивые мысли.

Но поэт заставил себя подняться и выйти на кухню. Всё ещё пребывая в каком-то сомнамбулическом состоянии, он включил свет, достал листки бумаги и чёрную гелиевую ручку, и стал записывать пришедшее в голову.

Что интересно, появление этого странного голоса и его человеческое обличие совершенно не удивили Платона, были восприняты им, как само собой разумеющееся, естественное. И Платон сам на себя удивился за это.

Тем временем строчки сами собой текли, образуя четверостишия. Записав очередные из них, Платон ложился, но почти тут же вставал от навязчивого и снова шёл на кухню записывать, кое-что по пути забывая. И так продолжалось несколько раз. Наконец он почти проснулся и решил посидеть за столом подольше, как бы вымучивая из своего подсознания, ещё им не выданное, но уже созревшее. Мысли стали стройнее и логичнее. В результате родились, одно из другого вытекающих, два стихотворения.

Проснулся рано поутру:
Явилось озарение.
Вскочил скорее я к перу…
Готово, вот, творение:

Про День Победы Бог просил
Меня скорей запомнить.
Я многих строк не уловил.
Вот удалось что вспомнить:

Отец мой с Запада пришёл,
А мать привёз с Востока.
Войну с японцами прошёл,
Вернувшись издалёка.

И не вина его ведь в том,
Что был он белорусом,
Да западным ещё при том.
К тому же не был трусом.

Ведь установка всем была,
Чтоб западных на Запад
Не посылала та война.
Для них Восток был опыт.

Вернувшийся в Москву герой
С медалью «За отвагу»,
Им не считал себя, порой
Читая войны «сагу».

А символом её в Москве,
Как в подсознанье русский,
Всегда считал отец везде
Вокзал свой Белорусский.

И в память об отце своём,
О тех, кто был «на поле»,
Продолжу и в стихе моём
Я о вокзала доле.

Платон решил первое стихотворение назвать «Ночное озарение», и под общим названием «Дилогия о Победе» объединить его со вторым стихотворением.

«Белорусский вокзал»

Белорусский вокзал
Лишь один к девяти.
Не начало начал,
Но начало пути.

Белорусский вокзал
Хоть не мал, не велик,
Ты не лестницей шпал,
А Победой велик!

Белорусский вокзал,
От тебя шли пути…
Верно их указал,
Раз к Победе вели.

Белорусский вокзал
После чёрных годин
Ты нам путь указал
По прямой на Берлин.

Белорусский вокзал
В ту лихую пору
Всех на подвиги звал,
Отправлял на войну.