Нескончаемый белый свет

И лапками пушистыми стучатся,
Рисуют на тебе картины счастья,
Рассказывают сказки. Посмотри,

Как неподвижна эта тишина,
И как она правдива и сильна,
И сколько в ней сокрыто наслаждений.

Теперь – ни слова. Слушай эти сны.
Они не лгут. Их доводы верны:
Там, где нет слов, не будет и сомнений.

Ноябрь 2009 г.

Сон Мюнхгаузена

Мюнхгаузен спит, и его истончавшая кожа
Настолько прозрачна, что можно увидеть отсюда,
Как тянутся нити его разноцветных сосудов.
Скажи, если вспомнишь, – на что это было похоже?

Застыли усы на отметке без четверти девять.
Лицо неподвижно молчит – значит, сон его крепок.
Не бойся, когда оно станет, как гипсовый слепок.
Мюнхгаузен спит. Но Мюнхгаузен знает, что делать.

Он знает, что Смерть – не старуха, на вид ей лет сорок;
Совсем не костлява, лицо её толсто-румяно,
Ладони и пальцы привычно потеют в карманах,
Когда под сирену кого-то увозят на скорой.

Возможно, она продавщица мясного отдела
(Как минимум, очень похожа, но дело не в этом).
Мюнхгаузен спит. Майским утром, как раз перед летом
Мы видим, как сны проникают в прозрачное тело,

Как кожа становится зеркалом, зеркало – кожей,
И в зеркале кто-то усталый, небритый, заросший.
И если проснешься – и если ты только проснешься —
Скажи, если вспомнишь, на что это было похоже.

Август 2010 г.

В джазовом клубе

Я жду тебя, девочка. Жду среди этого шума.
Я в джазовом клубе. Тону в ослепительной пене.
Смотри – постаревшие ангелы в черных костюмах
Играют на сцене.

И первый трубил в саксофон, и веселье настало.
Запела земля. Загремели вдали барабаны.
Под бой барабанов упали алмазные скалы
На дно океана.

Второй затрубил, и на лбу напряглись его вены,
Он выдул себя, как пузырь, изо рта саксофона
И радугой жидкой забрызгал зеленые стены
С отчаянным звоном.

И третий тогда протрубил, и рассыпался вечер
На тысячи мелких осколков ничтожнее пыли,
И мы целовали их в губы, хватали за плечи,
Пока не остыли.

Четвертый трубил, и взлетели хрустальные птицы.
Они изменили цвет неба и формы созвездий,
Размеры галактик и даже соседские лица
В ближайшем подъезде.

И пятый трубил. И наполнились снегом бокалы.
И время заснуло. И сон покатился по крышам.
Шестой вострубил. Очень тихо. Безмолвие встало.
Никто не услышал.

Седьмой вострубил. И я вспомнил, как все это было.
Разбилась копилка. Монеты посыпались на пол.
Свинья улыбнулась расколотым надвое рылом.
Никто не заплакал.

Октябрь 2010 г.

Другой

Он вернулся домой. Я не видел его много лет.
Он вошел. Он погладил кота. Он прилег на кровать.
Он напомнил, что в детстве любил каждой букве давать
Свой оттенок и цвет.

Вот лимонная «А», вот за ней серебристая «Б».
Через красную «О» мы придем к фиолетовой «Ю»
И к оранжевой «Я», что повисла на самом краю,
все на той же трубе.

Улыбнулся. Я тоже. И он засмеялся. И я
Засмеялся. Потом мы пошли покурить на крыльцо.
А потом я проснулся. Меня разбудила в лицо
Ледяная струя.

Это осень, а осенью часто приходит другой.