Искатели счастья

– Ну, это не совсем так. Вера у нас есть, просто по большей части она скрыта. А наше поколение к православию вернется. Вот увидите.

– Откуда тебе известно? – спросил Саша.

– Из наблюдений, – туманно объяснил Олег. – Слушаю пульсацию невысказанных мыслей.

– А хорошо было бы, – задумчиво улыбнулся Саша. – Мне приходилось видеть смерть. Знаете, гораздо легче умирать, когда веришь в рай после смерти.

– Сашенька, – взмолилась Маша, – не надо об этом.

– Ну сама подумай, Машутка, как хорошо было бы встретиться после смерти в раю.

В тот день и в ту ночь мы непрестанно говорили. О чем? О судьбе, о роке, об истории, о смысле жизни, о смерти и посмертии. Иной раз Олег спрашивал, о чем говорят окружающие нас прибалты.

– О водке, жареном мясе, сексе и автомобилях, о собачках и аквариумных рыбках, – докладывал Гинтарас.

– И это всё, что их интересует? – удивился Олег.

– Увы, – смущенно кивнул резидент.

– Ты хороший парень, Гинтарас, поехали к нам, – предложил сердобольный Олег. – А то ведь зачахнешь тут…

На обратном пути мы сошли в Москве. Олег позвонил своему двоюродному брату и получил от него приглашение. Через полчаса мы сидели за круглым столом в огромной комнате коммунальной квартиры в одном из таганских переулков. Кузен Олега оказался пожилым полковником и преподавателем академии. Мы называли его Иваном Трофимовичем. Хлебали мы суп, а хозяин рассказывал, как писал диссертацию о Красной Армии. Рецензенты нашли в тексте недостаток упоминаний о товарище Сталине, о его руководящей роли в деле строительства армии. Пока Иван Трофимович шпиговал текст научной работы именем вождя, партия решила изменить свой курс и единогласно осудила культ личности. Рецензенты предложили молодому ученому изъять все упоминания о Сталине и особо подчеркнуть роль товарища Хрущева в деле становления армии.

Без малого шесть лет многострадальная научная работа томилась на полках разных комиссий. И наверное, так бы и не обогатила историческую науку еще одним бриллиантом мысли, если бы не… преферанс.

Иван Трофимович вступил в подпольный клуб любителей преферанса. Проиграв там за пару лет огромные деньги, он добился благосклонного отношения к себе одного очень высокопоставленного генерала, который одним звонком продвинул диссертацию в первые ряды длинной очереди соискателей. Так Иван Трофимович «остепенился», получил звание доцента, но по-прежнему посещает клуб и оставляет там почти все заработанные деньги. Это, конечно, объясняло удивительную пустоту и голые обшарпанные стены жилища уважаемого ученого.

После ночевки на почти голом паркете, скрипевшем от каждого нашего вздоха, после завтрака мы с Олегом оказались на Ярославском вокзале. Сели на мягкие сидения в зале ожидания и добирали недополученные часы ночного сна.

Вдруг Олег вздрогнул и тряхнул меня за плечо:

– Слышишь? Объявили посадку на электричку в Загорск. Поехали!

– Давай за билетами, а я куплю пирожков на обед.

Пока Олег убеждал очередь пропустить его вперед без очереди, я купил десяток пирожков с картошкой и две бутылки крем-соды. Отойдя от буфета, остановился рядом с бабушкой. Она сидела на чемодане и смотрела мне прямо в глаза. Я протянул ей два пирожка и рубль денег. Старушка кивнула и сказала полушепотом:

– Спаси тебя Господи, сынок. Ангела-хранителя тебе в дорогу.

Такие слова мне довелось услышать впервые. По мере приближения электрички к Загорску мы ощущали нарастающее волнение. Сошли с поезда и молча, по улочке частных домов вышли на площадь перед Лаврой. Вместе с нами внутрь крепостных стен входили четверо парней примерно нашего возраста. Они трижды перекрестились и сделали поклоны, касаясь рукой земли. Мы с Олегом поступили так же, впервые в жизни. Не спеша обошли закрытые храмы и, наконец-то нашли церковный магазин. Олег подошел к прилавку и что-то прошептал бородачу в черном сатиновом халате. Тот кивнул, взял протянутые деньги и из-под прилавка извлек сверток. Олег взял его и потащил меня к выходу.

– Библию купил. Теперь давай попробуем поговорить с монахами.

Мимо нас проходили трое монахов в развевающейся черной одежде. Мы ринулись к ним, но один из них остановил нас рукой и сказал:

– Простите, братья, мы опаздываем на лекции.

И тут к нам подошел неприметный мужчина в темно-сером пальто и негромко сказал:

– Ну-ка, быстро по домам! И без вопросов.

Мы вышли за ворота Лавры и нерешительно остановились перед автобусом с табличкой «Интурист». У закрытой передней двери стоял бородатый мужик и улыбался нам:

– Что, братья во Христе, и вас топтуны выгнали?

– Ну, да…

– А я вот тут по указанию партии и правительства группу японских товарищей сопровождаю. Экску-у-урсия. Представляете, подъезжаем к Сергиеву Посаду… Кстати, этот город называется именно так. А Загорском его прозвали в честь какого-то коммуниста. Подъезжаем сюда, а у них счетчики Гейгера как запищат! У них после Хиросимы у каждого в кармане такой счетчик вроде авторучки. Японцы испугались, головами закрутили, загалдели. Тут же рядом склад нейтронных боеголовок. Я им говорю: ребята, спокойно! Как прошли внутрь крепостных стен, ступили на святую монастырскую землю, – так все счетчики разом и замолкли. «Что такое?» – спрашивают. Я им: «Это благодать Божия! Она любую заразу уничтожает. Они эти слова в блокноты записали и стали учить наизусть. Всё ходили по Лавре и повторяли: «палакатать посия».

Мы с Олегом жадно впитывали необычное, боясь пропустить хоть слово. Мужик, почувствовал в нас благодарных слушателей, сверкнул глазами и продолжил:

– Это что! Вот послушайте, пока мои самураи не вернулись. Они сувениры покупают, увеличивая наши золото-валютные запасы. Так вот местному начальству пришло указание сверху – вернуть монастырские земли и скот Лавре. Ну, сами понимаете, председатель колхоза отрезал самые плохие земли и передал самый дохлый скот. А у монахов на этих бросовых землях урожай, как на Кубани! А коровки поправились и молока стали давать, как элитные швейцарские! Приезжали сюда деятели из сельхозакадемии, пытались под чудо Божие научную базу подвести. Наврали в своих отчетах с три короба, а когда им монахи про благодать сказали, так они только руками замахали: «Религиозная пропаганда! Мракобесие! Прекратите!» Это что же получается, японцы ближе к Богу, чем наши русские ученые? Да какой ты русский, если Бога променял на деньги и почести? Не зря Федор Михайлович говорил, что нет ничего более гнусного, чем русский человек без веры в Бога. Ну, ладно, братья, вон мои самураи бегут. Прощайте! При случае помяните в своих молитвах раба Божия Петра. Ангела-хранителя вам в дорогу!

На обратном пути из Сергиева Посада в Москву мы осторожно обсуждали свой марш-бросок в Лавру. Олег открывал портфель и гладил внутри Библию. Видно, она согревала его. А я рассказал, как однажды в Северном Париже нас – победителей школьной олимпиады – наградили поездкой в Ульяновск, родину Ленина.

Погода в день выезда резко испортилась, повалил мокрый снег. Наш автобус ехал ровно. Внутри теплого сухого салона было уютно. Мы смотрели за окно, где кружила метель и пели комсомольские песни: «А Ленин такой молодой, и юный Октябрь впереди!»

Вдруг автобус на подъеме в горку остановился, забуксовал колесами в снежном месиве и… стал сползать задом вниз. Там, за окном, по бокам дороги зиял овраг, глубиной метров семь. Нас тащило в эту пропасть. И шофер запаниковал, открыл двери и стал ругаться матом. Комсомольцы кричали, плакали, вскакивали с мест, толкались в проходе – но выпрыгнуть из автобуса боялись: с одной стороны под горку ехали машины, а с другой разверзлась пропасть, которая от страха казалась бездонной.

Я же сидел у окна, смотрел на людей, бьющихся в истерике, и удивлялся собственному безразличию. Мне было все равно, погибнем мы или выживем. Мне почему-то вспомнилась набережная Евпатории и наше с родителями посещение действующей церкви. Мама протянула мне монету в двадцать копеек, и я положил ее в ручку старушки. Та улыбнулась мне и сказала:

– Спаси тебя Господь, мальчик. Ох, и любит тебя Бог!

В те секунды всеобщей паники я чувствовал: меня любит Некто могучий и добрый и Он меня спасет из этой беды.

И тут наш автобус остановил свое скольжение в пропасть, его развернуло – и вот мы едем вниз со скользкой горы как нам и положено: лобовым стеклом вперед. Внизу, на ровной площадке автобус остановился, и многие выскочили наружу в ближайшие кусты. Водитель рассматривал вмятину на корпусе и громко пояснял, что вот сюда уперся бетонный столбик и развернул машину. Потом пальцем показывал на маленький белый столбик, одиноко торчащий на краю дороги. Я сидел и молча радовался нашему спасению. В голове прозвучало: «Слава Богу», и тогда я понял: Бог меня любит.

– Значит, не пустил тебя Господь поклониться главному безбожнику, – подытожил Олег мой рассказ.

Театральная жизнь

Олег проживал недалеко от меня. Часто заглядывал ко мне «в угол», раскланивался с хозяйкой, выслушивал анекдот от соседа-дирижера. Иногда у нас звонил общий телефон, и бывший солист театра раскатистым басом звал кого-нибудь из жильцов:

– Изольда, девочка, тебя к телефону какой-то тайный меценат!

За чем следовали быстрые шаги по коридору и ответ бывшей меццо-сопрано:

– Боричка, это не меценат, а четвертый муж, самый красивый!

– Изуля, но мы-то с тобой знаем, что самый красивый мужчина в твоей жизни был я.

Олег с интересом относился ко всему, что происходило в нашем доме, но особенно любил заглянуть на кухню и переброситься парой комплиментов с балеринами. Мне они напоминали увядающих девочек-подростков. Казалось, им так и не удалось повзрослеть. Абсолютно все заботы этих пожизненных травести сосредоточились на потребностях тела. Довольно часто в их среде вспыхивали дикие сцены ревности, гремели скандалы с битьем посуды.

Однажды и ко мне подошел такой «Отелло» и стал угрожать. За полчаса до этого я помог его хрупкой жене перенести тяжелый бак с бельем с газовой плиты в ванную. Выслушав до конца обвинительную речь ревнивца, я посмотрел ему в глаза и вкрадчивым голосом произнес расхожую фразу жителей Колизея: «Еще раз попадешься мне на глаза – ноги повыдергиваю!» Эта дежурная фраза в Северном Париже обычно никого не задевала. Подобные выражения звучали там постоянно, и почти никогда до дела не доходило. А тут!.. «Отелло» как-то сразу весь затрясся, побледнел, вздернул востренький подбородок и быстрым шагом покинул сцену… простите – коридор. С тех пор он меня избегал и ввиду моего приближения моментально скрывался за кулисами… простите – дверью комнаты. А его хрупкая женушка наоборот, искала со мною встреч и всегда находила возможность продемонстрировать моему взору свои мускулистые нижние конечности в самом выгодном ракурсе.

Как-то раз Олег затащил меня в гости к басовитому Боричке. Но уже через полчаса Олег вспомнил о срочном деле, и мы с ним вышли на улицу.

– Не представляю, как можно этим жить? – Пожал он плечами.