Далёкий Друг

– Скорее всего, нам здесь уже ничего не принадлежит. Дела обстоят так, что хуже не бывает.

– Виталя, неужели отберут всё? – голос Наташи непривычно тих.

Минуту назад ушли приставы и понятые, оставив после себя дым дешёвых сигарет и непривычный кавардак в комнатах. Некоторое время не могу избавиться от ощущения их присутствия, чудятся голоса. Трясу головой – на таком материале и свихнуться недолго. Получается неплохо, но я собираю волю в кулак и окончательно выбрасываю из головы наваждение.

То, что государство в лице чиновников ненадолго покинуло эти стены, даёт лишь время на принятие какого-то решения. Но, если в масштабе мировой революции эта тема необычайно мелка, то для сегодняшнего меня она вполне сопоставима с приближением глобальной катастрофы. Некоторое время говорю ни о чём, нарочито громко приходя в себя. И постепенно такая тактика позволяет полностью разрядить атмосферу.

– Виталь, неужели отберут? – Наташка повторяет вопрос.

Что могу ответить? С треском вскрываю пачку сигарет и прикуриваю от заметно дрожащего огонька зажигалки.

– Как пить дать. И сейчас нам самое время подумать о новой крыше над головой.

– С другим-то жильём тоже проблем не оберёшься, – супруга опускает голову мне на плечо, верный признак самого прескверного настроения, – а может, надо побороться?

– Не думаю. – Я не люблю тешить себя напрасными иллюзиями. – На сегодня нам нечего противопоставить этой банде. Они по-настоящему опасны: рискнули средь бела дня стрельнуть в квартиру в двух шагах от центра города. Но, – я начинаю говорить громче, – Высоцкий был прав, твердя как заклинание: «Ещё не вечер!» Ты помнишь ту чудную квартирку, что снимали в первый год нашей совместной жизни?

– Конечно, помню. Такое не забывается.

– Так вот: я её почти купил, – делаю важное лицо, – хотел тебе сделать сюрприз на годовщину.

– Какой ты у меня молодец! – Сюрприз удаётся, и я получаю заслуженный поцелуй.

– С бывшим хозяином рассчитался, но вот бумаги оформить не успел. Теперь дело надо провести быстро и, самое главное, не засветиться. Надо найти кандидатуру, на которую можно безбоязненно оформить документы.

– Да, бумаги надо делать осторожно. Время не ждёт, но торопиться будем не спеша, – начинает рассуждать жена, словно всю жизнь занималась тайными сделками с недвижимостью.

– У тебя есть кто из дальних родственников, кому просто можно доверять? – задаю самый сложный для меня вопрос; откуда мне – приезжему – иметь в этом городе родню.

– Не забивай голову: будет человек. Главное сейчас не это, – супруга переводит беседу на другую тему, – важнее, как жить дальше? Как я понимаю, обложили нас со всех сторон, и получается так, что работать тоже придётся по нелегальным схемам?

– Да, думаю, и с этим проблем будет навалом. Заработать нам не дадут. Судя по иску, даже после продажи всего движимого и недвижимого имущества я не рассчитаюсь с долгами и останусь в чёрных списках судебных приставов на очень долгий срок. Конечно, без работы не останусь, но шиковать будем не скоро. Понимаешь, сегодня заработать на безбедную жизнь без оборотных средств практически невозможно, а появляющиеся накопления будут изъяты в момент. Замкнутый круг получается. – И, чтобы мои слова не походили на траурную речь, добавляю – Да и насолил им напоследок. От злобы ядом плюются.

– Что ты такого им сделал, чтобы так их разозлить?

– Всего лишь сказал правду, Наташ, но в лицо и прилюдно. Такое почти никогда не прощается, хотя особо умные ребята некоторое время ничего не предпринимают, но, будь уверена, никто не забывает ничего.

– Выходит, что не зря сказано, правда – очень сильная штука?

– Не просто сильная, она даже убивает иногда!

Пепельница набита окурками, в бокале на донышке чуть колышутся последние капли вина, в прежде стерильной гостиной – клубы табачного дыма. Мы на некоторое время замолкаем.

И в самом деле: правда может убить. В нашем случае мишенью являюсь я. Современное общество погрязло в лицемерии, которое прикрывается то дипломатией, то чёртовой политкорректностью. Мы, приняв эти правила, всё реже и реже говорим правду, чистую и неприкрытую. И когда такие редкие моменты наступают, с удивлением узнаём, что нас не понимают, а записывают в стан личных врагов, причём не впрямую, а, гораздо чаще, завуалированно.

Кто-нибудь мне объяснит, почему негров вдруг стали называть афроамериканцами? Причём такое часто слышится и в адрес жителей Африки, страшно далёкой от Штатов. И почему это теперь стало обижать самих негров? Но человека, называющего негров неграми, не клеймят позорным словом «расист» (потому как не за что; негроидную расу никто не отменял), а через общественное мнение пытаются заставить принять какие-то нелепые стандарты, согласно которым и сама Африка скоро будет не чёрным континентом, а местом компактного проживания лиц с более тёмным цветом кожи. Человечество погрязло в этом болоте. Отринув религиозную составляющую жизни, следуя которой можно жить честно и перед Богом, и перед людьми, оно взвалило на себя неимоверную моральную ношу (я имею в виду регулирование отношений между его членами посредством законов и норм) и, надо отметить, справляется со своей новой миссией весьма неважно. Закономерный вопрос – как с этим быть? Мой разум не находит на него простого ответа. А может, нужно всего лишь перестать обманывать, в том числе и самого себя? Я думаю, если человек честен перед собой, то его правдолюбие будет естественным и вряд ли вызовет насмешку. Да, он продолжит оставаться неудобным для многих, но укорить его в чём-либо не посмеет никто. Это как в моде на цвета: при любом раскладе чистые белый и чёрный – всегда в теме.

Мы с Наташкой просидели за разговорами почти до вечера, пока не проголодались.

– Виталька, скоро уже дети из школы вернутся, и тоже голодные. Ты займись чем-нибудь, а я приготовлю обед. Не то в нашем городе будет зарегистрирован первый случай людоедства, а, судя по твоей комплекции, жаркое из тебя получится великолепное, – хлопнув меня пониже спины, она улыбнулась и пошла на кухню.

– Я помогу, – перспектива быть съеденным собственными детками не прельщает, – что у нас сегодня в меню?

– Чистка овощей! Остальное тебе не понять.

– Всё верно: самое ответственное дело – мужчине! – я без возражений достаю ножи. – Готов выполнить любое ваше распоряжение!

Ребята вернулись примерно через час и застали нас за накрытым столом. Это ещё одна наша семейная традиция – встречать невзгоды празднично.

Глава 20

Обсуждение сложившейся ситуации не могло не коснуться прибора.

– Виталя, а может, твоя разработка поможет?

– Так, началось, – я притворно делаю раздосадованное лицо, – предупреждаю, технические подробности вы не услышите!

– Но с такой техникой ведь можно что-то придумать? – не унимается жена. – Ты бы рассказал про свой аппарат. Просто расскажи, без заумных слов.

Таким вопросом меня врасплох не застать, но и перевести разговор в это русло сразу не получается. Очередная сигарета во рту, минутная пауза. Потом двигаю свой стул поближе, выливаю в бокал остатки вина и, путаясь, рассказываю Наташе почти всё, что запомнил о Друге, его родной планете, странном непонятном их бытии.

– Наташ, за собственную технологическую разработку мне сказать нечего; скорее всего, дело не в ней. Похоже, это тот редчайший случай, когда в роли главного действующего лица выступает Его Величество Случай. Я уже говорил, что наш прибор только генерирует волны определённой частоты – и всё. Если бы работа шла по чётко разработанному сценарию, отвечаю – результата мы бы не добились. Но случилось так, что мыслеприёмник, случайно задев некий мировой нерв, выступил как коммутатор, соединив двух собеседников в разных уголках вселенной, причём звонок был мой, но за счёт вызываемого абонента. Короче, вопрос общения со мной – это только желание той стороны. Хотя я почему-то уверен, что без моего личного участия прибор тоже работать не будет. Почему? На этот вопрос не отвечу, просто чувствую, – поднимаюсь со стула и, хлопнув дверью холодильника, извлекаю на свет божий ещё вина (разговор обещает быть длинным). – Друг, конечно, существо могущественное, но использовать инопланетный разум для достижения своих, пусть и благородных целей неправильно, да, если честно, я смутно могу представить, как на практике заручиться такой поддержкой. Это всё равно, что на большом адронном коллайдере, используя его как микроволновку, греть завтрак, – добавляю к монологу последнее тоном, не терпящим возражений. – Мне, если честно, неудобно докучать просьбами вообще кого-либо, тем более иномирянина. Наверное, так воспитан. И дело совсем не в том, что я благородных кровей и понятие чести для меня абсолютно свято, но некоторые принципы всё же у меня есть, и переступить их я не могу.

– Вопрос цены – скажут многие. Да! Но в этом-то и дело: человек существо слабое и может совершить плохой поступок, только некоторые делают это за плату мизерную, а для других ценник высок настолько, что возможность совершения плохого становится просто нереальной. И, главное, цена здесь – не сумма денег, а единица измерения совести.

– Виталя, не философствуй, пожалуйста, лучше расскажи поподробнее. Мне не совсем симпатичны твои полупрозрачные сфероиды-друзья. – Женщина есть женщина – ей подавай красоту, а тут просто шар, большой и непонятный.

– Понимаешь, родная, мне и в самом деле очень сложно передать всю гамму цветов и ощущений того мира. Представь: багровое солнце в зените; на небе закатного цвета и в полдень видны россыпи близких звёзд. Вокруг серебряная листва кустарников в бриллиантовых каплях росы, высоченные стволы деревьев верхушками цепляют пепельного цвета облака. Необычный запах, больше похожий на тлен, с примесью горьковатого аромата, щекочет ноздри. На мой вкус мрачновато, но, честное слово, – великолепно! И среди дикой красоты – странные, полупрозрачные привидения прошлых хозяев здешних мест. Нет, они не вымерли. Просто на каком-то этапе развития сменили материальные, но смертные тела на бессмертие в оболочках из пустоты.

Наташа прижимается ко мне, ей явно не по себе от моего рассказа.

– Но, дорогой, разве это жизнь?

– Не знаю, но с эмоциями там напряжённо. Социум «живёт» спокойно, имея в запасе немыслимую мощь технологий, всё дальше и дальше замыкаясь на себе. Мне «посчастливилось» прикоснуться к разуму тамошнего философа, и я только чудом остался в здравом уме. Таких копаний в собственном сознании человеческий разум вынести не в состоянии.

Мой рассказ становится заумным и теряет яркость красок. Он делается похожим на черно-белую гравюру древней книги, в которую если и заглядывают, то просто от нечего делать. В монотонности теряется нить повествования, и мой Далёкий Друг уже ассоциируется с привидением, ушедшим в те места из земных или околоземных краёв.

Повествование о становлении той цивилизации не очень подробно, в нём не хватает мелких деталей, отсутствуют личности, двигавшие вперёд этот мир. Намеренно или нет, но мой визави не удосужился вложить в мою память сведения о выдающихся персонах иномирья. Но ведь должны же быть у них свои герои и предатели, миротворцы и тираны. Впрочем, они бессмертны, и если кто-то в немыслимых далях прошлого и сотворил невесть что, то теперь это утонуло в невообразимых далях времени. Наташа прерывает рассказ грустной репликой:

– И что, у них не было Ромео и Джульетты?

– Знаешь, дорогая, у меня ни разу не возникло мысли поинтересоваться данной темой.

– Вот! Все вы, мужики, такие. Ищите себе занятия по душе, живёте им, только любовь, как всегда, на последнем месте.

– Ну, во-первых, не на последнем, а, во-вторых, спрашивать о любви у призрака, по-моему, неэтично, – возражаю довольно активно.

Наш спор постепенно затихает, к консенсусу о приземлённости мужского ума мы, вполне естественно, не приходим, и я продолжаю тему. После краткого экскурса о состоянии и развитии тамошнего общества, так сказать, на сегодняшний день даю более обширное описание всех показанных мне планет.