Саша с трудом проглотил, взял без спроса бутылку, запил водой.
– А чего ж мы с тобой весь день к востоку забирали?
– Во-первых, впереди стая мигрирует. Нет у меня желания с ними встречаться. А во-вторых, я тебя до барьера доведу, чтоб ты свою задницу из парка живым унес, и пойду дальше одна.
Спасенный замер с набитым ртом.
– Хм. Ты это… Обофди. Фево это – одна?
– Того это.
– А чо, мне нельзя? С тобой?
– А нафиг ты мне сдался?
– Ты спасла меня.
– И?
– Несешь теперь за меня ответственность.
С минуту Джин смотрела на него, но так и не нашлась, что ответить на такую наглость. Она лишь молча покачала головой и стала заворачивать остатки еды.
– Дальше пойдем?
– Нет. Темно уже. Здесь заночуем.
– Как здесь? Замерзнем!
– У меня палатка с подогревом. Одноместная, правда. Но ничего, поместимся.
Она достала плотно скрученный рулон, развернула, дернула шнур. Маленькая палатка надулась за считанные мгновения.
– Вау! Кру-у-уто… И откуда у тебя столько ништяков? Еда, палатка.
– Сам-то ты откуда? Зачем сюда забрел? – ответила Джин вопросом на вопрос.
– С нижних уровней я. Думал – вот в парк поднимусь, и заживу! Всяко лучше, чем внизу. Месяца полтора уже здесь.
– Ну и как? Лучше?
Саня пожал плечами, затем, подумав, сморщился и отрицательно замотал головой.
– Везде плохо.
Джин криво улыбнулась. Встала, упираясь руками в поясницу, потянулась на цыпочках. Задрала голову, глядя в небо. Звезды быстро летели с запада на восток, пересекая в зените тлеющую красным полоску, которая перечеркивала прямоугольный небосвод пополам.
– Все! Заползай внутрь.
Саша послушно юркнул в палатку, стараясь прижаться к стенке, освобождая место для спутницы. От пола действительно шло тепло, приятными волнами разливающееся по замерзшему телу.
Джин бросила в стороны четыре сигнальных датчика и полезла следом за Сашкой. Магнитные полоски распашного входа сомкнулись, чпокнув уплотнителями. Обитатели палатки несколько минут ворочались, стараясь расположиться так, чтобы обоим было удобно. Наконец затихли.
Спасительница чувствовала исходящие от соседа запахи пота и грязной одежды, но они ее не раздражали. Скорее, она относилась к этому с непонятным для самой себя любопытством.
– Жень?
– М-м.
– Чего у тебя голова лысая?
– А у тебя запредельный уровень бестактности.
– Бес… Чего?
– Лысая, потому что лысая. Мне так удобнее. Спи!
Утром магниты не сразу удалось оторвать друг от друга. Примерзли. Джин выбралась наружу и замерла, затаив дыхание. Вся земля вокруг была белой. С неба пухлыми ватными комками сыпался снег. Она встала на колени, веером махнула ладонью по белому покрывалу. Кожу обожгло холодом. Зачерпнула снег и зарылась в него лицом.
– Дура, что ли? Он, поди, радиоактивный.
Она обернулась. Из палатки торчала голова Сани.
– Мне ничего не будет. Но ты так не делай.
Сашка поднял брови, скривился в гримасе полного непонимания.
– Э-э… Ладно. Тебе помирать-то. Дело хозяйское.
Джин тряхнула головой, сбрасывая остатки снега и капли воды, утерлась холодными ладонями.
– Собирайся. Нужно идти.
– А пожрать?
– Позже.
Они шли больше часа, взбираясь все ближе и ближе к барьеру. Поднявшись на очередной холм, Джин внимательно посмотрела на юго-запад.
– Твою ж…
– Что там?
Она не ответила. Запрыгнула на большой валун, достала из нагрудного кармана компактный бинокль и снова вгляделась вдаль, настраивая оптику.
– Ничего не понимаю…
– Да что там такое?