– Нет!
– Но там правда сетка рабочая?
– Да, – нехотя согласилась бритоголовая.
Сашка подошел к ней ближе.
– Ты хоть скажи – Эос работает? – спросил он тихо, и, как показалось Джин, с надеждой в голосе.
Она несколько мгновений разглядывала ногти на своей правой руке, не желая отвечать.
– Искин Эос была аварийно отключена системой безопасности. Ее больше нет.
Сашка подавил вздох разочарования.
– Идем! – она подтолкнула его.
– Куда?
Джин распахнула неизвестную дверь и втолкнула парнишку в маленькую комнату, отделанную кафелем.
– Раздевайся.
– З-зачем?
– Раздевайся говорю! Упрямый какой…
– Ясно. Так бы сразу и сказала, – он чуть покраснел, стал стягивать с себя грязную одежду.
– Ой, дурак… – Джин толкнула его в угол, повернув скрипучие рукоятки.
С потолка хлынули струи воды. Первые несколько секунд парень безмолвно стоял с выпученными глазами и широко раскрытым ртом. Потом дико заорал.
– Чего ты кричишь? Мойся! От тебя воняет, как от…
– Она холодная! А-а-а! Теперь горячая! Выпусти меня отсюда!
– Да что ты – в душе никогда не мылся? Господи… – Джин убавила напор, но жертву из угла не выпустила. – Держи мыло!
– Что?
– Ох…
Закатала рукава, сама принялась намыливать тщедушное тело, покрытое грязными разводами.
Отмывать Сашку ей пришлось без малого час, не говоря уже о потраченных нервах. Вконец замочив одежду, она сама вынуждена была ее скинуть и залезть в душ, сменив в углу подопечного.
– Ну? Ведь лучше же?
– Фига там лучше… Как будто кожу содрали. И пахну теперь странно.
– Нормально пахнешь, так, как и должен. Садись за стол.
Она поставила перед вымытым пацаном тарелку с макаронами, на которых дымились две сосиски и плавилась горка натертого сыра. Джин бросила взгляд на Сашу, отвернулась, чтобы направиться к холодильнику, но остановилась. Снова посмотрела на парня.
Тот сидел неподвижно, уставившись на еду. По лицу его невозможно было сказать, о чем он сейчас думает: удивлен ли, обрадован, или, может, разочарован? До тех пор, пока Джин не заметила, что его глаза блестят от слез. Она отвернулась. Ей вдруг стало неудобно. За что? Она сама не понимала. За свою сытую жизнь? Это щуплое создание за ее спиной было радо до слез, что он смог дожить до простой тарелки макарон с сосисками, о которой раньше мог только мечтать. Ей никогда не приходилось думать о смерти от голода, хотя жизнью она рисковала, и не раз. Но это было другое. Совсем другое.
– Спать будешь здесь, – хозяйка разложила легкую складную кровать.
После ужина Саня пребывал в расслабленном настроении. На лице его блуждала довольная улыбка и, казалось, что остальные проблемы мира его теперь не волнуют. Но он вдруг встрепенулся.
– А что, на той кровати мы не поместимся?
– Нет. А если и поместимся… ни к чему это. Будешь спать здесь! – повторила она твердо.
Джин посмотрела в окно.
– Иди-ка сюда.
Саня подошел.
– Вон они. Видишь?
Из окна открывался вид, словно с края обрыва. Густо заросший парк уходил направо и налево на многие километры, а где-то впереди, в вечерней дымке, виднелся противоположный барьер.
Саша посмотрел вниз, под самую стену. Несмотря на сгущающуюся темноту, была отчетливо видна шевелящаяся дорожка, упиравшаяся в барьер под ними.
– Вот уроды… А они сюда не вскарабкаются?
– Нет, не бойся. Иди ложись, я постелила.
Сашка нехотя оторвался от окна. Сел на кровать, подумал о чем-то, вздохнул и улегся.
Когда Джин уже готова была провалиться в сон, она услышала шаги. Девушка напряглась, готовая в любую секунду вскочить. Босые ноги прошлепали по полу до ее кровати. Она почувствовала, как сзади прижимается прохладное тело. Джин вздохнула.
– Где ты жил эти полтора месяца? – прошептала, как будто громкими голосами они могли разбудить кого-то.
– В норе жалокрота, – так же шепотом ответил Сашка.
– Кого?
– Толстый такой, лохматый, размером чуть поменьше антидога. У него вместо носа жало.
– А-а, поняла, о ком ты. И что, он не пытался выгнать тебя из своей норы?
– Так я ж убил его.
– Ты? Убил?