Прелестны, милые друзья!
Однако ножка Терпсихоры
Прелестней чем-то для меня.
Она, пророчествуя взгляду
Неоценимую награду,
Влечет условною красой
Желаний своевольный рой.
Люблю ее, мой друг Эльвина,
Под длинной скатертью столов,
Весной на мураве лугов,
Зимой на чугуне камина,
На зеркальном паркете зал,
У моря на граните скал.
XXXIII
Я помню море пред грозою:
Как я завидовал волнам,
Бегущим бурной чередою
С любовью лечь к ее ногам!
Как я желал тогда с волнами
Коснуться милых ног устами!
Нет, никогда средь пылких дней
Кипящей младости моей
Я не желал с таким мученьем
Лобзать уста младых Армид,
Иль розы пламенных ланит,
Иль перси, полные томленьем;
Нет, никогда порыв страстей
Так не терзал души моей!
XXXII
Diana’s breast and cheeks of Flora
Look pretty lovely, my good guys!
But Terpsichore’s cute leg, however,
Is much attractive in my eyes.
It presages to covert gaze
Inestimable sensual praise,
It does attract by pleasant form
The willful passions in a swarm.
Yes, I do love it, my Elvina,
When hidden under table cloth,
In spring, when stepping on greensward,
In winter time, when ballerina
Steps on the stage, on parquet floor,
And at a see shore on rock wall.
XXXIII
I saw the sea before disaster,
What envy did it stir in me,
When raising up and roughly bursting
It laid its waves at legs of thee!
Oh, what a wish my mind clipped:
To touch your lovely legs by lips!