Монолиты готики

Кости, превратившиеся в камень, покрывала ветошь сухой, сморщенной кожи. Из пасти торчали два огромных, чудовищных клыка, какими не мог похвалиться ни один живущий вампир. Глазницы чернели колодцами самой Преисподней.

Казалось бы, ничего особенного (для египтолога), но проступало что-то в этих пропорциях, форме… Что-то, наводящее на мысли о хтонических мирах, заполненных некро-энергией, и нежити, питающей беспредельную ненависть ко всякой плоти. Череп служил если не дверьми, то форточкой в это царство кошмара. Путеводной нитью для мертворожденной ненависти, въевшейся в старые кости. Еще чуть-чуть, и она пробьется наружу, хлынет бурным потоком…

Поистине мерзейшая мощь. Безумие и гениальность в одном гадком флаконе.

– Это, это, – запинаясь, выговорил Краулер. – Что ЭТО?!.

– Это?.. – Доктринус небрежно взглянул на алтарь. – Череп. Реликвия Клана.

– Откуда он взялся?.. – вскричал «уполномоченный», едва не срываясь на истерический визг. – Здесь, в Зале? Разве его не похитили, или я чего-то не понимаю?!.

На секунду ему вновь показалось, что происходящее – все-таки розыгрыш, в котором замешан сам Огастус. Лишь на мгновение. Магистр не вязался с юмором. Он сам был ходячим юмором, гротеском на кровососущую природу.

Тем не менее, альбинос решил, что ни за что не расстанется с «подателю сего».

– Похитили, – кивнул Доктринус. – Это муляж, подделка. Держим отличную мину при плохой игре. Чтобы Огастус мог сказать, будто в Багдаде все по-прежнему спокойно. Дежурства по графику, но никто не должен ни о чем догадаться.

«Муляж?..» – Леонард повертел странную мысль так и эдак. Раскусил. Весьма странный вкус. Ему и в голову не могло прийти, что артефакт можно подделать, точно картину или деньги. Впрочем, прежде в том не возникало нужды.

И, очевидно, НАПРАСНО.

Краулер присмотрелся и понял, что Череп действительно не настоящий. Обнаружить несоответствия не представляло большого труда. Каркасом изделия, судя по всему, послужила обожженная глина. Лохмотья кожи заменили настоящие лохмотья – лоскуты ткани, выкрашенные в соответствующий цвет, и приклеенные, не иначе, канцелярским клеем. Зубы… Что ж, их вырезали из дерева. В целом, однако, муляж смотрелся вполне натурально. Масштаб и пропорции выдержаны безукоризненно, чувствовалась рука мастера.

– Да у тебя талант, – вырвалось у альбиноса.

– Я – долбаный гений, – самодовольно ответствовал Доктринус. – Три часа ковырялся.

– И все же, я ВИЖУ разницу, – добавил Лео, чтобы собеседник не возомнил о себе слишком много. – Если присмотреться. Левый клык, и кожа на щеке…

На самом деле он придирался – подделка была превосходной, и увидеть отличия позволяло лишь то, что Краулер видел реликвию тысячи раз. Но главным фактором, разоблачающим фальшивку, было не исполнение, а то, что находилось на принципиально ином уровне чувств. Альбинос прислушался к себе, сознавая, что не ощущает того ментального напора, исходящего от Черепа, – настоящего Черепа. Мрачная аура силы, окутывавшая артефакт, исчезла, словно ее и не было. Сознание уже не терзали колючки враждебной энергии.

В какой-то мере так даже лучше, и многие неофициально бы это признали. Однако, это НЕ настоящая реликвия, сколь бы плохой та ни была. А значит, подделки не помогут. Они требовались лишь для отвода глаз юным вампирам.

– Видишь разницу? – усмехнулся Доктринус. – Скажи-ка, а ты увидел ее ДО того, как я тебя просветил, или ПОСЛЕ?!. Это крайне важная деталь, учти.

Леонард пожал плечами.

– Ты заметил разницу лишь потому, – продолжил тощий субъект, – что ЗНАЛ о ложной сути объекта. И тогда ничтожные неточности бросились в глаза. Как и мне, ее создателю. Остальным и в голову не придет, что Череп – муляж. Как обычно, они ограничатся небрежным взглядом. Вот ты начал бы рассматривать предмет, который, согласно обманчивому впечатлению, видел столько раз, что уже тошнит? Вряд ли. Непосвященный не раскроет обман, уверяю.

– Ладно, ты прав, – признал Краулер, не желая вступать в спор, грозящий перерасти в полемику о сюрреализме в современном искусстве. Только не с Доктринусом. Альбинос неожиданно понял, что собеседник одет в футболку с надписью «Theatres des vampires», и – о ужас! – драные джинсы. Определенно, Доктринус служил карикатурой на утонченный, предельно эротичный вампирский род.

Судя же по манере держаться, очкарик мнил себя воплощением стиля.

– Разумеется, я прав, – кивнул он.

– М-да. Так где, говоришь, бедный Титус?.. – Лео огляделся в поисках трупа.

– Вот. – Доктринус отступил в сторону. – Точнее, не труп, а место, где он лежал.

Каменный пол покрывал причудливый рисунок. Если приглядеться, в нем можно было различить очертания человеческого/вампирского тела – раскиданные в стороны конечности, голова, туловище. Словно брошенная за ненадобностью кукла – марионетка, у которой безжалостно срезали нити. Контуры на скорую руку обведены мелом. Рисунок был весьма грубым, но сам факт злодеяния, казалось, стремился вырваться за пределы этой посредственности. Краулер прислушался к гласу белых линий, но ничего не разобрал.

Разумеется, ему хотелось бы взглянуть на САМО ТЕЛО, а не его ксерокопию.

– Кто разрешил перемещать тело?.. – поинтересовался альбинос, припомнив, что в фильмах следователи в первую очередь спрашивали именно это.

– Огастус, – не медля ни секунды, ответил Доктринус. – Мастер велел мне перенести труп в лабораторию, потому как негоже, чтобы мертвый собрат лежал здесь, на полу, точно непотребный мусор. Поглядеть на него ты сможешь и потом.

– Ты перенес его самостоятельно? – Лео смерил субтильного субъекта взглядом.

– Ага. Титус значительно сбросил в весе. – Доктринус издал мерзкий смешок.

– Как его убили?

Собеседник переменился в лице.

– Его… осушили, – помедлив, ответил он. Впервые с начала разговора он выглядел смущенным.

– Вот как? Любопытно. – Услышанное Краулера не на шутку озадачило.

Порой вампиры прибегали к каннибализму, поглощая кровь сородичей, но это случалось чрезвычайно редко. Говорили, будто это на редкость изысканная пища, но если источниками оных слухов служили каннибалы, получить сведения из первых рук не представлялось возможным. Того, кто посмеет вкусить крови собрата, ожидала страшная смерть. Этот закон был древним, как сама раса вампиров, и исполнялся неукоснительно. Поэтому «гурманы» держали свои трапезы в строжайшей тайне, и тщательно заметали следы.

Последний случай, когда в каннибализме был уличен один из Гирудо, имел место пару столетий тому назад. Упыри и Вурдалаки попадались значительно чаще.

– Значит, все-таки вампир, – подытожив свои рассуждения, произнес альбинос. – Я был прав. Эти ублюдки, наши родственнички… Но как они посмели?!.

– Я, на твоем месте, не спешил бы с выводами. Вначале следует взглянуть на тело, – посоветовал Доктринус. – И ты получишь ответы если не на ВСЕ вопросы, то, по крайней мере, на часть. Общая картина ощутимо прояснится. СЕЙЧАС я не хотел бы обсуждать эту тему – без объяснения причин.

Лео понимающе кивнул. Очкарик оказался не таким сухарем, как он думал. Вероятно, Доктринусу тяжело говорить о случившемся. И его можно понять. Столь неприглядная мерзость, как каннибализм, да еще в отношении собрата по Клану… Титус не пользовался большой популярностью, но он, как ни крути, являлся Гирудо. Убийца будет найден и понесет достойную кару.

Пытаясь уверить в этом самого себя, Краулер подошел к лампе, присел на корточки, и, не сознавая зачем, щелкнул тумблером, пытаясь включить радио. Древние каменные своды угнетали одним своим видом, а темнота, бурлящая за пределами светового круга, форсировала передовые рубежи. Немного ритмов в духе «Latino» или «сука-любовь» могли разрядить обстановку.

Но в ответ раздалось лишь шипение. «FM» диапазон остался наверху, в другом тысячелетии.

– Слишком глубоко, – пояснил Доктринус. – Мы изолированы от прочего мира.

Данное заявление никак не располагало к тому, чтобы хоть немного приободриться. Альбинос затравленно огляделся. Как было и прежде, ему показалось, что своды Зала начинают сближаться, словно гидравлический пресс. В сравнении с этой неторопливой мощью, каждому дюйму которой решительно плевать на внешний мир, вампиры казались ничтожными букашками – секундами, оставшимися незамеченными в безбрежном океане Вечности…

– Скажи, – начал Леонард (не для того, чтобы завязать беседу, но чтобы нарушить молчание, становившееся невыносимым), – тебе не… страшно было здесь, одному?..

– Страшно?.. – Доктринус пренебрежительно хмыкнул. – Нет. Это самое сердце нашей обители, и уж если где-то вампир может чувствовать защищенность, так только здесь. Кроме того, преступник провернул все, что хотел, и СЮДА не вернется. Это наиболее безопасное место во всей Цитадели.

– А как насчет того, что все злодеи возвращаются на место преступления?..

– Возвращаются, но лишь тогда, когда там еще осталось, на что поглядеть. А в нашем случае, как ты понимаешь, дела обстоят по-другому. – Усмехнувшись, Доктринус обвел рукой мрачные стены. – Если, конечно, вор – не фанат «Баек из склепа».

Краулер подавленно кивнул. Он уже пожалел, что задал сперва один нелепый вопрос, и, вслед за тем, еще более глупый. Требовалось поскорее исправить положение. Продемонстрировать, что сам-то он ничуть не испуган, и более Доктринуса осведомлен насчет повадок «расхитителя гробниц обыкновенного».

«Как, в таких ситуациях, поступают великие сыщики? – спросил себя альбинос. – Ах да, бродят кругами, и, состроив умную мину, рассказывают о том, ЧТО случилось. Что же, собственно, случилось У НАС?..» Посмотрев на белый контур, каковым обвели тело Титуса, Лео не испытал ничего, кроме досады.