Пуансон

Голубоглазый впервые в жизни, находясь в неистовом восторге, созерцал полностью обнаженную плоть. Отметим, «полностью» – здесь не пустое слово, так как и собственное-то тело он видел лишь частично и только под присмотром персонала. Радость Зеро вышла столь беспредельной, что он даже слюни пустил от удовольствия. Очевидно, это – инстинкт, потому как этим герой и ограничился. Ночью бедняга неспокойно спал и чаще обычного вертелся в постели, снилось ему, будто он в треуголке прохаживается по Аничкову мосту, что в Санкт-Петербурге.

В тот же промежуток суток, но совершенно в другом помещении вершилось настоящее. А именно – попытка осмыслить перевоплощение «Малыша» в кота, вкупе с неказистыми меховыми крыльями и хитрой мордой в придачу. Столь замысловатое событие повлекло за собой целый ряд вопросов как строго антинаучного, так и фантастического характера.

– Дык ить?..

– Как ты себя чувствуешь?

– Нормально, – «Малыш» вильнул хвостом.

– Дык ить?

– Что с тобой произошло? – спросил Ажан.

– Не знаю, – «Малыш» почесал лапой за ухом.

– Дык ить?

– Можешь ли ты летать?

– Да.

– Дык ить?

– Как ты себя чувствуешь?

Примечание: На этом месте мне, противнику синего языка, стало жалко грифель химического карандаша, но текст, представленный выше, имеется в открытом доступе.

На следующее утро почти в неизмененном составе первопроходцы отправилась по ранее намеченному маршруту. Из ряда вон не наблюдалось: камни, пыль, кошки. Результаты миссии, будь они неладны, застыли на том же уровне, ничего другого не оставалось, как убираться восвояси. Я, руководствуясь приказом, пусть и вчерашним, замыкал шествие, когда внезапно почувствовал некое неудобство при ходьбе.

Словно повинуясь мысленному зову, обернулся Ион. В его глазищах искрилось граничащее с безумием удивление, да и лицо парня в целом придерживалось аналогичного мнения: – Смотрите, смотрите!!!

Позади наблюдались лишь присущие планете пейзажи, но едва тень сомнения достигла горизонта, я испуганно ощупал облачение, сложив руки за спиной в замок. С чем граничило мое изумление, когда между лопаток на скафандре отыскались побеги прорастающих крыльев, я не стал ни у кого уточнять.

Финальный участок пути отличался от стартового лишь темпом передвижения, и это несмотря на затруднения, сопутствовавшие появлению дополнительных элементов на моей экипировке, на стороне коих в качестве группы поддержки выступал сам господин Зеро. Лично для него оставшиеся члены команды непрерывно выверяли правильное направление движения ботинком и азбукой «Морзе». Та часть тела Зеро, куда периодически поступали верные координаты, тоже не отличалась снисходительностью и капризничала, нарушая наше с таким трудом открывшееся, хоть и второе, но все же дыхание.

Мужественно преодолев возведенные обстоятельствами баррикады, мы ворвались в шлюз пилюли. Будучи внутри, я стащил скафандр и без особых хлопот убедился, что цел и невредим. На душе отлегло, поток теплого спокойствия, рожденный сознанием человека, пригладив нервные окончания, достиг ногтей. Волосы, аплодировавшие чуду стоя, расселись по местам.

Кадастр после прибытия группы незамедлительно отправил в изолятор всех без исключения. Решение покончить с дальнейшим распространением опасной и неизвестной доселе инфекции выглядело убедительно. Исполнителем дерзновенного проекта назначалась жрица храма медицины, соответственно, и неограниченная власть, касающаяся нашей тройки, переходила в ее нежные руки.

Та, как всегда, блистала по части новаторства. К анализам, предоставленным нами в полном объеме выданных банок, представитель от медицины отнеслась прохладно, скорее с легким пренебрежением, отдав предпочтение проверке одного-единственного вида возможной патологии, используя бесхитростный метод, широко легендарный и не нуждающийся в описании. Только на Зеро Ню не стала тратить время впустую, отсутствием памяти девушка не страдала.

* * *

После детальных замеров и визуальных наблюдений «Малыша» командиром и первым пилотом родилась смелая версия – виновной в изменениях облика сначала робота, а затем и моего скафандра следует признать атмосферу Пуансона. Произошедшее, по глубокому разумению исследователей, исходило из того, что в воздухе Земли, заполняющем пилюлю, подобные изменения не зафиксированы.

Командир находился в мрачном и одновременно растерянном состоянии, даже хуже, впервые после сорока пяти, вступив во взрослую жизнь, он встретился лицом к лицу с тупиком. Инструкции словно сговорились, и заговор, ими осуществленный, не сулил совместной значимости ничего веселого, а самым обидным для Кадастра виделось то, что бунтарей он знал наизусть. Помнил всякую морщинку на листах брошюр и каждый замятый уголок бумаги, не раз и не два бережно им прилизанный. Не помогало. Скопив остатки отваги, он переключился на следующую догму, и она, слава Богу, оказалась чудотворной. Главная для экипажа истина – не потерять веру в руководство, как важнейшая доля в составе материнского молока. Кадастр исподлобья осмотрел собрание, точно впервые видел:

– Дык чаво, мальчики, делать-то будем?

Предложений и дополнений не поступало, телеграф языков молчал.

Зеро безмятежно ковырял в носу, поочередно меняя пальцы, руки, ноздри, и смотрел на всех с улыбкой оптимиста. Ню почему-то надулась и, заправив прядь волос за ухо, опустилась в кресло. Ион, заложив руки за спину, монотонно покачивался взад-вперед, имитируя маятник от ходиков. Ажан напоминал сам себя в лучшие годы.

Время пилюли успокоилось, словно кончился в пружине завод.

Едва вошедший и разделивший с нами пространство помещения робот мурлыкнул и сообщил: мы находимся в брюхе гигантского кота, определил я это без особых усилий по половым признакам животного, – и засмеялся собственной шутке.

Остальные начинаний не поддержали.

Примечание: Череда событий, последовавших за наблюдением «Малыша», перечислялась на вырванных тетрадных листах, и не пристало повествование разбавлять отсебятиной. Увиденные же роботом половые признаки не что иное, как колеса.

* * *

– Не стоит все превращать в бедлам, – объявил Ион, – твоя затея достойна Зеро!

– Но, но, – уставным тоном промямлил Кадастр, – у кого это… ну это… предложения?

И как ни странно, они последовали, и что совсем не ожидаемо, от «Малыша»: – Вас должен интересовать полет как таковой, а не работоспособность пилюли, к тому же…

Робота, как не трудно догадаться, уже не слушали, за дело взялись профессионалы. Межзвездный челнок, сначала раскачиваясь, а затем медленно отрываясь от грунта, взлетел. Лебединый полет убаюкивал, словно экипаж находился в колыбели, по-детски влюбленным в няню. Столь великолепное чувство прервала внезапная морская болезнь, поразившая Ню, полеты временно прекратили.

– Дык ладно, – вздохнул Кадастр с облегчением, – с этим вроде все, дык ить, надо того, работать, значить. Вы тут этого… в общем, ясно, а я схожу документацию, стало быть, просмотрю, – сделав два многообещающих щелчка пальцами, вышел, волоча за собой племянничка.

Я молча любовался обутыми тапочками. Маятник Ион, встав со стула, подрос до похожего на тот, что когда-то болтался под куполом Исаакиевского собора. Тишину попросил удалиться Ажан:

– Вы помните версию об исчезновении пилюли предыдущей экспедиции? – как-то робко, словно сомневаясь в чем-то, начал он. – Попытку связать произошедшее с зелеными глазами?

– Ну да, – примкнул к воспоминаниям Ион, – кое-какие данные у нас хранятся, но ты и сам понимаешь, смахивает на бред. Центр повсеместно объявил – у экипажа случился массовый галлюциноз.

– В донесении, – с нарастающими нотками раздражения продолжил первый пилот, – сообщалось о нападении зеленых глаз и уничтожении ими всего, что изготовлено из металла. – Закончив фразу, встал и ушел с таким видом, словно на него снизошла Божья благодать и ему теперь все дозволено.

Когда же мы узрели Ажана вернувшимся с мусорной корзиной из пластика в одной руке и алюминиевой поварешкой в другой, то сначала удивились, а мгновением позже решили, что он просто спятил. Бывает, при такой работе даже на пенсию раньше положено, но он-то вроде молод.

– Вот, – он сложил ношу на пол.

Мы, мягко сказано, перестали скучать.

– «Малыш» вынесет корзину из пилюли и поставит на камни, – посмотрел на нас, видимо, ища понимания, – потом свесит поварешку таким образом, чтобы один конец коснулся поверхности, тогда, просто уверен, должен появиться зеленый глаз или даже несколько, и, как только, уничтожая металл… – остальное Ажан показал взмахами рук.

Сочувствующие улыбки с губ наблюдателей испарились, лица сморщились подобно воздушным шарикам, наполовину растерявшим содержимое, будто внутри остались одни извилины. Предложенный первым пилотом план сомнений в успехе не предполагал. И хотя в душе не каждый из нас чувствовал себя естествоиспытателем, «Малыша» немедленно вызвали, ознакомили с порядком проведения предстоящего опыта и вручили необходимый инвентарь.

* * *

Мы подтвердили бы под присягой, да хоть на детекторе лжи, что после выполненных «Малышом» предписаний неизвестно откуда в научном эксперименте завелись зеленые глаза. Согласно предсказаниям Ажана, те по пропадающей ручке черпака проникли в корзину, где и угодили в ловушку.

Нехватка времени на оценку различного рода ситуаций не повлияла на процесс проведения мероприятия в целом, и, если забыть о материальном уроне, нанесенном экспедиции безвозвратной потерей кухонной утвари, оказавшейся, к несчастью, в единственном экземпляре, то однозначно – эксперимент удался. Однако идея с не девичьей памятью в группе мужчин неприемлема, и нанесенный урон ненавязчиво настораживал победителей сигнальным маячком расплаты.

О совокупности победы и неудачи доложить командиру я вызвался по собственной инициативе. Подойдя к каюте Кадастра, из-за двери которой доносился странный, до боли знакомый, но давно забытый звук, я остановился в нерешительности. С минуту соображая, как поступить, дал знать о себе, потопав ногами, а лишь затем вошел.