Молодость

В дверь постучали. Бородач проверил беретту и, повернувшись к двери так, чтобы можно было сразу выстрелить, сказал:

– Войдите!

Дверь отворилась, и в комнату вошел, слегка прихрамывая, Комиссар.

– Добрый вечер, Бородач.

– За тобой не следили?

– Зачем за мной следить? Я полностью легален и чист перед законом.

– Карабинеров я не боюсь, Ансельмо – они, скорее всего, уже давным-давно о моем существовании позабыли. Фашисты – совсем другое дело.

– В любом случае, я ничего не заметил.

Комиссара, очевидно, раздражала эта осторожность, но отказываться от нее Бородач не был намерен.

– Садись. У меня есть немного вина, будешь?

– А кофе есть?

– Нет, кофе нет.

Бородач налил себе и Комиссару вина и, не присаживаясь, приступил к делам:

– Ты нашел толкового парня?

В общем, да. Не сидел, не задерживался, у властей на него ничего нет. Сочувствует нам, но в Партии не состоит и ни в каких акциях не участвовал. Зовут, Чи…

– Сколько лет?

– Чуть за двадцать.

– Плохо – молод. Может сдрейфить.

– Бородач, скажи, наконец, зачем он тебе?

– Я прикинул – нам в любом случае нужен третий.

– Нам? Я же говорил тебе, что не буду участвовать в акциях, которые не согласованы с Партией.

– Партия не одобрит наше выступление, Комиссар!

Ансельмо сделал большой глоток, взяв паузу на размышления. Бородач говорил ему, что не хочет иметь дел с Партией, но о том, что Партия не одобрит саму акцию, он молчал.

– Партия многое может одобрить… Что ты планируешь, Итало?

– Террор.

Вопреки ожиданиям Бородача, Комиссар рассмеялся. Сквозь смех он спросил:

– И кого ты собрался терроризировать?

– Фашистов. Всех: Социальное движение, старых чернорубашечников, их агентов во власти. Если получится, хотелось бы даже их верхушку заставить трястись.

– А может, хватит уже террора, Итало? Мы все равно с фашистами в одной лодке – нас обоих подмяли республиканские никакисты, которые только и делают, что продают Италию Штатам кусок за куском.

– И в такой ситуации ты говоришь: «хватит террора»?! Да как ты вообще можешь сравнивать нас с чернорубашечниками?!

Комиссар чуть приподнял левую штанину, чтобы Бородач мог увидеть шрам на том месте, где Ансельмо сломали ногу.

– Я могу сравнивать кого хочу и с кем хочу. Ты давно не был дома, Бородач – Италия изменилась. В нашей молодости все перлись по политике. Фашизм, марксизм, капитализм – каждый верил в какой-нибудь –изм. Сейчас люди прутся от кино, телевидения, музыки и настоящих наркотиков. Мы с фашистами уже проиграли, просто это еще не так заметно.

Комиссар встал, собираясь уходить.

– Итало, захочешь вспомнить старые времена, помянуть павших, просто поговорить – ты знаешь, где меня найти, но в подполье я не вернусь и помогать тебе начать новую партизанскую войну я не стану. Чао.

– Лихо тебя эти утюги отгладили, Комиссар…

Похоже, Мариани удалось задеть своего старого товарища за живое. Ансельмо развернулся и посмотрел прямо в глаза Бородача.

– А ты и сам попробовал бы хоть раз побыть тем, чью диктатуру мы хотим установить, может и понял бы, когда нужно драться, когда любить, а когда угомониться!

– Зачем, чтобы стать таким, как ты?

– Нет, для того, чтобы говоря о борьбе за трудовой народ, ты не врал хотя бы самому себе!

Комиссар распрощался и направился к двери. Бородач надеялся убедить Ансельмо простыми аргументами, но не очень рассчитывал на это. Однако у него на руках был еще один козырь, и сейчас было самое время для того, чтобы его выложить.

– Хорошо, Комиссар, ты не хочешь начинать войну с фашистами, но как насчет расплаты за старые обиды?

– Что ты имеешь в виду?

– Садись и выслушай. Если после того, что я тебе расскажу, ты все еще не захочешь мне помочь, я не стану тебя больше убеждать, ты выйдешь из этой комнаты и никогда больше меня не увидишь.

Ансельмо, судя по его лицу, был весьма заинтригован. Он вновь сел в кресло и приготовился слушать.

– Прибыв в Рим, я не терял времени даром. Я принялся копать и составил что-то вроде списка видных местных фашистов. Это было не так уж трудно – они проникли во все сферы жизни города, причем не особенно-то и скрываются. Обратил я внимание, разумеется, и на Социальное движение, но если замахиваться на Микелини[13 - Артуро Микелини – правый политик, фашист и неофашист, один из основателей Социального движения и его председатель с 1954-го года до своей смерти в 1969-м. Придерживался умеренных позиций.] или Альмиранте[14 - Джорджио Альмиранте – правый политик, фашист и неофашист, один из основателей и виднейших членов Социального движения. Считался лидером радикального крыла движения, допускал силовые акции. При этом последовательный сторонник республиканской формы правления.] еще явно рановато, то вот к персоне адвоката Микелини я присмотрелся. Он член Социального движения, ранее был чернорубашечником, остался верен Муссолини после 43-го и служил в Республике Сало[15 - Республика Сало – неофициальное название Итальянской социальной республики, возникшей на территориях Италии, оккупированных Германией. Республика Сало была создана в 1943-м году после того, как король отстранил от власти и арестовал Муссолини, и попытался вывести Италию из войны. В ответ на это немцы оккупировали всю Северную Италию и, выкрав Муссолини из места его заключения, создали марионеточный режим во главе с ним.]. Но самое главное, это его имя. Его зовут, Малатеста.

Услышав это имя, Комиссар потемнел лицом и как-то расплылся в кресле, сразу став лет на десять старше своего возраста. Через минуту он хрипло спросил:

– Ты уверен, что это он?

– Да.

Комиссар надолго погрузился в размышления. Итало не торопил его. Он прекрасно знал, о чем думает старый товарищ. А Ансельмо думал о то, что последние восемнадцать лет жаждал убить человека по фамилии Малатеста.

Это было зимой 1945-го года. Комиссар тогда находился под арестом неподалеку от Верчелли. Не прошел простую проверку на дорогах и попал в застенок, где его держали уже неделю, но отчего-то не расстреливали. За эту неделю его допросили уже больше двадцати раз. Чернорубашечник, лицо которого все время было скрыто за светом, направленной прямо в глаза Ансельмо лампы, постоянно спрашивал про какого-то партизанского командира по прозвищу Бородач. Комиссар молчал. Даже захоти он рассказать о Бородаче хоть что-то, у него бы это не вышло, потому что Ансельмо почти ничего о нем не знал. Они с Итало познакомятся только через месяц.