Живя в аду, не забывайте улыбаться людям

– Не беспокоит?

– Только первые мгновения после ускорения, – ответил Ви Са Ше. – Ощущение такое, будто в Космос устремилось только сознание, оставив внутренности на Земле. Вы говорили, что размеры значения не имеют, а скорость?

– Когда нет гравитации и магнитного давления, скорость может быть произвольной. – Пилот щёлкнул тумблер и звездолёт замедлил движение. – Это я хотел произвести на вас эффект. Каждый пилот немножко честолюбив.

– Хорошо, – вмешался в разговор Ай Си аШ, – для преодоления земных препятствий скорость в сегодняшней космонавтике роли не играет, но что было бы, не будь обнаружены эти самые «кротовые норы»? Согласен, самый важный вопрос – вопрос топлива – решён, но чтобы преодолеть колоссальные расстояния, нужны и… больше чем космические скорости?! И что – тупик?

– Пожалуй, что так, – согласился Ха Си Пи. – По крайней мере, на данный технический момент. Даже если бы наши учёные смогли приблизить скорость корабля к скорости света, то только до границ Солнечной системы мы добрались бы за три года, а если дальше… жутко подумать!

– Значит, нам предоставили шанс, – заключил профессор. – И ещё это значит, что наша планета обречена.

Се Ро Че хотел было вступить в спор, но передумал, а все остальные тоже промолчали. А спустя минуту звездолёт без видимых усилий вырвался из цепких объятий Земли и невольные путешественники узрели прекрасный и завораживающий мир Космоса. И если для одних, это обычный маршрут, как для командира и штурмана, для других – скучная должностная командировка, как для стражей, строго и ревностно выполняющих инструкции, то для арестантов – это было эмоциональное потрясение. Воистину, увидеть Космос и умереть! И не только от восхищения. Безмолвное величие холодной и мрачной бесконечности не только завораживало и восхищало, но и навевало какой-то интуитивно-ассоциативный страх, особенно у людей впечатлительных и богатых фантазией.

– Внимание, входим в «кротовую нору», – буднично сообщил пилот.

Новоявленные астронавты ещё сильнее впились глазами в иллюминатор, стараясь не пропустить этот грандиозный момент. И вдруг, совершенно неожиданно и непонятно как, вместо окружающего спокойствия, вокруг всё замелькало и замельтешило. Земля, которую они впервые наблюдали как шар, исчезла вовсе, также пропало и Солнце, а вместо всеобъемлющей тёмной пустоты, началось быстрое мелькание и потухание огоньков, проносившихся с невероятной скоростью возле иллюминаторов. Ха Си Пи, привычно отключив двигатель и переведя аппарат в свободный режим компьютерного контроля, повернулся вместе с креслом к своим пассажирам, растерянным и недоумевающим, и, приветливо улыбнувшись, сказал:

– Ну что, бывшие граждане преступники, а ныне свободные космические волонтёры, поболтаем?

– Я что-то не понял? – Се Ро Че первым своё недоумение облёк в словесную форму. – Мы что, уже в норе?

– В ней, родимой, – расслабленно ответил пилот. – Разве не видно?

– А что тут увидишь?! Я даже не заметил, как мы в неё попали.

Ха Си Пи оказался очень улыбчивым человеком.

– А что вы ожидали увидеть? Космический тоннель? Смешно. Если бы они были видны, то их нашли бы тогда, когда появились первые на земле телескопы.

– Это для меня слишком сложно, – признался Ай Си аШ. – А как-нибудь приземлённее нельзя объяснить?

Командир задумался.

– Приземлённее, говорите?! – он размышлял, подыскивая подходящие земные образные аналогии. И вдруг просиял. – Вот, представьте, перед вами океан, огромная масса воды, а внутри существуют подводные течения, которые, по сути своей, являются той же самой водой, и в то же время, как бы что-то обособленное, отдельное. Ну как, чувствуете разницу и сходство?

Пилот предоставил минутную возможность всем поразмышлять о разнице и сходстве космических «кротовых нор» и земных течений в океане, а потом перевёл разговор на другую тему:

– Вы не против, если я задам интимный вопрос?

Вопрос был обращён ко всем. Ай Си аШ и Ви Са Ше вяло пожали плечами, что могло означать следующее: «Мы, конечно, можем и ответить, но на вопросе не настаиваем». А Се Ро Че откровенно сказал: «Валяйте».

– У кого-нибудь из вас остались на Земле семьи? Или, пожалуй, спрошу более деликатно и социокорректно, но тавталогично. – Кто-нибудь из вас имел право иметь семью?

Се Ро Че, хмыкнув, первым и ответил:

– Я даже на это не подавал прошение. В профессии борца за социальную справедливость в страшно социально несправедливом мире, семья не просто излишняя обуза, но и безнравственный поступок. У меня была подруга, мой идейный соратник и помощник во всех делах. Но при других жизненных обстоятельствах, у нас, несомненно, была бы хорошая семья.

Ви Са Ше, чуть смутившись, сказал:

– Лет десять назад я сделал попытку обрести семью, но тогда мне отказали, а взамен выдали постоянный абонемент на еженедельное посещение Дома Утех и РАдости. А потом я полностью посвятил себя науке и о семье уже не помышлял, а в сексе выручала ДУРА.

После этих слов все дружно, но не громко, засмеялись, исключая, правда, охранников, которые участия в беседе не принимали, да и вообще ни на что не реагировали, в отличии от штурмана, который хоть и отмалчивался, но эмоционально в беседе присутствовал.

– Да, – сказал Ай Си аШ, – эта ДУРА, пожалуй, знакома всем. Даже импотенты к ней захаживают. Сладострастие взгляда, прикосновения, как непреодолимый позыв животного инстинкта.

Се Ро Че хитро прищурился и со слабо замаскированной интонацией издёвки спросил:

– Импотенты ладно, но вы… проповедник Божьих заповедей, слуга Господа… как вы до этого дошли?

Профессор нисколько не обиделся:

– Я, к вашему сведению, как раз-таки до этого не дошёл, а от этого ушёл. А в молодости, чего уж там скрывать, бывал и я у этой ДУРы, да и вообще… хватало грехов. Но потом я встретил большую любовь, и это не было примитивным половым влечением, сугубо подразумевающим секс, а то была любовь, носящая имя агапе, и, к моему счастью, она оказалась взаимной. И нам, как ни странно, но к величайшей нашей радости, разрешили жить вместе и называться семьёй. А уже потом я нашёл дорогу к Богу, с которой больше никогда и никуда не отклонялся.

– И дети у вас есть? – спросил Ви Са Ше.

– Да. Сын. Но он уже взрослый.

– И вы думаете, власть оставит их в покое? – с непонятным упрёком спросил Се Ро Че.

Ай Си аШ понимающе посмотрел в глаза коллеги и с мягкой улыбкой ответил:

– Дорогой друг, вы плохо обо мне подумали. Такую возможность я предвидел ещё пять лет назад, когда начинал активную деятельность по доставке Слова Божьего в души человеческие. Мне пришлось приложить максимум усилий, чтобы убедить жену с сыном официально просить власти о расторжении нашего союза. Мы не должны причинять боль ближнему, даже ненароком.

– Они не разделяли ваших взглядов? – спросил Ха Си Пи.

Се Ро Че стремительно вмешался, не дав профессору ответить.

– Извините меня, Ай Си аШ, за допущенную резкость тона, но хочу теперь предостеречь вас. Не спешите с ответом. А лучше не отвечайте вовсе.

Все поняли намёк и с подозрением посмотрели на пилота, который искренне обиделся:

– Я космический пилот-разведчик с самым высоким допуском к секретной информации! – гордо заявил он. – И я очень люблю свою работу. Да, я, как и большинство, служу существующей власти, но ни один человек не посмеет ни обвинить, ни даже упрекнуть меня в доносительстве!

Заподозрить командира в лицемерии чувств, значит, нанести новое оскорбление. Всем стало стыдно, а Се Ро Че пришлось опять извиняться:

– Простите, Ха Си Пи, но моя осторожность и подозрительность оправдана. Если бы не она, я давно зачах бы на площади у позорного столба.

– Я вас понимаю, – пилот был не злопамятен, – но я не понимаю главного! Вот ради чего вы все жертвуете собой? Ведь о вас никто не вспомнит и никто и никогда не будет вам благодарен?! Зачем всё это? Вы думаете, я слепой или глухой? Нет. Я всё вижу, слышу и понимаю. И совесть, мне так кажется, у меня тоже есть. Точно есть, потому что я её слышу. Но ведь так устроен наш мир, и его приходится принимать таким, каков он есть. Просто каждый человек в отдельности в постоянном выборе между и между, должен руководствоваться совестью и честью. К чему этот глупый бунт, который, кроме личной трагедии, никому никакой пользы не несёт? В девяти случаях из десяти человек – ничтожество, не заслуживающее даже сочувствия, не говоря уже о том, чтобы ради него идти на смерть. Картину благодарности вы не раз могли наблюдать на площадях, когда добрые люди плевали в лицо прикованным к столбам за то, что те защищали их интересы.

– А кто их сделал такими? – в свою очередь спросил Се Ро Че. – Кто исказил их мышление? Кто довёл их до такого скотского состояния? Кто, шаг за шагом, убивал в них всё лучшее, всё светлое, пробуждая всё тёмное и низменное? Кто из мыслителя и созидателя сделал тупого потребителя, ищущего примитивных и порочных утех?

Эстафету принял Ай Си аШ:

– Сначала искалечили человеческую душу, убив в ней совесть, то есть – Божественное начало, а так как природа не терпит пустоты, то на это место запихнули идола – лживого, хитрого, коварного, но такого милого и сильного, что все признали его благодетелем и исступлённо падают ниц перед его золотыми клонами. Люди ослеплены сиянием мрака! И кто-то должен, в ущерб себе и без надежды на победу и даже благодарность, постараться вернуть их в обитель Божью. В этом мой смысл жизни, а если теряется смысл, то жизнь становится в тягость.

Ви Са Ше смутился от таких речей, он к ним не привык, но высказать свою точку зрения считал необходимым. Этого требовала товарищеская солидарность и статус колонизатора-смертника. Последнее с большой долей вероятности. Он сказал откровенно и просто:

– Жить по совести меня мама учила с детства, и никогда, ни при каких обстоятельствах не идти против неё. Да, мне повезло, я рос в хорошей семье. Но когда я вырос, то понял, что в жизни всё по другому и совесть лишь обуза. Честно признаюсь, я совершал поступки противные моей сути, пытаясь таким образом отделаться от угрызений совести, привыкнув к ним. Но так и не смог. Буквально всегда следом наваливалась такая смертная тоска и такая сильная внутренняя боль, что не хотелось жить. И я решил, что лучше умереть с совестью в ладу, если уж так случится, чем медленно умирать с постоянной болью в душе. Самое трудное, это сделать бесповоротный, окончательный выбор, а потом… уже легче и проще, даже если в жизни труднее и сложнее.