Вот и Кировский переулок. Никого. Значит, дальше. И уже на подходе к Большой библиотеке, заслоняющей ночное небо с правой стороны, перед Университетским переулком Тамара Борисовна увидела, что впереди замаячила знакомая фигурка.
– Тамара Борисовна, я знала, что вас встречу.
– Марина, как я рада тебя видеть!
– А почему вы так громко говорите.
– А чтобы тот блондин, который идет за тобой, понял, что ты не одна.
Марина была сообразительная девушка и в ситуации ориентировалась быстро. Поэтому она не стала задавать вопросы – какой блондин, а где он, и так далее. А просто взяла Тамару Борисовну под руку.
– Ничего не бойтесь, у меня газ, – тихо сказала Марина. Иевлева, не удержавшись, покосилась на нее, влево и вниз.
Блондин повернул следом за ними на Университетский. Он двигался очень странно, иногда немного рывками, иногда останавливался в такой позе, как будто его выключили, и он замер посредине какого-то движения. «Может, он под наркотиками?» – подумала Тамара Борисовна. Возле Дворца бракосочетаний это преследование уже нельзя было игнорировать. Тамара Борисовна остановилась и обернулась. Блондин тоже остановился, посмотрел на нее довольно хмуро и сказал:
– Девственность или кошелек!
Иевлева рассмеялась.
– Что смешного? – спросил блондин.
– Тебе не везет, – сказала Иевлева, – я забыла, что такое девственность лет тридцать назад. А кошелька при мне нет. Ты же видишь.
– Где я вижу?
– Ну вот майка, джинсы… ты же видишь, что нет кошелька.
– В заднем кармане.
– Ты видел, что там нет.
При этом разговоре блондин как-то наступал, продвигался вперед, женщины пятились и в конце концов оказались в узком проулке за Дворцом бракосочетаний.
Иевлева аккуратно освободилась к этому времени от руки Марины и слегка загораживала ее от блондина.
Вдруг Марина просунула под плечом Иевлевой вперед свою руку и прыснула газом довольно обильно. Иевлева оттолкнула ее сразу как можно дальше и сама отпрянула, чтобы не вдохнуть газ. Блондин отреагировал на газ очень странно. Вообще не отреагировал. Как будто это была вода. Но еще более странно было то, что он вроде вообще не понял смысла действия Марины. Как будто не знал, что такое балончик с перечным газом.
– Зачем брызгать? – сказал он.
Потом в переулке погасли фонари.
Наверное, их выключали в это время. Не важно, по какой причине они погасли.
Но теперь действительно стало совершенно темно. Так темно, что Марина не видела ни блондина, ни Тамару Борисовну. Как слепая. Но последнее, что она видела, это был нож у него в руке.
Она инстинктивно отскочила назад. Но бежать нельзя. Не оставит же она Тамару Борисовну в таком положении. Кстати, где она? Не видно вообще ничего. Почему же не подействовал газ?
Тамара Борисовна Иевлева, напротив, все видела отлично. Много лет назад один мужчина сказал ей, что она никогда не разучится видеть в темноте. И был совершенно прав, она не разучилась.
Блондин, судя по всему, тоже видел в темноте. По крайней мере, он смотрел мимо Иевлевой туда, где по ее ощущениям должна была находиться Марина.
На таком расстоянии рукой не достать. А думать о тактических предпочтениях абсолютно некогда.
Блондин от удара в голову перестал видеть Марину и, вообще, скорее всего, видеть и ощущать что бы то ни было. Пяткой получилось очень сильно, Тамара Борисовна сама не ожидала, что так выйдет. Последний раз она дралась на улице Пушкинской, тут, кстати, недалеко. Лет почти девятнадцать назад. Нет, не последний раз. Потом еще был такой… с отвратительной манерой отводить глаза и при этом гнусно улыбаться. Это он убил поэта. Тамара Борисовна сломала ему челюсть, фактически и драки не было, только один удар. Но это было в тот же год, Бог знает, когда.
Поэтому силу удара она не могла соизмерить с поставленной целью. Да и не было поставленной цели. Слишком все быстро происходило. И по ее ощущениям, вряд ли он останется жив после такого удара.
Он действительно не шевелился, лежал на боку. Но вдруг вскочил на ноги, как заводная игрушка, и кинулся вперед.
Перехватив кисть с ножом, Иевлева потянула за нее и почувствовала, как все тело блондина, теряя равновесие, пошло за рукой с ножом. Ничего лучшего не пришло в голову, как резко согнуть в локте руку, наносящую удар, отчего нож оказался направлен в сторону тела, которому принадлежала рука. Тела, летящего вперед, потерявшего контроль над своим движением. Еще придержать кисть, сжимающую рукоятку ножа… Тамара Борисовна, конечно, не давала себе никаких команд, ее тело двигалось в автоматическом режиме. Само понимало, что надо делать и делало это так, как будто было не телом вовсе, а воплотившимся сознанием, как будто могло двигаться со скоростью мысли или даже быстрее. Удар точно в сердце.
Тут только она снова отскочила назад, схватила за руку Марину и потащила ее в глубину проулка, не назад на Университетский, а сторону Кировского, извиняюсь, Багатяновского. Марина бежала рядом. Полное взаимопонимание. Там светил фонарь. Иевлева осмотрела себя. Крови на ней не было.
– Он не догонит нас? – спросила Марина.
– Нет, это невозможно, – ответила Тамара Борисовна, – но я провожу тебя все равно.
Дыхание не сбилось. Все как раньше, как будто и не было этих девятнадцати лет. Как будто только вчера Тамара Борисовна вышла из подземных коридоров, навсегда изменивших ее природу.
Но кто это? Откуда он взялся такой необычный? Как он вскочил с земли? А главное, что ему сделала Марина, что он сразу схватился за нож? И что за дурацкое требование – девственность или кошелек? Разве эти вещи взаимозаменяемы?
– Почему невозможно? – спросила Марина.
– Да после такой порции газа… – улыбнулась Тамара Борисовна.
Марина посмотрела на нее недоверчиво.
– Тамара Борисовна, – спросила она, останавливаясь, – вы видите в темноте?
Глава 19
Тамара Борисовна и Марина Шульман
И вот они сидят на кухне утром. Две женщины, которых сблизила любовь к одному мужчине. Одна из них сама этого мужчину родила, другая, наоборот, беременна от него. Они сидят на кухне у старшей, у будущей свекрови. Свекровь не ругает невестку, наливает ей кофе, смотрит благосклонно. Невестка пьет кофе, отвечает взглядом, в котором удивление – вот она, оказывается, какая. Это моя свекровь.
Но вопросы у них есть друг к другу. Вопросы, можно сказать, накопились.
– Еще кофе?
– Да, спасибо.
– Как ночь прошла? Никто в окно не вламывался?
– Я крепко спала, ничего не слышала. А вы хорошо спали?
– Я вообще не спала. Отлично себя чувствую. Что за нелегкая тебя погнала ночью на улицу?
– Я не могла спать. От мысли, что Борю арестовали. И все из-за меня. Но я почему-то точно знала, что встречу вас.