Порно для маленьких

Аслан не должен знать, зачем на самом деле Валя дает деньги. Валя ведь не может сказать ему – Аслан, я просто хочу, чтобы ты стрелял и убивал.

Аслан не идиот, он понимает, что деньги дают за что-то имеющее смысл. Если Валя хочет, чтобы Аслан стрелял и убивал, значит, у Вали есть в этом интерес. А какой?

Этого Аслан не должен знать, он вообще полуживотное и является пушечным мясом. И должен знать столько, сколько Валя считает нужным.

Правда, Аслану может быть пофиг, на что Валя дает деньги. Тем более, что Валя дает много и не требует отчета.

Еще Аслан может думать, что Валя просто посредник, например, кто-то дает деньги на джихад. Валя передает их, но много оставляет себе, и тогда у него есть прямой смысл давать деньги. Чем больше он дает, тем больше перепадает ему самому.

Но мысли эти могут причинять Аслану боль, а сколько Валя берет себе? А вдруг он берет половину или даже больше? Это создавало бы дополнительный фактор риска, мало ли что Аслану придет в голову.

И, все равно, а зачем дает деньги тот, посредником между кем и Асланом является Валя? А вдруг не на джихад? Человека, передающего деньги на джихад, Аслан представляет себе не таким, как Валя, а совершенно по-другому. С темными волосами и черными или карими глазами, по крайней мере. А Валины волосы цвета выгоревшей на солнце соломы, что странно.

А вдруг тот, от кого идут деньги, однажды появится? Лучше всего, если он станет Аслану братом, тогда Аслан убьет Валю, русского пса. А если не станет братом, но убить его будет нельзя? Тогда проблема.

Ладно, пусть Аслан думает, что хочет, пока он делает то, что нужно Вале. А чтобы поменьше думал, надо его загрузить работой. Поэтому Валя поручил найти врачей, чтобы изымать человеческие органы и помещать их в специальные контейнеры. Органов поступает так много, что теперь у Аслана нет вопросов. Он организовал врачей, и у кого изымать тоже есть.

А что делает с органами Валя, продает? Зачем бы Валя продавал, у него и так неограниченный доступ к американским долларам. Макс присылает их дипломатическим транспортом через специальный канал. Они упакованы в контейнеры – не такие, в какие врачи Аслана пакуют органы. В другие, но тоже не видно, что внутри.

Валя не продает органы, но пусть Аслан и все остальные думают, что продает. Вале нужно, чтобы все так думали. Это формирует в сознании людей такой образ действительности, какой хочет Валя. Идет война и идет поток человеческих органов. Образ действительности. Наверное, их высылают за границу, где богатые покупатели, тайная сеть распространения. Валя знает, что отчасти это правда, такие попытки были, кое-кому иногда удавалось, Валю это совершенно не интересует.

Но органы ему нужны не только для того, чтобы создать определенный образ действительности, а также отвлечь Аслана от мрачных мыслей. Не только для этого.

Свет люминесцентных ламп лежит на гладких отражающих поверхностях, а именно: на чистой протертой досуха нержавеющей стали медицинских столиков на колесах, на отделанных голубой плитой стенах без окон, и на покрытом светло-зеленой краской полу, на белоснежной ткани ширмы, отделяющей закуток с письменным столом от большого процедурного кабинета, откуда доносится приглушенное ровное гудение аппаратов гемодиализа, вздохи искусственной вентиляции легких и другие звуки, сопутствующие обычно реанимационным процедурам. Здесь Валя может быть самим собой. И здесь, напротив него за столом сидит еще один Валя, то есть не до конца идентичный, но очень похожий на Валю человек. Имя этого человека – Веня, и у него есть также настоящее имя, кстати, как и у Вали.

Это не совсем обычная реанимация. Здесь не возвращают к жизни, а создают новую жизнь. Ну… не совсем жизнь, но что-то очень близкое к ней. Этим занимается Веня, ближайший Валин сотрудник. Для Вени и его работы нужен поток органов, который идет от Аслана к Вале. Веня не сшивает человеческие существа из частей других человеческих существ, времена Франкенштейна давно прошли. Технологии, которые использует Веня предполагают выращивание в специальных условиях, но готовые органы значительно ускоряют этот процесс.

Еще немного, и Валя с Веней будут способны напустить на город целую стаю зомби. Биороботы сильнее людей, они, в сущности, машины, поэтому ужас от них будет больший, чем, наверное, был бы от настоящих зомби. Правда биороботы пока еще не отвечают всем требованиям. Они очень тупые. Но они и так уже отлично ориентируются в пространстве, идентифицируют цель и способны эффективно действовать против нее. Веня совершенствует программы, которые закладывает в их мозг, биороботы все меньше похожи на зомби.

А люди в городе – все больше. И этим, то есть превращением людей в зомби, занимается уже Валя, а не Веня. Валя делает все, чтобы людей превратить в подобие зомби, а Веня, наоборот, старается зомби превратить в подобие людей. И оба надеются, что настанет такой момент, когда эти две тенденции пересекутся.

Валя через стол протягивает Вене снимок, фотографию девушки-подростка, миниатюрная, брюнетка. Веня смотрит на фотографию, изучает ее, возвращает Вале.

– Да, конечно, ты совершенно прав, тут никаких сомнений нет, – кивает Веня. – Это именно то, что ты думаешь.

Девушка, по Валиному мнению, с которым безоговорочно соглашается Веня, принадлежит к Ордену, но не к тому, к которому принадлежат сами «Валя» и «Веня». К другому Ордену, который является врагом. Все, кто принадлежит к нему, должны быть уничтожены, это не обсуждается.

Самый главный враг – это тот, кто хочет того же, что и ты. Готов ли ты поделиться? Нет, Валя не готов. Это такой предмет, что Валя без колебаний убьет всякого, Валя не разделит это ни с кем. Валя не верит, что они не претендуют на это. Как бы ни заверяли, как бы ни обосновывали свое равнодушие. Не верит, этого нельзя не хотеть, к этому нельзя не стремиться. Каждый, кто это видел, полностью посвятит себя, чтобы этим завладеть. Не возможен никакой компромисс, здесь твое, а здесь мое. Это невозможно. Многие пробовали, никому не удалось. Рано или поздно кто-то и так совершал попытку завладеть этим безраздельно. И дело даже не в том, что Валя и Орден имели больше прав, как первооткрыватели. А просто в чувстве невозможности потерять это. Невозможности подвергнуть риску свое обладание, слишком большой риск, неприемлемый риск. Поэтому не обсуждается.

Может, она сама и не является членом враждебного ордена. Но ее мать точно являлась, это Вале хорошо известно. И этого вполне достаточно. Никаких следов их ордена не должно быть, тем более в таком важном городе, как этот.

Можно использовать биоробота, цель доступна, серьезного сопротивления оказать не в состоянии. Это хороший случай проверить, как действует система.

– Хулиганское нападение, удар ножом?

Валя сморит на Веню без выражения. Удар ножом будет хорошо выглядеть. Об этом напишут в газетах. Странно, что Веню как будто что-то отталкивает в этом плане. Не слишком, не до такой степени, чтобы высказать свои сомнения.

Но Вале кажется, что Веня не до конца одобряет операцию. Что ему не нравится? Дело явно не в использовании биоробота, а в самом объекте. Веня только что подтвердил, что операция необходима, использовать биоробота сам предложил. Все хорошо обдумано, необходимость операции очевидна. Не дичает ли Веня?

Глава 14

Григорий Палий

Мы не понимаем Тебя, Бог.

Ты посылаешь нам испытания. Зачем? Чтобы мы становились лучше?

Отличная идея. Когда Сильва пропала, я чуть с ума не сошел. Я стал лучше? Смотрю на себя в зеркало, что-то не вижу, чтобы я стал лучше. Может, это не бросается в глаза? Скорее всего – да, не бросается.

Если Ты создал все это, как утверждают многие, Ты не можешь быть таким ограниченным типом. Ты не можешь так думать, что стоит человеку дать по голове, и он становится лучше.

Я не знаю, где она. Жива ли она?

Я стал интересоваться, оказывается тысячи людей ежегодно пропадают без всякого следа. Куда они деваются?

Большинство, правда, находятся в течение года, двух, пяти лет. Но очень многие не находятся никогда. Женщины и мужчины. Дети, взрослые, старые, больные, здоровые, люди разных рас, в странах, где хаос, и в странах, где почти нет хаоса. Образованные и необразованные, красивые и уродливые. Богатые и бедные. Да, представь себе. Куда они деваются? Уезжают навсегда? Меняют внешность? Проваливаются под землю? Или инопланетяне похищают их?

Но Сильва не такая, она не провалится никуда, ее трудно похитить, если она пропала, значит, то, что со мной происходит последние пять лет, это часть ее плана.

Что же могло случиться? Она не влюбилась в коммивояжера, не ушла с цыганами, не стала артисткой передвижного цирка.

Скорее всего, в ней начала пробуждаться ее старая природа. Но тогда она написала бы мне. Так и так. Дорогой, не поминай, как говорится, лихом, оставь себе квартиру, машину и чемодан с деньгами. Из-за светлых чувств, которые нас связывали, я не могу охотиться на тебя. А тебе лучше не видеть, как я охочусь на других. Жестокая судьба разлучает нас. Держись от меня подальше.

Но я ведь не стал бы держаться подальше. Вот и…

Может, Ты думаешь, Бог, что я перед Тобой виноват, наверно так оно и есть. Ты говоришь, что надо поступать так и так. Я нарушаю установленные Тобой правила.

По башке меня за это. Чтобы я не отступал от правил.

Но я видел немало людей, которые следуют Твоим правилам, я бы сказал, со страшной силой. Вся машина у них изнутри заклеена иконами, по всем карманам рассованы святые образа. Они вставляют в свою речь церковно-славянские слова и постоянно крестятся. Но стоит возникнуть малейшей угрозе их благополучию, и они превращаются в диких зверей.

Бог, я не против того, чтобы люди защищали свое благополучие. Свою позицию, свой дом, свое достоинство и так далее. В Святом Писании сказано: «Будьте просты, как голуби», но там нигде не сказано «будьте идиотами». Но мне хочется думать, что если человек ведет себя красиво, то это именно Твой почерк. А они только о Тебе и говорят, и при этом Твой почерк в их поступках как-то не просматривается.

А те, кто пропадает? Может, они там, куда попали, меняются до неузнаваемости? И появляется Твой почерк?

А что, если мне все-таки напиться водки, выйти на балкон и петь, где же ты, моя Сулико? Может, это поможет?

Не хочу ничего знать про это все. Потому что все равно Ты мне ничего не скажешь. Не совсем понимаю, что я вообще буду делать. Писать про это мне больше не хочется, как не хочется и думать. Нашел случайно ребят, которые интересуются Кобяковым городищем. Отдал им все мои записи. Пусть делают с этим, что хотят.

Живу в ее квартире, трачу ее деньги. Оригинально она деньги держала дома. В банк не отдавала. Ни разу никто к нам не влез. Почему к нам никто не влез? Ко всем влезли, только к нам не влезли. Это интересное обстоятельство.

У Сильвы были связи среди блатных еще в ее вампирские времена. У нее папа был в законе. Ну и что? Кого это останавливало в девяностые? Кого это останавливает до сих пор? Но у Сильвы, наверное, были еще какие-то аргументы. А мелочь пузатая ее просто боялась. И правильно делала. Пять лет ее нет, а к этой квартире никто близко не подошел.

Может, она вернется? Может, им известно больше, чем мне? Но почему мне она ничего не сказала? Зачем человека так поджаривать на сковородке? Если вернется, я сразу уйду.

Работаю в газете не для денег. Просто, чтобы работать, иметь занятие. Чтоб дома не сидеть, дома хуже всего.

Наверное, поэтому меня и не выгнали до сих пор, что не из-за денег. Они действуют из чувства противоречия. Тех, кто работал из-за денег, в большинстве поперли. Еще одно проявление Твоей несправедливости, Бог. Но я не вступился, их бы и так поперли. Взяли тех, кто еще беднее.