Поэтические переводы с французского

Я натолкнулся, знаете ли, на невероятную Флориду

Мешающую цветы с глазами пантер, у которых человеческая кожа!

Там радуги натянуты словно вожжи к морскому горизонту

К сине-зеленым стадам.

Примечательно, что трое из наших переводчиков сочли нужным обыграть совершенно ненужное «знаете ли», вместо того чтобы внятно обозначить фантастический образ радужных поводьев, управляющих стадами океанских валов.

К чему это я все? А к тому, что для понимания поэтического замысла подстрочник порой оказывается предпочтительнее рифмованных фантазий. Почему бы и нет? Ведь тот же Рембо своими «Озарениями» доказал, что поэтика не в рифме, а в особом состоянии текста. Зачем рифмовать то, что и так самодостаточно? Вообще говоря, иноязычный оригинал соотносится с его переводом как магнитное поле с электрическим током, который он индуцирует: одинаковые по природе они различаются по существу. Значит ли это, что всякий перевод заведомо обречен на несовпадение? Конечно, нет. Ведь электрический ток возбуждает свое поле. Надо только понимать, что это другое поле.

Ниже приведен мой перевод. Должен заметить, что оригинальный текст лишен той порой истеричной интонации, которую придают ему некоторые переводчики, демонизируя это произведение задним, так сказать, числом. В оригинале текст ближе к рифмованным записям в бортовом журнале, чем к исповедальному, как принято считать, повествованию. Этой мысли я и придерживался, стараясь не превосходить ту меру чувств, которой наделил его автор. Такой подход, как мне кажется, только подчеркивает современность нетленного стихотворения.

*****

Безмятежной рекой плыл я вниз, и отныне

Был я впредь неподвластен моим бурлакам:

Их индейцы вопя превратили в мишени,

Пригвоздив их, нагих, к разноцветным столбам.

Мне плевать было, что на мне нет экипажа,

На английскую ткань и фламандцев зерно.

И когда бурлаков подтвердилась пропажа

Все течения рек мне сдались, как одно.

Средь ворчанья прибрежных завистливых вод,

Еще прошлой зимою глупей, чем дитя,

Побежал я! Часть суши не ведала б тот

Моей гонки триумф, вольный бег обретя.

С ураганом встречал я морские рассветы.

Легче пробки плясал я на гребнях валов,

Что несут свои жертвы по белому свету,

По ночам не жалел глупых глаз маяков!

Как неслышно в дитя яблок мякотью спелой

Зелень вод в мое тело сумела войти

Пятен рвоты, вина смыла след застарелый,

Вместе с якорем руль оторвав по пути.

И с тех пор я купался средь Моря Поэмы,

В млечно-бледном настое из звездных светил,

Пожирая лазурную зелень той бездны,

Куда бледный утопленник с миром сходил.

Где, как в чане, внезапно окрасив виденья,

Бред и мерные ритмы сияньем зари,

Крепче чем алкоголь, шире чем лиры пенье

Бродит горькое, рыжее тело любви!

Видел небо я в корчах от молний и смерчи,

Крах прибоев, закаты, течений разбег,

И рассвет пылкий, как голубиные речи,

И порой видел то, что не знал человек!

Солнца круг средь ужасных мистических пятен,

Освещавший полет фиолетовых стрел,

Как актеров тех драм, чей так возраст невнятен

Волн, катящихся вдаль словно дрожь мокрых тел!

Я мечтал насладиться неслыханным соком,

Чтоб проснулся огонь желто-синих певцов,

О зеленой ночи с ослепительным снегом,

Поцелуе из глаз океанских богов!

Месяца, как истерики тех, что неправы

Среди зыби на рифы вели напролом,