– На своей интуиции?
– Нет.
– А вы настаивайте. Не нужно так легко сдаваться. Всегда стойте на своем. Как Галилей и его циркуль. Подумайте, без его упорства солнце так и вращалось бы вокруг земли, вызывая головокружение у черепах и слонов. Да и мы вместе с опорными животными с ума посходили бы. Будете твердо стоять на своем – всегда одержите победу. Даже если и не правы, даже если доказать ничего не удастся… Вместе с тем, уступить вовремя – тоже искусство. Вот я призываю вас не перечить мне. Вам трудно, а вы все же уступите. Тем самым получите много выгод и радости. И того, и этого. Видите как?.. А про себя думайте что хотите. Кому интересно, что вы там думаете? Разве мне только. Так мы друзья, не разлей вода. А это – особый коленкор… Нам только кажется, что мы рождаемся несмышленышами. Мы и до рождения много чего знаем. Только сказать не умеем. Ха-ха… Как собаки. Ха-ха… Смеюсь оттого, что собаки как раз превосходно говорят, только мы не желаем их понимать. Гордость и предубеждение… «Гордость и предубеждение». Читали?.. Глупая книга. Жаль потерянного времени… Все же интересно, в каком виде он предстал?
– Кто?
– Змей искуситель. Скорее всего, человеческий облик принял. Хотя в те времена люди и звери и внешне схожи были, и на одном языке разговаривали. В те-то времена собак понимали. Теперь один я, пожалуй, остался… Хотите, научу вас понимать язык зверей и животных, птиц и тварей морских?
– Не знаю.
– Да не стесняйтесь вы меня – говорите как есть. Хотите?.. Мириады новых голосов окружат вас.
– Наверное, трудно жить с этим?
– Первое время трудно, конечно. Но потом привыкаешь. Терпим же мы людскую болтовню? А это испытание потяжелее будет… И учитесь любить. Я всех люблю: и проходимцев, и супостатов, и колдуна с клюкой, и вора с кистенем, и того с залысинами, что к вам явился… Верите мне?
– Верю.
– Экий вы доверчивый. Но это хорошо. Это очень хорошо… Постарайтесь не помереть раньше времени. Такие, как вы долго не живут. Мне вас будет не хватать, честное слово.
Повседневность
Кулик сказал:
– Повседневность. Кажется, как просто. И удивительно точно. Но в совокупности, только в совокупности. Согласны?.. Не согласны?.. Потому что, если рассматривать в деталях, получается… нет, в деталях ничего не выходит… Слушайте, а, может быть, детали сами по себе, а повседневная или полуденная, как я ее иногда называю, полуденная жизнь – сама по себе? Кто его знает?.. Вряд ли. Тут бы как раз ваше мнение услышать, но вы же будете молчать?
– Буду.
– Любое целое состоит из деталей, фрагментов. В свою очередь, детали, фрагменты составляют целое. В частности, жизнь. Допустим. А что, если фрагменты не совпадают? Не подходят друг другу? Не желают становиться целым? Что происходит в таком случае? Что ждет саму жизнь в таком случае? Если всякая деталь считает себя чем-то уникальным, независимым, завершенным и, главное, неотразимым, привлекательным без меры?.. Шаг в пропасть?.. Или сама пропасть? Что скажете?
– Ничего.
– А я скажу. С чего начали, тем и кончили. Кольцо. Уроборос. Круг. Круги, кольца. Вот очередной круг замкнулся. Повседневность.
Центрифуга
Кулик сказал:
– Ритм. Главное – ритм. Важно не сбиться. Но можно не обращать внимания. Так тоже можно. Но не каждый сумеет. Не всякий сообразит вовремя уши воском залепить. Эссенции, квинтэссенции, жизнь, смерть, бабочки, грибочки. Зыбко. Принимаем как данность. А сие – головоломка великая есмь. Глазом моргнуть не успеешь, как в центрифуге оказываешься. В случае бабочек – на булавке. Эфир, конечно, утешает. Но немного и ненадолго. А вырваться – ох, как сложно! Если без лукавства – невозможно. За бельем в центрифуге когда-нибудь наблюдали? А я наблюдал, и не раз. Если долго смотреть – тошнит.
Вельтмайстер
Кулик сказал:
– У мня аккордеон трофейный был. «Вельтмайстер». В чулане лежал. Неужели украли?.. И френч настоящий был. Украли… Френч украли, аккордеон украли… А я так рассуждаю – пусть. Может, им нужнее.
Модель бесконечности
Кулик сказал:
– Вот вы говорите бесконечность. А как ее понять и приблизить?
– Я о бесконечность не упоминал, – возразил я.
– Упоминал, не упоминал. Какая разница? Не упоминали, так думали о ней.
– И не думал.
– Неправда. О бесконечности все думают. Бесконечность тоже сама по себе. Нет, нет, да и всплывает в сознании. Как мина или акула. Нечто хищное и неотвратимое. К таким ее выкрутасам приготовиться решительно невозможно. И прятаться напрасный труд. Остается понять и приблизить. Каким образом? Что скажете?
– Не знаю.
– Валлис опрокинул восьмерку и призвал всех заметить, признать, восхититься, и на том жирную точку поставить. Что получилось? Клякса. Ибо восьмерка эта – примитивный знак, который может означать все что угодно. Хоть потоп, хоть манну небесную… Хоть верблюда, хоть поросенка… Не так, разве?.. Видите ли, ему захотелось, этому Валлису. «Кушать подано, будьте любезны», как говорится в таких случаях… А ты не знаком меня корми, а будь любезен, яви модель. Так, чтобы ясность, как после грозы наступила. Согласны со мной?
– Отчего же не согласиться?
– Люблю я в вас гибкость ума, Александр Юрьевич. Приятный вы собеседник.
– Благодарю.
– Ну, что же, вернемся к предмету дискуссии. Итак, каким образом может выглядеть модель бесконечности? Есть предложения?
– Нет.
– Хотите, удивлю вас?
– Сделайте одолжение.
– Модель бесконечности – не что иное, как пустота.
– Вот те раз! – наиграл я удивление.
Модель бесконечности на тот момент была далека от меня бесконечно. Язык прилип к нёбу, в голове стучали молоточки. Хотелось уснуть или умереть, честное слово.
Оставив мое фиглярство без внимания, Кулик продолжал:
– Именно что пустота. Но к этому заключению приходишь позже. Значительно позже. Первоначально кажется: модель бесконечности – ах, какая головокружительная, невыполнимая, но, все же выполнимая задача! По сути, разгадка числа и глагола, единого и дробного, живого и мертвого, хаоса и гармонии, уныния и потехи, смерти самой и бессмертия самого! Каким же математиком и алхимиком, каким оракулом и пророком надобно стать, дабы решить эту задачу?! С необыкновенной горячностью принялся я за ее решение. Уж я о сне забыл, тонны книг переворошил, голодом себя морил, в шахты спускался, на аэростате поднимался, огнем и удушением себя испытывал. Порой фактически, иногда – умственно. При особой концентрации воли и запредельном напряжении грань между фактическим и умственным стирается. То есть, к примеру, нет никакой разницы, восходишь ты на Джомолунгму, или представляешь себе, что совершаешь восхождение. Погибнуть легко и в первом, и во втором случае. И вот вам пример. Один мой знакомый, некто Поспелов, с детства увлекался трагедией «Титаника». Будучи ребенком, нашел на чердаке старинный журнал «Нива» с описанием катастрофы и проникся до чрезвычайности. С виду, будто умом тронулся. А может статься, и тронулся – как знать? Коллекционировал статьи, гравюры, муляжи, все такое. Знал поименно экипаж и пассажиров обреченного судна. Буквально сроднился с ними… Чего он хотел? Не знаю… Ничего не хотел… Вот если бы поставил перед собой задачу найти способ вернуть прошлое и как-то предотвратить крушение. Лично я продвигался бы в этом направлении. А так – пустая трата времени. И, тем не менее, тем не менее… Что вы думаете? Утонул, бедняга. И речка-то была воробью по колено. Переходил вброд, поскользнулся, ударился головой о камень, ну и… Случайность? Как бы не так… Что же при таком печальном примере ожидало меня, пытающегося погрузиться не иначе как в бездну? Согласитесь, модель бесконечности – задачка много серьезнее банального флирта с океаном. Куда бы меня завели мои рискованные изыскания? И как, в конечном итоге, удалось мне спастись?.. Интересно вам?
– Безумно.
– Все разрешилось внезапно и самым неожиданным образом. Ваш покорный слуга, в отличие от вышеуказанного несчастного, на определенном этапе осознал, что цель недостижима. Впрочем, у Поспелова и цели-то никакой не было. Неважно. Забудем о нем. Утонул и утонул… Итак, моя цель недостижима. Во всяком случае, мне «не по пупу», как говорится в таких случаях. Ну что? Расстроился, конечно. Расстроился – не то слово. С головой погрузился в собственную никчемность. Разумеется, впал в запой. Я редко отчаиваюсь, но если такое происходит, первым делом к Бахусу обращаюсь. Чего скрывать? Из песни слов не выбросишь. И вот сижу я так-то однажды в непотребном состоянии… уж неделя загула прошла или десять дней, не считал… вдруг слышу голос. Не помню, откуда, свыше или из недр души:
– Свистни!
– Как? – переспрашиваю.
– Свистни!