Знаменосец

– Саша, стало быть?

– И так можно.

– Саша – хорошо. Но не люблю. Что это такое, Саша? Намек на возраст? Зря. Не факт, что вы меня моложе… Вылетит – не поймаешь. Помните? Или не вылетит – не поймаешь? Как правильно?.. И то и другое верно. В зависимости от обстоятельств… Боже, как я устал от житейских мудростей! Видите, во что превратился? Все благодаря житейским мудростям… Так что огласите отчество ваше, пожалуйста, будьте любезны. Врач должен иметь отчество… будьте любезны, пожалуйста.

– Вы сказали «врач»? Как вы догадались, что я врач?.. Вы знаете меня?

Осознав, что проговорился, случайно выдав наше знакомство, Кулик, стремясь исправить оплошность, не меняя интонации, с ловкостью змейки повел разговор совсем в другом направлении:

– Всяк в России имеет отчество. Не только врач. Даже тряпичные души. Это и статут, и обратная перспектива. Это, если хотите, то, что в известной степени сбережение нации. Но вот вопрос и задача – чем те тряпичные души заняты? Не задумываясь, отвечаю – толкутся и толкуют. Воркуют и воруют. Обратите внимание, непременно кто-нибудь из них врач. Вот у Чехова – Астров, например. Самый пьяный и самый здравомыслящий. Видите ли, Антон Павлович умудрился придумать, чтобы как в жизни, но взгляд постороннего. Не театр, нет. Не для показа. Докторов, собратьев своих, судя по всему, остерегался. Они у него зернистые, как репортажи в газете. И доктора, и другие. Все. Говорят, говорят, слов не разобрать. Оспа. Нет, каждое слово в отдельности слышно очень хорошо, а в совокупности – гул. Как в жизни… Когда человек говорит, себя забывает. И до Чехова много говорили, и мы много говорим, пожалуй, даже усерднее, чем прежде. Речь, естественно, пересыхает, обмелела до мата… Когда бы Антон Павлович вернулся к нам с небес, он бы знаете что объявил? Он бы объявил, что неверно все писал, что теперь бы написал иначе, поскольку многое понял. Все теперь понял: к истине близко подобрался, но не достиг. А теперь достиг… Мы, пока он отсутствовал, стали совсем другими людьми, но и он стал другим человеком… Чехова больше нет, и не было никогда, а есть некий другой человек, который, впрочем, может быть, и писатель, и, не исключено, что Чехов, но совсем другой человек. Антон Павлович по части псевдонимов мастером был. Пойди – разбери, где он настоящий… А примется заново писать, и мы с вами с изумлением обнаружим, что пишет-то он то же самое. Видите как?.. Все меняется и, вместе с тем остается неизменным… Стоячая вода… Любите Чехова?.. А кого больше – Астрова или Чехова?.. Астров – обреченная фигура. У Чехова все обречены, включая самого Чехова. Но ему, сердечному, впоследствии хуже всех будет.

– Астрову или Чехову?

– Одно и то же. То есть, какая разница? Но это уже потом, когда действие закончится. Похмелье, муки совести, мизантропия. Впрочем, он с тем и приходил. Кстати, зачем он приходил? Мои предположения могут оказаться неверными… И, скажите на милость, кому она нужна, так называемая правда-матка? Между прочим, предельно дурацкое выражение. Разве мы акушеры?.. Можете не отвечать. Ибо ответа не существует. Немного акушеры, немного прокуроры, пьяницы немного… И как от всего этого избавиться, будьте любезны? Карболка не поможет. Разве что спирт? Что скажете?

– Ничего.

– Как ваше отчество?

– Да вы же знаете меня.

– Не могу отрицать. И согласиться не могу. И вы должны меня понять, Александр Юрьевич – все же мы с вами одного поля ягоды. В известной степени, разумеется. Масло масляное. Согласитесь, тавтология – величайший соблазн и удовольствие… Я у вас однажды на приеме был. Выписывал снотворное для своей знакомой. Вот и весь фокус.

– А зачем вам захотелось скрыть, что знаете меня?

– Не знаю. Ничего мне не хотелось.

– Зачем?

– Уже не помню. Минутная слабость, может быть. У меня случается. Непредвиденное слабодушие.

– А вы не хитрите?

– Как?

– Не хитрите?

– А вы, задавая этот вопрос, рассчитываете на ответ?

– Нет.

– На нет и суда нет.

Интуиция

Кулик сказал:

– Некоторые вещи, значительная их часть, кажутся мне опасными. В особенности в сумерках. В них сокрыто движение, и я это чувствую. Они как будто неподвижны. Они и так неподвижны, но… как будто… не знаю… сдерживаются, что ли? Терпят. Как будто терпят. Сдерживают движение. Например, фарфор. Светится… Или платья в шкафу. Как-нибудь понаблюдайте за платьями… У вас много страхов?

– Не знаю, много ли.

– А чего боитесь?

– Сыром подавиться боюсь. Раньше боялся, сейчас уже не так, но держу в уме. Мамочка в детстве часто рассказывала о том, как давятся сыром. Знакомые и не очень знакомые. Отчего-то в ту пору часто давились сыром. Сейчас так не давятся, а прежде – то один подавится, то другой. Просто эпидемия. Торопились, жевали на ходу.

– Вот этого нельзя. Торопиться нельзя. Ни в коем случае. Я вас уже призывал не спешить. Надеюсь, вы на ходу не жуете?

– Упаси Боже! Уж я хорошо усвоил, что бывает в таких случаях. Что характерно – давятся именно сыром. Какие-то в нем особые свойства, что ли?

– У всякого продукта тайное предназначение имеется. Думаете мед – просто так? В нем и радость тысячелетняя, и надежда. Кое-кто понимает. Норовят, злодеи, к меду деготь присовокупить. «Ложка дегтя в бочку меда»… «Назвался груздем – полезай в кузов». «Яблочко от яблони недалеко падает»… Пословицы, поговорки – не просто так. Обыкновенно их представляют в качестве аллегорий. А если иносказание не предполагалось? Если под яблоком подразумевается именно яблоко, а не намозолившее глаза родство? Совсем другой коленкор получается. Тут тебе и тугодум Ньютон, и змей искуситель. Боитесь змей?

– Боюсь. Это – тоже из детства. Маленьким мальчиком увидел в зоопарке кобру в стеклянной призме. С тех пор боюсь. Даже на картинках.

– Вот видите? А она вам как будто ничего дурного не сделала. Не сделала?

– Шевелилась. Возможно, шипела. Через стекло не слышно. Но, думаю, шипела.

– Не в шевелении и не в шипении дело. Что нам шипение, и что нам шевеление? Мы сами, случается, шипим и шевелимся за милую душу. Просто вы, даже будучи небольшим ребенком, интуитивно почувствовали кобрины опасные свойства. Интуиция, будь она неладна. Откровенно говоря, жить мешает. Вам мешает?

– Нет как будто.

– Счастливый человек. Хотя и беззащитный.

– Почему?

– А без интуиции как? Благодаря интуиции мы не только предметы и животных предвидим, но и друг дружку. Предположим, некий случайный человек возникает на вашем пути. Ничего особенного в том человеке нет… хотя он наверняка проходимец и родимец, но это наперед… а покуда самый обыкновенный невзрачный мужичонка с залысинами и прыщем на носу. Плюнуть и растереть. Однако же в вас, даже при беглом взгляде на него занимается мутная муть неприязни. И уж раз такая коллизия возникла – принимать его, тем более, к сердцу допускать не моги. Ибо ваша необъяснимая неприязнь – сигнал и знак. Таким вот макаром она работает, интуиция… А вы, пожалуй, того с залысинами с легкостью в товарищи себе записали бы?

– Не исключено.

– И давай с ним лясы точить, да планы строить?

– Не исключено.

– Тут беде и быть… А проходимцев пруд пруди. По моим наблюдениям – каждый третий. Прежде думал, хотя бы каждый пятый, но нет… А бороться с ними смысла не имеет. Уж они такими рождены, такими и умирают. Если, скажем, у вашего знакомого залысины, тут уж не исправить. Можно, конечно, некие манипуляции провести из области пластической хирургии или парикмахерского искусства, но это, согласитесь, чистая профанация. Кругом обман. Никогда нельзя быть уверенным в том, что человек, с которым ты, предположим, прожил бок о бок год или даже семь лет, это тот самый человек. Нередко он оказывается другим или даже совсем другим. А растраченные годы уже не вернуть.

– Это так.

– Знаете не понаслышке?

– Не понаслышке.

– Это оттого что интуиция в вас неразвита. Хотя – не факт. Это я вашу кобру вспомнил. Хотя могли по мере взросления растерять. Мы же по мере развития хвост потеряли? Это я о человечестве в целом. Остались копчики, но это уже не то. Так и с интуицией в каждом конкретном случае. Зато аппендикс сохранили. Орган бесполезный, но, судя по всему, важный. А мы его удаляем не разобравшись. Да, вопросов много больше, чем ответов. Таинства и тайны. А без таинств какая жизнь? Метлешение и зябь, зуд и пелена, прорва и парадокс… Да, вероятно, интуиции в вас кот наплакал, зато легкость присутствует.

– Какая там легкость?

– Впрочем, не знаю, что хуже. Или лучше… А вы все же настаиваете?

– На чем?