Искусство малых шагов. Рассказы и хроники из жизни священника

Такой бес и ударил мужа Ванды, и не по одному ребру, а сразу по всей его грудной клетке. Вот тогда женщина и поняла, почему жалела ее перед самой свадьбой всегда молчаливая свекровь, всю свою жизнь прожившая с отцом мужа. Отец и сын, яблочко от яблоньки далеко не укатилось. Я слышал, как Ванда, приходя к нам домой пообщаться с моей мамой, жаловалась на то, что вытворяет ее супруг: «Домой он приходит позже обычного. Где-то уже был, и кто-то его уже накормил. Но я всегда готовлю к его приходу ужин. Он может взять тарелку с едой, посмотреть в нее и выбросить содержимое в помойное ведро. Мол, почему не мясо, а рыба? Я хотел мяса, а ты приготовила не пойми что.

Вчера пришел, я ставлю на стол сковородку с мясом, а рядом – тарелку с жареной картошечкой. Такой, какую он любит. Муж изучает жаркое: „А почему свинина? Почему не баранина?“ И опрокидывает сковороду на пол. Я в ужасе кричу ему: „Что ты делаешь?!“ Он тут же вдобавок к мясу отправляет туда же картошку. Потом встает, берет ящик сырой картошки и высыпает ее вместе с землей на весь приготовленный мною ужин. И уходит к себе в комнату, а ты теперь убирайся на кухне. Мало того, слушайте, Силь-вестровна, – здесь в разговоре с моей мамой Ванда громко с отчаянием в голосе продолжила: – Казик теперь все чаще заявляется домой неприлично пьяным. Он стал вести разгульную жизнь. Хорошо, дочка уже поступила учиться в Минск. Слава Пану Иезусу, хоть она не видит отца в таком неподобающем виде. Силь-вестровна, зато я на него насмотрелась».

Ванда с мужем жили в двухэтажном доме еще старой постройки начала пятидесятых годов. Их квартира находилась на первом этаже, а под окном комнаты, что выходила на проезжую часть, у нее был разбит маленький садик, где Ванда каждый год высаживала цветы. Однажды Казимир пьяным схватился за нож, и только чудом ей удалось в одно мгновение, оказавшись на подоконнике, спрыгнуть в клумбу. Благо, что первый этаж и окно на счастье оказалось открытым. Эту ночь Ванда провела у нас в доме, а утром уехала в деревню к родителям. «Мама сказала: „Что же делать? Разводись с ним, дочушка. Раз он такой дурной, так он и убить может“. А мне стыдно, я же верующий человек, и брак у нас с мужем венчаный. Как я буду людям в глаза смотреть?»

Стала Ванда еще чаще ходить в костел и молиться о своем Казике. А Казик и сам испугался. Понял, к чему может довести его ненависть к жене, собрал вещички и перебрался жить к любовнице.

Вот в эти самые трудные дни в жизни Ванды и случилась их первая встреча – человека и кошки. Лето сменилось осенью, задули холодные ветры и начались нудные обложные дожди. Однажды утром она, отправляясь на работу, вышла из подъезда и увидела кошку с облепившими ее котятами. Я уже не помню, сколько их там было. Видно было, что кошка только-только окотилась. Котята, еще слепые, жались к матери, а та прикрывала их своим телом от долетающих под металлический козырек холодных дождевых капель.

«Бедная, – подумала Ванда, – что ты теперь будешь с ними делать?» Хоть и жили у них в деревенском доме кошки, но у себя в квартире, еще и при Казике, Ванда кошек не заводила. Муж их не любил, да и сама женщина была к ним безразлична. А эту кошку ей стало жалко. Ванда вернулась домой и взяла картонную коробку. Подыскав для нее укромное место, посадила в коробку котят вместе с кошкой и принесла ей еды. И потом все время, пока кошка с котятами нуждались в помощи, женщина о них заботилась, подкармливала и не давала замерзнуть.

Однажды Ванда, как обычно, отправилась кормить своих подопечных, но, к удивлению, обнаружила лишь одну пустую коробку. Сперва предположила, что кто-то забрал ее кошек, но потом поняла, что котята просто уже выросли и мать увела свое семейство. Было немного обидно, что кошка «не попрощалась», но животные есть животные, решила Ванда. К тому же общение было необходимо им обеим. Забота о кошке скрашивала и ее одиночество.

Буквально на следующий день Ванда зачем-то подошла к окну, что выходит у нее на палисадник, выглянула на улицу и застыла от удивления. На кирпичной отмостке точно напротив ее окошка рядком одна к одной лежали крысиные тушки, ровно тринадцать задушенных кошкой крыс. Ванда поняла, что кошка ее таким образом отблагодарила.

В тот день Ванда вспоминала годы, прожитые вместе с мужем. Пыталась вспомнить хоть что-то, когда на проявленную к нему любовь Казик ее хоть как-то отблагодарил. Пыталась, но так ничего и не вспомнила. А животное отблагодарило. Кошки лучше людей, сказала себе Ванда. С тех пор она стала кормить бездомных котов. А вскоре уже у нее в доме проживало с десяток пушистых любимцев, остальным на улице в разных местах она выставляла плошки с едой, и делала это каждый день.

Так прошло несколько лет. Казик постарел. С его гонором и дурным характером у него не получалось ладить с людьми. Женщины, со временем понимая, что собой представляет этот внешне красивый человек, старались от него поскорее избавиться. Постаревший и поизносившийся Казик в конце концов был вынужден вернуться домой к законной супруге. Ванда приняла его, все-таки они были венчаны, но уже не как мужа, а как брата.

Поначалу Казик возмущался обилием проживающих в их квартире котов, но потом ничего, смирился и даже стал помогать жене. Я много раз видел, как, возвращаясь из костела, они вместе с Вандой шли раскладывать по мискам еду для бездомных кошек.

С тех пор прошло много лет, и мне на глаза попалась книжка произведений моего любимого писателя-фантаста Кира Булычёва. В одном из рассказов читаю, как благодарные кошки, живущие в городе Гусляре, решили еще при жизни поставить памятник своей благодетельнице Ксении Удаловой. Когда Ксению вместе с мужем пригласили на открытие памятника, они увидели возвышающуюся на постаменте фигуру женщины, исполненную в полный рост.

Единственное, в чем кошки погрешили против реальности, это длинный пушистый хвост, который они настоятельно потребовали приделать к фигуре благодетельницы. Потому как, по мнению кошек города Гусляра, у хорошего человека обязательно должен быть хвост. Если не наяву, то непременно в душе. Потому что хороший человек – это тоже немного кошка.

Я читал эту забавную фантастику и от души смеялся. Потом вспомнил покойного дедушку соседа, Ванду, ее мужа Казика, еще ту женщину, у которой жила кошка Муська, и мне расхотелось смеяться. Но не потому, что в отличие от Ксении Удаловой этим людям кошки памятники никогда не поставят. Да это и невозможно – поставить памятник каждому хорошему человеку. Нет. Просто я понял, что в реальной жизни люди счастливые «кошками» не становятся.

Один день из жизни «немолодого» человека

Октябрь, середина осени. Отпевали женщину, еще совсем не старую, чуть больше сорока лет. Она долго болела. Всё это время о ней молились, и не только в одном нашем храме, потому что любили. Но болезнь оказалась сильнее. И человек ушел. На отпевание съехалось немало народу. Отпевали ее сразу несколько священников. Отцы приехали по большей части с матушками, я был один.

Помню, как в последний раз встретив Ольгу – я назову ее Ольгой – на одном из районных мероприятий, подошел к ней, сказал несколько слов поддержки и закончил фразой: «Мы все о вас молимся». Она посмотрела на меня своими добрыми грустными глазами и благодарно дотронулась до моей руки. Я знал, что Ольга надеялась на наши молитвы, стоял рядом с ее гробом и чувствовал себя виноватым. Прости, слабые у нас молитвы. Она лежала светлая, точно ангел, а уголки ее губ слегка приподнимались кверху.

После того, как тело усопшей стали выносить из храма, народ поспешил вслед за гробом, стремясь успеть занять место в следующем за катафалком автомобильном кортеже. Я не стал садиться в свою машину и вышел на обочину в надежде, что кто-нибудь из знакомых захватит меня с собой. И мы по дороге на кладбище перекинемся с ним хотя бы парой дежурных фраз. В тот момент почувствовал, что мне этого очень недостает: услышать слово и ощутить рядом с собой тепло живого человека. Напрашиваться не хотелось, ждал, что кто-нибудь по собственному желанию остановится и пригласит меня к себе.

Но машины не останавливались. Обратил внимание, что там, где рядом с водителем находился кто-нибудь из пассажиров, он просто ехал, уставившись в свой смартфон. Никто ни с кем не общался, люди ехали молча. Понимал, что все переживают, но в отличие от меня предпочитают переживать в себе. Увидев меня, улыбались, приветственно кивали мне головами и снова утыкались в светящиеся экраны.

Я дождался, пока мимо проследует вся кавалькада машин, вернулся к своей единственной оставшейся на стоянке рядом с храмом, сел за руль и поехал на кладбище. А вскоре увидел голосующую на обочине пожилую женщину. Дорога от храма, где совершалось отпевание, пролегает через многочисленные деревни и дачные поселки, автобусы здесь если и ходят, то с большими перерывами, вот люди и вынуждены голосовать. Я остановился и пригласил старушку сесть рядом со мной на переднее сидение.

Моя попутчица оказалась весьма словоохотливой. Уже вскоре я знал, как зовут ее саму, ее детей, где все они живут и даже чем занимаются. Бабушка говорила быстро. Создавалось впечатление, будто в момент, пока ею озвучивается одна мысль, она боится, что позабудет следующую. Потому и старается выпалить мне всё как можно скорее.

Спустя десяток километров мы въехали в большой поселок, расположенный рядом с автотрассой. И только здесь она наконец замолчала. Бабушка показала, где ее следует высадить. Собираясь выходить, она открыла дверь и сказала:

– Ну, я побежала, – а сама продолжает сидеть в машине. – Всё, беги, Райка, беги дальше!

Посмотрела в мою сторону:

– Порой я себя спрашиваю – куда ты всё спешишь? Тебе уже восемьдесят три года, а ты всё бежишь и не можешь остановиться. Молодой человек, как вы думаете, куда мы всё бежим? Или вы уже не молодой? Вон, и борода у вас вся седая.

Мне ее вопрос показался забавным:

– Всё, матушка, относительно. Для вас я еще человек молодой, а вон для той девушки, что стоит на автобусной остановке, – древнее ископаемое, наподобие динозавра. Мы все очень разные. Это у нас с вами за плечами многолетний опыт радостей и разочарований, а этот человечек живет надеждой на свое прекрасное завтра. Этой девочке еще только предстоит пройти свой путь. Что ей до нас. Наш с вами опыт ей неинтересен. Но что касаемо вашего вопроса, если брать среднее арифметическое, то да, пожалуй, в точку – «немолодой» человек.

– Как быстро проходит время, и как жалко, что его невозможно повернуть назад, – вздыхает моя попутчица. – Вы не находите?

Я задумался:

– Не знаю. Хотя мне больше нравится другое определение – не быстро, а незаметно.

Время не в нашей власти, мы ему подчиняемся, а не оно нам. С годами я пришел к выводу, что время – это только то, что здесь и сейчас. Прошлое становится тем, что мы называем опытом. Будущее закладывается сегодня, и во многом оно зависит от нас сегодняшних, прежнего нашего опыта, образа мыслей, дел, поступков. Земная жизнь когда-то неизбежно заканчивается, через нее нужно пройти и отправляться дальше. Нет смысла застревать здесь навечно. Будущее всегда интереснее и обещает надежду.

Вернувшись домой, решил загнать машину в гараж. Подъехал и увидел рядом со своим открытый гараж Алексея Михайловича, моего соседа. Вместе с внучкой, десятилетней Полинкой, они большими квадратными кистями мажут деревянные полы отработанным моторным маслом. Бабушка вместе с Полинкой наши постоянные прихожане, Алексей Михайлович тоже бывает в храме на службах, но по мере сил и наличия свободного времени.

На днях у Михалыча был день рождения. Я его поздравлял. Михалыч местный житель, здесь в наших местах он родился и здесь же провел всю свою жизнь. Мне он много рассказывал о своих друзьях еще детской поры, с кем когда-то рос и потом все оставшиеся годы поддерживал дружеские отношения. Его судьбу невозможно представить без дружков его детства, давно уже ставших солидными пожилыми дядьками.

В их компании обязательным делом считалось отмечать свои дни рождения. Это еще родители начали собирать мальчишек за одним праздничным столом, так и переросли эти застолья в прочную традицию на всю оставшуюся жизнь. Благо, после школы и службы в армии никто из них далеко не уехал, потому традиция состоялась.

Всё бы хорошо, да только умерли уже все закадычные дружки Алексея Михайловича. Вот уже года два, как последний из них ушел из жизни.

– Ого, какие вы молодцы! Полинка, это ты деда надоумила доски покрасить?

Девочка дедова любимица, во всех делах неизменно рядом с дедушкой. Умница и отличница, понимает, что батюшка шутит, улыбается и отвечает:

– Вообще-то это дедушка придумал, а я решила ему помочь.

– Всё равно вы оба молодцы. Это же очень хорошо перед зимой защитить от влаги деревянные полы. С колесами вон сколько снега в гараж несется. Мне тоже надо у себя помазать. Да всё никак не соберусь, то времени нет, то приболеешь, то лень-матушка одолевает. Но посмотрел на вас и решил: всё, больше не откладываю.

Мы посмеялись. Полинка продолжала работать, а Михалыч сказал:

– А я свой день рождения справил. Купил хорошей свинины, самогону нагнал и поехал к знакомым армянам. Когда-то тоже общались. Они хорошо знали моих друзей, а я много лет ездил к ним в мастерскую, чинил свои машины. Подарок они мне сделали вскладчину – семь тысяч рублей, чтобы я себе что-нибудь купил, – Михалыч смеется, – как в детстве. А я чего, на мясо потратился, овощей купил, самогон свой, ну на всё про всё тысяч пять ушло. Два дня шашлыки жарили. Я не пью, ты знаешь, а мужики нормально посидели. Они любят, когда я к ним приезжаю.

Я слушаю то, о чем он мне рассказывает, и не очень понимаю.

– Михалыч, день рождения отметить – это дело хорошее. Когда с друзьями посидеть – вообще замечательно. А эти люди? Мало ли с кем и когда приходилось по жизни пересекаться, так что же, теперь всех поить?

– Так-то ты, конечно, прав. Понимаешь, бывало и они присоединялись и отмечали вместе с нами. И знают, что никого из моих друзей уже не осталось. Если я не стану справлять с ними свой день рождения, они подумают, что я тоже умер.

Ашот меня спрашивает: «Алексей, а как поживает твоя сестра? Я ее помню». «Ашот, – говорю, – она умерла три года назад. Ты каждый год интересуешься ее здоровьем, а я каждый раз рассказываю тебе, что она умерла». «А, – тянет Ашот, – извини». В следующий раз снова спросит.

– У него, что, с памятью плохо?

– Нет, просто ему безразлично, жива она или нет. Но, если есть я, значит, есть и она. Я не обижаюсь. Ты понимаешь, когда сажусь с ними за один стол, кажется, что всё у меня как прежде. А если и эти люди исчезнут из моей жизни, пожалуй, я тоже подумаю, что меня уже нет.

Недавно, – продолжает Михалыч, – веду машину и слушаю интервью с одним известным писателем и актером. Фамилия на языке крутится, не вспомню никак, но ты его знаешь. Он у нас такой единственный, сочиняет собственные спектакли и сам же в них и играет. Так вот, ведущий его спрашивает, о чем он последнее время думает чаще всего. Знаешь, что он ему ответил? Он сказал, что чаще всего задумывается о смерти. Ведущий уточняет: а еще, мол, ты о чем-нибудь думаешь? Тот говорит: «Я только об этом и думаю». Ты понял? Этот актер младше меня на десять лет, и в церковь он не ходит, а мысли взрослого человека. Я и молюсь, и в храме бываю, а с реальностью не смиряюсь. Друзья ушли, а я будто всё продолжаю играть свой собственный спектакль.

Вечером того же дня около девяти часов мы с матушкой вдвоем прогуливаемся по опустевшему поселку и решаем зайти в часовню. На улице холодно и ветер, в часовне уютно и тепло. Мы вошли и стоим, не включая света. Наконец матушка спрашивает:

– Почему душе так нравится тишина?