Нацисты в белых халатах

Нацисты в белых халатах
Александр Александрович Тамоников

СМЕРШ – спецназ Сталина
В секретной лаборатории на территории Белоруссии нацистские медики создают уникальный препарат, который сделает солдат Вермахта неуязвимыми. В качестве живого материала для своих изуверских опытов эскулапы используют узников концлагерей. Работы близятся к концу, но применить открытие палачам так и не удается – лабораторию захватывают бойцы наступающей Красной Армии. Абвер забрасывает в советский тыл группу диверсантов, которая освобождает пленных медиков. Но уйти им не удается. Подразделение СМЕРШ во главе с майором Никитой Поповичем преследует врага и окружает его. Но даже обреченные на гибель, немцы яростно сопротивляются натиску контрразведчиков. И тогда майор Попович пускает в ход свое главное оружие – военную хитрость…

Александр Тамоников

Нацисты в белых халатах

Глава 1

Сухощавый мужчина в медицинском халате, бледный, с глубокими лобными залысинами, перевернул страницу календаря и задумчиво уставился на текущую дату: 16 сентября 1943 года. Он зачем-то глянул на наручные часы, покачал головой, потянулся к папке, вынул листы, бегло просмотрел вчерашние лабораторные отчеты и недовольно покрутил головой. Его шею сдавил воротник кителя, который он носил под халатом. В петлицах в свете настольной лампы поблескивали молнии-руны.

Мужчина расстегнул ворот, ослабил давление на горло. Но это почти не помогло. В последнее время с ним частенько стало случаться такое.

Он вздрогнул, когда на столешницу улеглась тень. В рабочий кабинет, где отсутствовали окна, проникла особа в белом халате, с собранными на затылке белокурыми волосами. Она положила на стол тонкую папку из дорогой кожи.

– Доброе утро, герр Штеллер, – вкрадчиво поздоровалась женщина. – Это отчеты за ночь…

– Клара, а нельзя входить так, чтобы я не вздрагивал? – Мужчина раздраженно покосился на сотрудницу.

У женщины под халатом поблескивали такие же руны, а в другой петлице белел череп с перекрещенными костями.

– Извините, доктор. – Женщина виновато склонила голову. – Я не знала, что вы стали таким чувствительным. Прошу обратить внимание на последние лабораторные данные из четвертого блока. Они внушают оптимизм. Вам что-нибудь нужно?

– Да, кофе, – проворчал доктор Штеллер. – С молоком и сахаром. И не такой горячий, какой вы всегда приносите. Его невозможно пить.

– Хорошо. – Женщина бесшумно испарилась.

Когда она вернулась, лицо доктора Альфреда Штеллера, научного руководителя заграничного филиала института бактериологии в Дессау, уже не отражало все недовольство мира. Он с интересом всматривался в колонки цифр и пояснений к ним, оценивал графики и диаграммы. Кивнул, покосившись на маленький поднос, возникший перед глазами, и снова углубился в работу.

Женщина сухо улыбнулась и вышла.

Штеллер еще раз просмотрел последние сводки, откинулся на спинку стула, взялся за чашку и выругался, когда эта горечь с цикорием обожгла губы. Клара неисправима. Впрочем, помощница толковая, не боится смелых экспериментов, в постели не лежит упавшей статуей, как это делает супруга Магдалина, оставшаяся с детьми в Дессау.

Доктору Альфреду Штеллеру недавно исполнилось сорок три. Этот видный бактериолог Третьего рейха когда-то блистал на кафедре вирусологии Мюнхенского медицинского университета, читал лекции, занимался научной работой. В последние годы он ушел в тень, полностью посвятил себя разработке вакцины от сыпного тифа.

Альфред подумал, что действительно стал чувствительным к перемене климата, достижениям конкурентов, собственным промахам и неудачам. Он упорно двигался к цели, не забывал держать себя в нормальной физической и духовной форме. Но в последнее время ему очень часто приходилось нервничать.

Штеллер допил отвратительный пережженный напиток, пружинисто поднялся. Каждый день он работал с гантелями, бегал кроссы по периметру центра.

Он вышел из кабинета, притворил за собой дверь. Часовой в черной форме с кобурой на поясе приветствовал его, приняв стойку «смирно». Доктор кивнул. Мол, виделись уже.

Центральный коридор подземного сооружения был относительно широким. Бетонные стены, утробный гул постоянно работающих генераторов. Он направился влево по коридору, мимо запертых железных дверей.

До прихода германской армии в восточную часть Белоруссии здесь, на отшибе, у большевиков функционировала закрытая психлечебница. Но для нужд медицинского центра этого, конечно, не хватало. Доктор Штеллер лично планировал, как переделать это учреждение под свои нужды.

Строительство продолжалось четыре месяца. Зону оцепили, ввели строгий пропускной режим. Здесь работала строительная организация Фрица Тодта, две сотни советских военнопленных.

Итог доктора вполне устроил. Подземные лаборатории, впечатляющая опытная база со всеми степенями защиты для персонала, крематорий. Наверху бараки для опытного материала, бытовые помещения, казармы.

Центр функционировал около двух лет. Доктору здесь нравилось – далеко от конкурентов и пронырливых ищеек из Управления имперской безопасности. Да и материал для исследований не в дефиците. До Оршанского гетто всего сорок километров. А там есть хорошие знакомые, которые всегда не прочь избавиться от лишних ртов.

Вытянулся второй часовой у входа на лестницу. Навстречу прошмыгнули парни в белых халатах, молодые, но многообещающие лаборанты из второго блока.

Вентиляция работала не очень, на лестнице чувствовалась духота. Доктор поспешил спуститься на ярус, миновал раздвижные двери. Поднялись двое, выбросили руки в нацистском приветствии. Он небрежно отмахнулся, снова вышел в коридор.

В первом и втором блоках делать ему было нечего, они пустовали после санитарной обработки. Штеллер спустился еще ниже, вошел в узкий коридор. С одной стороны глухая стена, с другой клетушки. В каждой дверь, окно для передачи пищи, фактически шлюз, исключающий распространение заразы, оптический глазок для наблюдения. Защитные костюмы в этом коридоре не выдавались. Он считался безопасным.

Штеллер покосился на настенную табличку, освежая в памяти исходные данные. Ранняя дата инфицирования. Вакцина вводилась подопытным три недели назад посредством уколов. Доктор отдавал предпочтение этому способу. Воздушно-капельный считался небезопасным. Запасов бактерий сыпного тифа в лаборатории накопилось вдоволь. Инкубационный период, когда риккетсии проникают в кровь, попадают в лимфоток и направляются для размножения в лимфатические узлы, составлял от десяти до четырнадцати дней.

Альфред приблизился к первому боксу, припал к глазку. Помещение крошечное, метр на два.

«Нормальный гостиничный номер с бесплатным питанием», – шутил его заместитель, штурмбаннфюрер с высшим медицинским образованием Клаус Эрдман.

Бетонный мешок, яркая лампочка под потолком. Узкие нары, отхожее место в углу, маленький откидной столик для приема пищи. Действительно, что еще надо для растительной жизни?

Обитатель бокса был полностью обнажен. Он свернулся в углу между нарами и отхожим местом, мелко подрагивал. Человек был не старый, но совершенно седой. На его черепе кое-где поблескивали островки плеши. Подопытный не выглядел изможденным, их кормили, но болезнь брала свое. Весь живот покрывала пятнистая розовая сыпь. Конечности мелко дрожали. Мужчину преследовал жар, он что-то бессвязно бормотал, тряс головой, терял сознание, потом ненадолго приходил в себя, тоскливо смотрел в потолок слезящимися глазами.

Чесотка не давала ему покоя. Он яростно скреб обкусанными ногтями поврежденные участки кожи, превращая их в глубокие нарывы.

– Тяжелый случай, Альфред? – прозвучал вкрадчивый голос.

Штеллер покосился через плечо. К нему подошел Клаус Эрдман, мужчина схожей комплекции, того же возраста. Он носил очки. Зрение в последние годы стало подводить. Они учились вместе, делали совместные шаги в чарующем мире вирусно-бактериологических исследований.

Год назад Штеллер предложил бывшему сокурснику переехать из уютного Кельна в далекую враждебную Белоруссию, и тот, как ни странно, согласился. Видимо, чутье подсказало, что у Штеллера больше шансов, чем у его конкурентов из Бухенвальда и Нацвейлера. Развлечений в этой местности было немного. Но это не такая уж досада для фанатиков своего дела.

– Не думаю, что следует их здесь держать, Клаус, – проворчал Штеллер. – Этот блок надо очистить и хорошо продезинфицировать. Клиническая картина мне ясна.

– Шестеро заболевших из двадцати возможных. – Эрдман хмыкнул. – Нечто подобное было у доктора Пола. Он считал это неплохим результатом. Во всяком случае, не сомневался в том, что движется в верном направлении.

Штеллер промолчал. Этот бездарь доктор Пол занимался выработкой вакцины по заданию германского правительства. Да, отчего бы не работать в Бухенвальде? В сорок втором году он заразил тифом 26 цыган, предварительно введя им сыворотку собственного изготовления. Шестеро умерли от прогрессирующей болезни. Руководство осталось недовольно, мол, высокий процент смертности. Дальнейшие исследования ни к чему не привели, до текущего года, во всяком случае. Процент оставался тем же.

У доктора Кретьена в концлагере Нацвейлер получалось лучше. Те же шесть летальных исходов, но уже на 80 цыган. Но даже этот результат наверху посчитали посредственным. Правительство выделяло средства, но воз, как говорят русские, и ныне там.

Штеллер был уверен, что рано или поздно покажет этим тупицам, как надо работать, добьется оглушительного успеха. Но его жутко раздражали достижения этих чертовых русских! Их способный микробиолог из Перми Пшеничнов в конце тридцатых как-то сумел выжить и даже сохранить свой пост заведующего кафедрой микробиологии. Еще в прошлом году он создал эффективную вакцину.

Этот факт оказался тяжелым ударом по самолюбию Штеллера. Что за вакцина, он не знал. Информацию русские засекретили, получить формулу немецкая разведка не смогла. Возможно, это была дезинформация.

В любом случае, пока у русских дойдет до применения, годы пролетят. Немецкие ученые форсировали работу, кто-то потихоньку добивался результатов.

Доктор сместился к следующей камере. Всего их в коридоре было двадцать.

Растрепанная женщина, обвисшая кожа, одутловатое лицо, черные круги вокруг глаз. Она еще не вышла из детородного возраста, но растеряла всю привлекательность.

Впрочем, прелести подопытных доктора не волновали, он их просто не замечал. Да и за людей этих двуногих и сравнительно прямоходящих существ не считал. Она сидела на нарах, обняв себя за плечи. Женщина тяжело дышала, раскачивалась, ее глаза бессмысленно блуждали.

Возможно, у нее начинались проблемы с психикой, что неудивительно при длительном нахождении в замкнутом пространстве. Или что-то другое. Но никак не сыпной тиф. Данный экземпляр не заразился.