Лео уже догадался, что подругу звать бесполезно, и кричал теперь лишь потому, что не хотел оставаться в тишине, боялся её и криком гнал прочь.
Через пару минут он окончательно охрип и замолчал.
Горло саднило и страшно хотелось пить.
Страшно оттого, что не знал, как утолить жажду со связанными руками, и осознание беспомощности усиливало панику.
Лео решил, что не будет звать на помощь.
Не хотелось, чтобы посторонние видели его беспомощность.
Кроме того, немного узнав нравы отеля, Лео резонно полагал, что предстать перед постояльцами или обслуживающим персоналом голым и связанным – это навлечь на себя новые приключения, возможно и не прописанные в сценарии.
Потому, собравшись с силами, он бешено закрутился, отчаянно ёрзая по полу вправо и влево, цепляясь краями ремня за малейшие неровности предательски-гладкой плитки и стараясь всеми силами избавиться от пут.
Каждые две-три минуты он вынужденно останавливался, чтобы перевести дух и облизать губы, которые от неутолённой жажды начали уже потрескиваться и саднить по краям.
И только минут через пятнадцать отчаянных усилий, придавив копчиком чуть ослабевший кожаный захват, освободил он горящие и багровые, словно облитые крутым кипятком кисти рук.
Ещё несколько минут он сидел на полу, усмиряя дыхание и радуясь обретённой свободе.
Потом привстал, оперевшись на край унитаза, и сплюнул накопившуюся тягучую слюну в тёмную воду.
Медленно, цепляясь за стену, поднялся и выпрямился.
Подошёл к раковине умывальница, выполненной в форме полураскрывшегося розового бутона и долго вглядывался в зеркало, изредка жмурясь от ослеплявшей его подсветки.
На него смотрел немного ошалевший от обилия впечатлений темноволосый, диковатого вида мужик, всклокоченная шевелюра которого загустела и слиплась от пота, а карие глаза приобрели хищный зеленоватый оттенок с коротким, пронзительным разбойничьим отсветом.
Лео казалось, что в его облике произошли какие-то изменения, и весьма значительные изменения, но какие именно – он понять не мог, потому что картинка в его глазах то двоилась, то периодически мутнела, а то и начинала вдруг дрожать и трансформироваться, меняя контуры лица и оттенки кожи.
«Боже всемогущий, что же это?» спросил сам себя Лео.
Он надеялся, что внутренний голос, которому он сам приказал замолчать, на этот раз ослушается и что-нибудь скажет.
Не то, чтобы Лео ждал от него совета или хотел проверить, ему ли принадлежит этот внутренний голос или же транслируется некой силой извне в самые глубины его сознания.
Он просто хотел сейчас услышать что-нибудь, хоть бы даже и набор бессвязных слов, от внутреннего собеседника.
Ему хотелось, чтобы этот прежде надоедливый невидимка хоть как-то обозначил своё присутствие, лишь не оставаться одному.
Но невидимка молчал.
«Ты не мой голос» поддразнил его Лео. «Ты – чужак. Пришелец! Опасный мозговой паразит, не известно кем управляемый. Ты не подчиняешься моим командам, значит – мне не принадлежишь. Если ещё раз проснёшься – утоплю в белом шуме».
И Лео, заткнув пальцами уши, начал беспорядочно выть, мычать и стонать.
Затем освободил занывшие уши от пальцев и прислушался.
Голос молчал.
Провокация явно не удалась.
Внутренний или внешний, голос жил своей жизнью и в данный момент на общение категорически не шёл.
«Хорошо» сказал Лео и погрозил зеркалу пальцем.
Двойник в зеркале ответил что-то беззвучно и погрозил пальцем ему.
Однако в таком встрёпанном виде передвигаться по «Оберону» было ни к чему.
Что-то подсказывало Лео, что такой вид неизбежно вовлёк бы его к участию в чужих игровых сценариях, а это сейчас было совсем ни к чему, хотелось спокойствия и хотя бы краткого отдыха.
Лео по-хозяйски забрался под душ и долго намывался, одну за другой опорожняя многочисленные бутылочки с шампунями и гелями, заранее заботливо расставленными горничной по полкам.
Розовые, зелёные, красные и перламутровые жидкости текли по нему со всевозможных сторон, смешиваясь с тугими водяными струями и стирая вещественные следы испытанных приключений.
Минут через сорок, чистый и благоухающий добрым десятком запахов, от лаванды до ванили, Лео выбрался из душа и зашёл в комнату.
Минут за пять до этого Лео подумал, что неплохо бы как-то решить вопрос с одеждой, потому как прежняя, скомканная и, должно быть, уже запылившаяся, никак его не привлекала.
Наиболее подходящим он считал звонок аттенданту из отдела обслуживания номеров с просьбой принести что-нибудь подходящее из его комнаты, потому как он совершенно случайно застрял в чужом номере с пришедшей в совершенную негодность одеждой, так как… э-э…
Ну, в общем, всем всё понятно!
Но в комнате, под светом торшера, обнаружил Лео на убранной персиковым покрывалом софе заранее разложенную и тщательно отутюженную одежду, явно его размера и для него же приготовленную.
Классическую и вечернюю.
Тёмно-синий, со сдержанной, голубовато-серой полоской пиджак. Брюки в цвет пиджака с идеально проведённой строгой полоской, охваченные заранее заправленным ремнём. Кремовая сорочка с простроченной пуговичной планкой.
На прикроватном коврике поджидали его чёрные лаковые туфли, из широко раскрытых светло-кожаных пастей которых выглядывали задорно языки тёмно-синих носков.
«А ремень кстати» подумал Лео. «Мой-то в негодность пришёл…»
Он быстро оделся и пошёл было к двери.
Но на полпути замер и начал беспокойно оглядываться в поисках ключа.
Ключа нигде не было.
Включив везде люстры в дополнение к торшерам и бра, он обошёл довольно просторный номер, оказавшийся, как и его обиталище, двухкомнатным.
Вот только второй комнатой оказался на спортивный зал с замысловатыми снарядами, а нечто, напоминавшее кабинет для уединённых занятий: небольшая аккуратная комнатка со стенами, сплошь покрытыми резными деревянными панелями, со столиком у окна, на котором стоял кем-то включённый ноутбук, на экране которого непрерывно демонстрировался закольцованный видеоролик про какого-то срывающегося с крыши беглеца, лицо которого, постоянно находившееся в полутени, почему-то показалось Лео смутно знакомым.
– Эмма, это ты мне оставила послание? – спросил Лео, повысив голос до хриплого крика, на окончании фразы срывающегося в фальцет.
– А где же ключ? Где ты оставила ключ от номера?