Из тьмы

«Четверо? Пятеро? – промелькнуло в воспалившемся разуме. – Неужели у меня были друзья? Что ж, в детстве все воз…»

В висках продолжало пульсировать, но теперь уже распирало череп изнутри, отдаваясь на каждое БАМ. А свист в ушах начал становиться нестерпимым.

«Друзья… – его мысли начали путаться. – Черт, прошлое должно оставаться в…»

Что-то мелькнуло перед его внутренним взором, – не четкий туманный образ. Но чего? Или кого? Его сознание взревело, захотело оттолкнуть эту неясную картинку: «Прочь, прочь отсюда, этот „файл“ не найден!»

С каждым БАМ боль становилась все нестерпимее. Ком в горле стал еще больше и теперь он начинал душить. А монотонный свист в ушах превратился в одну невыносимо высокую ноту.

Мысли в беспорядке метались в его голове, а взор начал туманиться. И где-то на пороге реальности и грани забытья, он, словно сквозь вату толстого одеяла, услышал далекий и приглушенный голос зовущей его Кати.

Очнулся он тогда в приемном отделении городской больницы №3.

Удивительно как некоторые воспоминания с легкостью всплывают на поверхность, словно резко осушившая свои шлюзы подводная лодка, и как другие остаются лежать мертвым грузом погибшего Титаника на непроглядном дне.

И вновь в его голове завертелась одна единственная фраза, которую он произнес тем вечером, лежа на застеленной одноразовой пеленкой каталке в коридоре приемного отделения. Когда, закончив поверхностный осмотр и получив отказ от госпитализации, дежуривший врач ушел заполнять журналы о поступлении, и они остались с Катей вдвоем, он сказал: «Прошлое должно оставаться в прошлом».

Антон встал с кровати и, подойдя к окну, уперевшись бедрами о край стола, раздвинул шторы.

Солнце уже вовсю светило, отбрасывая пока еще длинные рассеянные тени в наступающем утре. По небу плыли редкие белесые облачка, но вдали над лесом, словно тонким шерстяным покрывалом, растянулась серая масса. И глядя на нее, Антон всей душой понадеялся, что она пройдет мимо.

«Мы приехали в дождь, – подумал он, – и мне этого хватило. Если подумать, то мои последние два года были такими же серыми, как эти тучи. Так что все, хватит. Я хочу солнечных и счастливых деньков, как в детстве».

Он посмотрел на старую пишущую машинку, с трудом уместившуюся на полке с книгами.

«Я ведь был счастлив в детстве?» – спросил он скорее ее, чем себя. Но она не могла ответить ему. Впрочем, как не мог ответить себе и он сам.

«Наверное был. Все дети бывают счастливы, хотя бы иногда».

Но потом он взглянул выше в серую пустоту между книгами и полками и почувствовал, как по его спине прошелся холодок.

«Неужели я вчера действительно это видел? – подумал он. – Но что? Что я видел? Темноту в том месте, где она должна была быть? Или то, что мне показалось? Да, показалось, что она…»

Он выдвинул стул и сел за стол. Потом взглянул на свои руки, на обе манжеты серой рубашки, перевел взгляд на саму рубашку с расстегнувшимися пуговицами на животе, и остановил взгляд на черных спортивных штанах.

«А ведь я даже не разделся. Запрыгнул в кровать сразу, как выключил свет».

Он осмотрел комнату: серость в углах, под столом, между полок и под кроватью. Все было так как и должно было быть. Никакой контрастной черноты вместо теней. И она не пуль…

«Стоп. Я устал. А перед этим упал и мог удариться головой. Я словно ребенок, поверил, что тени могут быть живыми».

Но он знал, что не думал о них, как о живых. И в тоже время ему показалось, что они вовсе и небыли тенями.

Антон улыбнулся и откинулся на спинке стула, поднимая взгляд в потолок.

«А ведь было интересно, почувствовать себя ребенком, – подумал он. – Хотя, этой ночью страх темноты совсем не показался мне интересным. Совсем, совсем не интересным».

Улыбки больше не было на его лице, но в душе появилось легкое волнение.

«А ведь мама всегда говорила, что монстров не существует, и под кроватью никто не живет, – подумал он. Волнение усилилось. – Мама».

Он встал и вышел в кухню.

В голове проступила взвесь из не оформленных неизвестных мыслей, которые пытались сформироваться в идею, в какое-то действие. С такой взвесью он часто садился за начатую рукопись, еще не отдавая себе отчета о том, что он сможет написать, не зная дальнейших событий создаваемой им истории. И только спустя какое-то время (иногда минуты, иногда больше), он начинал писать. Хотя, часто ему приходилось просто вымученно выдавливать из себя хоть какие-то строчки. Но самым главным было – начать.

И начал он с приготовления завтрака (Дина почти ничего не съела, жалуясь на отсутствие аппетита и пустой холодильник), большой чашки кофе, и внимательного осмотра всех полок на кухне и холодильника.

Взвесь продолжала оставаться взвесью, и Антон принял решение, что стоит прогуляться и заодно купить продуктов. Но для начала следовало переодеться, – запах пота от не снятой на ночь рубашки бил по носу не хуже нашатырного спирта.

3

Утро стремилось к полудню и было уже достаточно жарко. Поэтому Антон ограничился белой рубашкой с коротким рукавом, джинсами и легкими кроссовками. Последние вид имели грязный и поношенный.

Положив бумажник в задний карман, он подкинул в руке связку ключей и взглянул в окно.

«Может, пешком пройтись? До центра километра два, не больше, – подумал он. – А зачем мне в центр? Ближайший продуктовый магазин в трех кварталах», – но последняя мысль показалась ему не столь важной.

– Дина, ты не хочешь прогуляться?

– Нет, – крикнула девочка из своей комнаты.

– Ладно, тогда будь дома. Ключи я не беру.

Но ответило ему только молчание.

«Что ж, это тоже знак согласия».

Выйдя во двор, он какое-то время постоял перед распахнутой дверью сарая с дровами. Его взгляд скользил по плотно сбитому ящику с большим навесным замком. Гадать, что внутри, ему не хотелось. Но и сбивать замок он пока не торопился. Что-то ему подсказывало, что не стоит торопить события. Ибо что бы там не лежало, оно может всколыхнуть его поврежденную память. Старые рукописи в коробке, конечно, ничего ему еще не сделали, но до их прочтения он так и не дошел. Хватило того, что он обнаружил на самой коробке.

«А не будет ли лежать такой же сюрприз и внутри этого ящика?» – подумал он и тут же захлопнул дверь, не забыв зацепить крючок за скобу.

Он все еще думал о ящике, когда выходил на дорогу. Думал о нем, когда дошел до первого перекрестка и свернул направо. Его мысли казались разрозненными, не сформулированными. Крутились вокруг да около, словно картинка без слов. Тяжесть ящика. Его плотно сбитые доски, которые, хоть и выглядели старыми, но ни разу не скрипнули и ни на миллиметр не сместились, пока он перетаскивал ящик в сарай. Большой и старый замок, который, однако, не выглядел ржавым. Петли… Петли? Да, их он не видел. Скорее всего, они крепились к крышке изнутри. Он продолжал думать о ящике, когда свернул в очередной раз и вышел на центральную улицу. Только тут он остановился и огляделся, забыв о ящике.

Стоя на перекрестке возле большого старого кирпичного здания с арочными окнами, он посмотрел через дорогу на более современное и более масштабное строение.

«А вот и дом культуры», – подумал он.

Но присмотревшись внимательнее, не увидел ни одного слова над входом, или какой-либо другой части здания, о том, для чего оно. Возможно, что-то было написано на самих дверях, но с того места, где стоял Антон, ничего не было видно. И все же, он был уверен, что это дом культуры. А если зайти за него справа, то можно было попасть в кинотеатр. Но в последнем уверенности поубавилось, все же за двадцать четыре года его вполне могли закрыть.

«Прекрасные знания о том времени, которое ты не помнишь», – подумал Антон, но мысль эту развивать не стал, испугавшись новых приступов головной боли.

Взглянул на здание, возле которого стоял. Угол его был срезан и на первом этаже имел большое арочное окно, а на втором балкон, над которым золотистыми буквами было написано «ТОРОПА». Справа, если уходить на Красноармейскую улицу, был вход в саму гостиницу «ТОРОПА». А слева, если идти по центральной улице, к красному угловому зданию была сделана большая пристройка, но с уже более поздним по времени дизайном и из белого кирпича. Дверь в новое крыло накрывал козырек из листового железа, изогнутый аркой, на котором, вырезанными из жести буквами, значилось «БИБЛИОТЕКА».

«И почему мне кажется, что библиотека была раньше в другом месте?» – подумал Антон, и вновь выкинул эту мысль из головы, как и предыдущую.

Однако, сама библиотека крепко зацепилась за его мозг. Всколыхнулась появившаяся утром взвесь из не оформленных мыслей, но сформироваться в четкую идею так и не смогла. И все же, чувствуя неясный интуитивный посыл, Антон направился в библиотеку, думая о том, что если не предпринимать никаких действий, то ничего не выйдет. Но какие действия он собирался предпринимать?

Для начала – интуитивные, решил он для себя.