Борух Баклажанов. В поиске равновесия

– Логично! – улыбнулся Борух. – А фото все эти Вы для истории делаете, чтобы было потом, что детям показать?

– Да не испытываю я к детям никаких эмоций и не хочу их заводить!

– О, вот это внезапно! Я могу узнать, почему? – с явным интересом спросил Баклажанов. – Просто мне был всегда интересен Ваш феномен, поскольку у меня есть даже несколько подруг, которые придерживаются ровно такой же точки зрения, хотя все они здоровы, прекрасно выглядят и успешны.

– Я просто считаю это полнейшей обузой и помехой в личностном самосовершенствовании. Впрочем, это лишь моя точка зрения и Вы не обязаны ее поддерживать.

– Да я ее, собственно, и не поддерживаю. Я смотрю на это несколько по-иному – если Вам была дарована жизнь, то Вы как-то по-божески или хотя бы справедливости ради должны ответить тем же. Хотя это также лишь моя точка зрения и Вы также вправе не поддерживать ее.

Так уж парадоксально устроен мир, что зачастую лучшие советы по семейной жизни дают люди, у которых этой жизни нет. В «детском» вопросе Баклажанов был лишь теоретиком, поскольку детей у него не было. Вернее, учитывая его прошлую разгульную жизнь, может быть, они и были – просто ему о них не сообщали. Ни в одной из своих подруг он не видел матери своих детей и виноват в этом был лишь он, ибо это были женщины, которых он выбирал сам.

– Я рекомендую Вам почитать про движение Child Free. Мне это очень близко, и я его последователь! – сказала она.

Баклажанов открыл было рот, чтобы парировать, но вдруг представил, в какие дебри придется забраться. Он прекрасно понимал и мог объяснить, что все эти новомодные течения были вбросами издалека и не несли никогда ничего созидательного. Они были лишь частью большой разрушительной игры, пешками в которой были такие, как она. Можно было пуститься в массу рассуждений, что рождение и воспитание детей – это не только счастье и мирской долг, но и толика вопроса демографии и геополитики по достижению хоть какого-то баланса при нарастающем давлении исламского мира. Но на миг представив себе все это, Борух понял, что разорвал бы ее и без того куриный мозг на британский флаг, посему решил промолчать, тем более в лужах глубины он никогда не искал.

– Я Вас услышал! – сказал он в манере «Амбициозного», что тот приметил и ухмыльнулся.

Пока Баклажанов был в раздумьях, «Томная» хвасталась своей подруге кольцом, видимо, подаренным поклонником. Та же в свою очередь показывала ей новые часы, скорее всего подобного же происхождения. Подруга была младше ее – ей не было еще и 20. Она была стройна и длиннонога, что подчеркивала обтягивающими джинсами и открытой футболкой, ладно сидевшей на фигуре. Все открытые участки ее тела были щедро усыпаны татуировками, как у индейца или дикаря. «Арэнбителочка» – ни вправо ни влево», – мелькнуло в голове у Баклажанова.

Борух смотрел сквозь нее и почему-то вспоминал ночные костры, вокруг которых он любил сидеть в походных компаниях, задумчиво глядя на огонь. Костер мирно посвистывал в такт треску свежих поленьев и хвороста, время от времени изрыгая сотни тлеющих микронов из собственного жерла. Они взвивались вверх и зависали, паря будто в невесомости, но мгновенно угасали, а костер вновь продолжал плевать продуктами горения добротных когда-то дров, оставляя к утру лишь пепелище.

Искра Грамова (так ее звали) приехала откуда-то с Севера, пока нигде не работала и жила на присылаемые родителями деньги. Назвали ее так в честь прабабушки, а ту в свою очередь в честь одноименной газеты, основанной когда-то вождем. Искорка была профессиональной тусовщицей и завсегдатаем любых массовых мероприятий, куда они с «Томной» в компании подруг слетались, как мотыльки на ночной фонарь, заверяя все в итоге «гигами» фоторабот. Она вообще любила быть везде на виду и в центре событий, будь то какие-то молодежные праздники или Парад Победы, получая удовольствие от самого течения событий, нежели чем от их сути. Она была молода и еще полна надежд, посещала все мыслимые собеседования и смотрины, пробовалась даже на кастинге в какое-то реалити-шоу, но его не прошла, поскольку ее сочли излишне вульгарной. С «Амбициозным» она познакомилась в одном из ночных клубов и с тех пор с ним приятельствовала, имея на него виды.

Инка все время внимательно слушала ее разговор с «Томной» и вдруг рассмеялась в голос.

– Девоньки, спор ваш ни к чему не приведет. Вы просто соберите все деньги, которые у вас есть, и сложите каждая в свою пачку. У кого пачка толще – та и круче. Всего и делов-то! – выпалила она, давя в себе очередной приступ хохота.

«Томная» скорчила недовольную гримасу в полуухмылке, а Грамова ничего не поняла. Не ее это было – понимать.

В глаза явно бросалось, что «детский» вопрос заинтересовал дуэт, сидевший чуть поодаль от трио. Это были мужчина и женщина с заметной разницей в возрасте. Даме было чуть за 30, а ее спутнику явно далеко за 50, но вместе они смотрелись весьма органично. Женщина была приятная, но жутко худая, скорее всего изможденная разными диетами. Она пила минеральную воду без газа и уже долгое время мучила овощной салат. В целом выглядела она маняще, особенно ее тонкая талия. «Тонкая» была с «Серьезным». Тот был ресурсным мужчиной, уже давно ничем не занимался и вел безоблачную жизнь рантье. Все активы он переписал на жену и детей и на тот момент остро переживал затянувшийся кризис среднего возраста, активно бегая по утрам и разъезжая на дорогих спорткарах. Вечерами он периодически пропадал с в меру юными нимфами, молодившими кровь, одной из которых «Тонкая» и была. Она работала в индустрии красоты, то есть была педикюршей в районной парикмахерской, где и познакомилась с «Серьезным», куда тот как-то заскочил подравнять виски по пути на деловую встречу. «Тонкая» считала его «заботливым» в той новой изящной трактовке, применимой для тех лет. «Серьезный» снимал ей квартиру, куда наведывался пару раз в неделю справить половую нужду, периодически дарил подарки и изредка брал с собой на мероприятия и в поездки. «Тонкая» же в свою очередь держалась за него обеими ногами и мечтала женить на себе, чтобы впоследствии удерживать ребенком, посему явно заинтересовалась поднятым давеча «детским» вопросом.

– Давайте за знакомство! – предложил «Серьезный», подняв бокал коньяка.

– Не возражаю. Только сначала сверим часы – у меня швейцарские! – ответил Борух, глянув на свой хронометр.

– У меня тоже! – с улыбкой сказал «Серьезный», поддержав Боруха и тоже взглянув на время.

Баклажанов часто вспоминал историю, как когда-то пил с корабельной командой одного зарубежного круизного лайнера. Сколько людей – столько традиций. Команда начинала любую пьянку, продолжение и финал которой были никому не известны, с громкого и четкого озвучивания вслух года, месяца и конкретного времени на момент начала. Это было весьма практично, поскольку одному Богу известно, куда тебя понесут гнедые и где, когда и с кем ты в итоге окажешься, но ты наверняка вспомнишь, когда ты начинал.

История прошла на «ура» и всем понравилась, немного разрядив обстановку, но ненадолго.

– Вы интересный рассказчик, и мне кажется, Вы видите людей, – кокетливо сказала «Тонкая», – а что Вы можете сказать обо мне?

– Что конкретно Вы бы хотели услышать? – спросил Борух, несколько удивленный прямотой вопроса.

– Ну, для начала – сколько мне лет?

Баклажанов немного задумался, тщательно буравя ее взглядом и изучая руки и лицо, хоть и со следами косметики, но выдававшее многое.

– Могу ошибаться, но мне кажется, Вам 32, – сказал Борух скорее на удачу.

– Вчера исполнилось! – ответила «Тонкая», явно немного шокированная точностью ответа. – Вот мы сюда по этому поводу и пришли.

– С прошедшим Вас! – сказал Баклажанов, оставшись довольным собой.

– А еще? – настаивала та.

– Вы действительно хотите это узнать?

– Было бы интересно!

– Ну что ж, извольте! – начал Борух. – Вы родились в середине 80-х в простой семье на стыке советского и постсоветского времен и с раннего детства впитывали в себя все визуальные прелести жизни. Ну примерно, если по улицам ездят роскошные авто – Вы были уверены, что они должны быть у всех, а у Вас-то уж точно. Но Вы никогда особо не задумывались, как это все приходит, надеясь на единственное оружие – Вашу молодость и красоту. Они всегда были Вашими верными союзниками, с которыми Вы шли по жизни – верными, но временными, как и все в этом мире. Навряд ли Вы где-то серьезно учились и опирались лишь на них. Пока они в силе, Вы торопились обрести искомое, появляясь там, где вас ждали, или, проще, подавая себя в социальных сетях. Ваши яркие и, безусловно, эффектные фото были сделаны с четким посылом о том уровне, который мужчина обязан поддерживать при общении с Вами и ниже которого Вы опускаться не намерены. Вы прекрасно понимали, что такой мужчина должен быть старше Вас, возможно, даже годиться Вам в отцы. Уверен, при удачном варианте Вы бы могли остановиться и на ровеснике деда, но перебор даже в картах плох. И такие варианты, желающие выпустить пар, безусловно, находились. Вы поддерживали отношения, вместе путешествовали, но все это длилось недолго, потому как если зрелый мужчина при деньгах, то как-то они к нему пришли, стало быть, у него есть нюх на людей и он все понимает. Ему это в итоге приедалось, и вы расставались, а он искал новый вариант. Вы же опять шли на охоту на дойного барана, и все раскручивалось вновь. И вот Вы здесь.

Еще на середине тирады Борух увидел, как «Серьезный» побагровел от его излишней откровенности и прямоты суждений, но Баклажанов в момент осадил его взглядом. Смотрел он всегда как-то цинично-тяжело. С рождения ли ему это досталось – неизвестно, скорее после одной случайной встречи.

* * *

Помнится, в самом начале 90-х Борух вышел ночью в магазин за сигаретами. Город спал, и идти было недалеко. Шел он тихими дворами, а купив сигареты, возвращался по улице. На полпути он решил закурить, но обнаружил, что зажигалку оставил дома. Впереди вдоль дороги стояло около шести машин. Это был бандитский разбор. Люди стояли и общались, ведя далеко не богословские беседы. Баклажанов подошел и попросил прикурить. К нему обернулся невысокий щуплый человек, которого Борух мог сбить с ног с одного удара. Он вытащил из кармана зажигалку, зажег ее и поднес Баклажанову, бросив на него прямой взгляд. Борух будто онемел и от неожиданности опустил глаза. О, что это был за взгляд! Наверное, сам дьявол смотрел бы мягче. Взгляд тот излучал такую прожигающую энергию, что по силе подавления был мощнее любых кулаков и ножей.

– Всегда смотри прямо, братан, и глаз не опускай, – сказал человек. – Удачи!

– Чем не урок? – подумал тогда Борух. – Урок!

* * *

– Приношу свои извинения за излишнюю прямоту, но это мое мнение, о котором меня спросили, – сказал Борух.

– Вы имеете на него право, – ответила «Тонкая», несколько сконфузившись, но не потеряв самообладания, – хотя это камень в мой огород.

– Ну отчего же камень? Скорее валун! – усмехнулся Баклажанов, переведя все в шутку, дабы снова несколько разрядить обстановку.

Баклажанов видел людей, а тем более женщин. У него их было много, и каждая привносила с собой что-то свое, даря счастье и опыт. Любил ли он? Говорят, любовь – это химия, а в химии он был не силен. У него были временные затмения, но вскоре рассудок возвращал все на круги своя. Он был честен с каждой из них, посему у него не было повода прятать глаза, хотя он часто ходил в темных очках. Он просто не любил врать, придумывая что-то наспех, не любил на физиологическом уровне, как дети не любят манную кашу с комочками. «Всегда говори правду. Когда говоришь правду, хрен кто расколет, да и в голове ничего держать не надо. Все просто!» – сказал ему как-то в юности один знакомый «опер». Примерно так Борух и поступал, поэтому романы были мимолетны и легки. Когда ему наскучивал один, он жег мосты, заводя другой, и вскоре потерял им счет. Со временем постельные утехи интересовали его все меньше, и он лишь изредка передавал опыт молодежи. Куда интереснее было женщин изучать.

Он сидел и с наслаждением наблюдал за этим театральным действом в отдельно взятом месте, представлявшим собой женскую эволюцию по возрастам, свидетелем чему он был и в жизни среди многих своих подруг. Словно зритель со стажем, он с какой-то отцовской иронией примечал ужимки Грамовой, пытавшейся казаться взрослее, чтобы быть ближе к «Амбициозному», но игравшей совсем не свою роль. В этом она была уже не соперницей «Томной», поскольку та все чаще посматривала на «Серьезного», вступая уже с «Тонкой» в конфликт за его территорию. «Серьезный» же уже давно никого серьезно не воспринимал, ибо понимал многое.

Наблюдая за поведением и повадками обитателей этого вольера, в особенности женской его половины, Борух по обыкновению пытался представить их в будущем. Делал он это с легкостью, будто художник мазками нагоняя года на их лица и руки и одевая их на манер своих более зрелых подруг. И вот они уже иные и по-прежнему вместе, но уже в узком женском кругу, как и та компания, сидевшая чуть поодаль. Это были «Пафосные». Они непринужденно общались и пили вино, изредка осматриваясь вокруг и украдкой бросая взгляды на «Амбициозного».

«Круг замкнулся! – подумал Баклажанов. – Скукотища какая-то! Интриги никакой – пьеса на «троечку».

Внезапно его размышления прервал Инкин громкий возглас.

– Бог ты мой, кого же принесло по наши души! Леонсио! – воскликнула она.

– Может, сейчас хоть интрига нарисуется? – подумал Борух.

К ним подошел молодящийся мужчина за 30 с двумя спутниками. Одет он был в белую приталенную рубашку и жутко узкие яркие брюки и носил причудливой формы очки без стекол, которые шли ему, «как Соеву пенсне»[19 - Поэт Соев, герой к/ф «Покровские ворота», 1982 г., реж. М. Козаков, киностудия «Мосфильм».]. Все это выглядело чуть вызывающе, словно он хотел этим что-то подчеркнуть. «Навряд ли «силовик», да и на комбайнера не похож», – подумал Борух, взглянув на его эффектно накинутую на руку сумку-«унисекс».

Это был Леонтий Гаврилович Бледный-Тищенко, или Леонсио, как его звали в клубных кругах. Он был светским обозревателем и вел свой блог, где освещал насыщенную городскую ночную жизнь, ничуть не чураясь там нецензурщины, а скорее считая ее острой приправой. Помимо того Леонсио был консультантом в ивент-агентстве, в общем эдаким светским львицей – по долгу службы завсегдатаем всех мыслимых тусовок. Никто никогда не обсуждал его ориентацию, но ходили слухи, что он даже принимал участие в репетиции какого-то тайного ночного парада под эгидой некоего сообщества, желая оставить обществу свой «месседж». Тогда то, возвращаясь под утро домой, он наткнулся на группу недопивших граждан, которые отвели его за гаражи. На вопрос, а не пи*ор ли он часом, Леонсио был вынужден ответить утвердительно, будучи не в силах противостоять столь агрессивной риторике. Это был первый в истории случай «coming out»[20 - Открытое признание человеком своей принадлежности к тому или иному сексуальному меньшинству.] поневоле. Били его долго и с душой. Поначалу он пытался отбиваться парадными атрибутами, но силы были не равны, и в итоге общество оставило свой ответный «месседж» уже на нем.