Борух Баклажанов. В поиске равновесия

– Время компромиссов на дворе, ничего тут не попишешь, – подумал Борух.

– Оно. Рад, что понимаешь. Договариваться надо и на гору посматривать.

– Только туда? Сдается мне, что есть еще кто-то, кто в тени разминается.

– Соображаешь, – подумалось Баклажанову, – на гору посматривать – это уже статистика, а нужна аналитика, стратегией приправленная.

– Цифры – штука суровая! – донеслось откуда-то эхом.

– Это еще кто? – подумали оба, немного оторопев от неожиданности. – Опять шастает кто ни попадя!

– Это я – Статистика! – прозвучало уже отчетливее. – Правильнее обсудить меня в моем присутствии, верно? Хотя чего мне кости мыть – сама все расскажу!

– Принимается! – в унисон ответили оба.

– Я королева цифр, – начала та, – и без меня «не жизнь, а каторга какая-то», помните, сам Новосельцев говорил. Я не смогу вам ее облегчить, а лишь заставлю задуматься. Я, пожалуй, мыслю прошлым, подводя итоги, а уж что с ними делать, это задача не моя.

– Чья же? – опять подумали оба.

– Моя! – послышался голос. – Я Аналитика – сестра ее младшая. Я хожу в ее платьях, учусь у нее и делаю выводы.

– Выводы делать – задача не простая, но и не великая! – эхом отозвался еще один голос, приближавшийся, словно мотылек на свет.

Голос был густой и весомый, и, казалось, принадлежал какой-то статной даме.

– Вы играете цифрами, фактами и событиями, пропуская их сквозь себя, будто раскладывая пасьянсы, – продолжал голос, – но вам не по силам заглянуть за горизонт. А я могу. Я Стратегия. Вы обе дороги мне, и без вас я слепа.

– Логично, – бросила Логика, но подходить не стала, ибо поодаль о чем-то жарко спорила с Абсурдом и Алкоголем в ожидании Истины, но та была дамой ветреной и являлась не всегда.

– Мне труднее всего, – продолжала Стратегия, – плоды моих трудов если и видны, то спустя годы, а судят меня пристрастнее других. Я лишь могу взять прошлое, обдуманное в настоящем, и бросить его вперед, как озорной мальчишка кидает камень в речку. Камень летит, а мальчишка взрослеет, и вот он уже старик, и камень падает. А реки уже нет – она высохла, и знает об этом только этот старик. Его никто не видел. Он, словно горец-отшельник с иссушенным зноем лицом, сидит, обхватив кривыми пальцами свою деревянную палку. Он смотрит куда-то вдаль и лишь улыбается уголками рта, потому что знает все. Знает и молчит. Старик этот – Время.

– Время – деньги, а денег нет! Что же дальше? – подумал Борух, которому явно хотелось поскорее продолжить эту внезапно прерванную мысленную дуэль.

– А дальше Белоруссия! По крайней мере, она следующая в планах. Ее проект также уже давно лежал на полке бок о бок с украинским, являясь частью удара по русскому миру. Он просто в ожидании.

– В ожидании чего?

– Тонкого момента! Помнишь, как мы в деревне в детстве на пруд ходили? Там еще веревка была к ветке большого дерева привязана. Мы на этой веревке раскачивались и в пруд прыгали, и, кстати, счастливее, чем сейчас, были. Так вот там момент надо было поймать, чтобы на мель не шлепнуться. Мы раскачивались, следя за изгибом ветки, изгибаясь сами и ногами дрыгая в такт и в надежде на нужный порыв ветра, а то и на то, что соседские пацаны подтолкнут. И вот этот момент настает – и ты прыгаешь. Так вот, спрогнозировав, увидеть этот момент вдалеке и пресечь все пути к нему – и есть задача стратегов, а жаркие дебаты о прошлом и настоящем – удел статистиков. Им трудно противостоять «клубным» стратегам, потому как бой априори неравный, как схватка борца с боксером.

– Ты сейчас какими-то короткими плечами мыслишь, стратег ты наш диванный, – усмехнувшись, бросил Борух, – а за горизонтом-то что? Тебя послушать, так «Клуб» от мини к макси-планетарной модели стремится со столицей на землях Палестины.

– Столица там, а страна какая? – задумался Баклажанов, несколько удивившись такому прогнозу оппонента.

– А страна – весь мир!

– Эко ты, провидец, на столетия вперед хватил, – улыбнулся Баклажанов, – «съесть-то он съесть, да кто ж ему дасть». Это путь в никуда. Твоей логике если следовать, то на каком-то этапе неизбежно противоречия внутри самого «Клуба» начнутся, то бишь грызня между союзниками, и все отыграется обратно.

– В смысле?

– В смысле «аптека, улица, фонарь»[44 - Из стихотворения А. Блока «Ночь, улица, фонарь, аптека», 1912 г.], чтоб понятнее было! К тому же, не так и легко им придется, потому как зарятся они на чужое, а главное, нет у них причала родного, родины нет. Они, вроде, и везде, и нигде. Где деньги, там их и ищи!

– А что есть родина?

– Хм, так сразу и не скажешь, – задумался Баклажанов, – это скорее на уровне ощущений. Это мать, какие-то воспоминания из детства, твой двор со старой хоккейной коробкой неподалеку, та девчонка, что нравилась когда-то, родной язык, книги и фильмы, что с детства шли с тобой рука об руку. Вся эта аура в легком обрамлении геральдики и есть родина. Это то, что ты получил с рождения, и обязан, улучшив, передать дальше.

– Ты взял, и ты должен отдать? – улыбнулся Борух.

– Оно!

– Да что мы все о политике? Давай-таки к деньгам! Я, как главный у нас с тобой по финансам, хотел бы услышать твой прогноз, – как-то заметно оживившись, подумал Борух, явно севший на своего коня.

– А что деньги? Они были, есть и будут – без них никуда. Они бегут в ногу со временем, спотыкаются о кризисы и дефолты, падают, а потом встают и бегут дальше быстрее прежнего, догоняя его и проверяя людей на прочность. Кого-то они ломают, кому-то надежду дарят, а для кого-то они и вовсе игра. Они как люди со своей историей и борьбой в вечном поиске сильнейшего.

– «Н

О», – улыбнулся Борух.

– В смысле?

– В смысле – «вода»!

– Ааа, тебе конкретику подавай? – усмехнулся в ответ Баклажанов. – Ну, изволь! В целом их можно разделить на деньги на кармане и деньги глобальные. С карманными понятно все: они либо счастье для владельцев извлекают, либо на них статуи скупают у Этносова, что для кого-то тоже счастье. С глобальными сложнее. Они уже давно орудия идей, но «Клубу» их стало не хватать. Он уж давно беднее полковника Кудасова – весь в долгах сидит. Свержение режимов в лакомых странах и планетарный грабеж уже не дают того эффекта, что раньше, и силы платить по долгам на исходе.

– Ну и?

– Ну и нужна идея. Надо создать другие деньги!

– А со старыми что? «Обнулиться» что ли?

– Почему же «обнулиться»? – продолжил Баклажанов. – Можно обмен организовать, только на условиях создателя, но там такие условия будут, что сам Создатель удивится.

В эту секунду у Боруха перед глазами почему-то появился отчетливый образ того «клубного» идеолога с его неповторимой улыбкой.

– Не исключено, – опередил его Баклажанов, – по этой части старик большой затейник. Подметет он в итоге по миру свои миллиарды, поделит с «одноклубниками», а все как обычно плечами пожмут.

– Какие-то тебе, батенька, мрачные картины видятся постоянно, – подумал Борух.

– Это лишь предположения, потому как камень пока летит. Это тот случай, когда я был бы счастливее, если бы оказался не прав, но все будет, как будет, даже если будет наоборот!

– Ты мне сейчас футбольных комментаторов чем-то напомнил, – усмехнулся Борух, – те тоже перед важными матчами часами прогнозы строят, тонкости линий защиты и нападения обсуждают, роли вновь приобретенных игроков и погодные условия, а заканчивается все тем, что мяч круглый, поле ровное и победит сильнейший.

– Вот прямо возразить нечем. Так и будет! А вообще все это напоминает мне мышиную возню, только в мировом масштабе. Суета одна и беготня бестолковая. Рвут люди друг друга и землю на части каждый со своей идеей, а планетарной идеи нет.

– Широко ты хватил, однако, хотя вроде и не пьешь давно! – подумал Борух.

– Да я все чаще Этносова вспоминаю – смрад от людей нестерпимый стоит. Ощущение складывается, что человечество уничтожить себя в итоге обязано и планомерно к этому идет. Знаешь, Белое Перо вроде сказал, что когда будет срублено последнее дерево, отравлена последняя река и поймана последняя птица, люди поймут, что деньги нельзя есть. Народ все об авторстве и точности слов спорит, форму обсуждает, а надо бы содержание. Ты когда последний раз толком снежную зиму видел?

– Нууу, видел как-то парочку! – на секунду задумавшись и мучительно пытаясь припомнить, ответил Борух.