Борух Баклажанов. В поиске равновесия

«Облетев землю в корабле-спутнике, я увидел, как прекрасна наша планета. Люди, будем хранить и преумножать эту красоту, а не разрушать ее», – сказал как-то Юрий Гагарин после своего исторического полета в космос, словно подтверждая слова известной песни «мне сверху видно все – ты так и знай!». Оно-то и понятно, чем ближе к Создателю, тем мысли чище и взгляд острее, хотя, думается, что коммунист Гагарин этого мнения бы не разделил. При прочих равных взгляд сверху на любой вопрос наиболее конструктивный, хотя все мы пока «здесь» и «наверх» всегда успеем, стало быть, «здесь» разбираться и остается.

Трактат Сунь Цзы «Искусство войны» лет на 500 старше Библии и вот уже более двух с половиной тысяч лет пользуется не меньшим спросом, что и являет человеческий парадокс: людская тяга к разрушению ничуть не меньше, чем желание созидать. Библия – книга вечная, спору нет, говорят, на все ответила давно. Читает ее, читает тощий мальчишка в музыкальной школе в перерывах между уроками, а под вечер со скрипкой и нотной тетрадью темными переулками домой бредет. Он уже не в школе, а в другом мире со своими законами, а главное, вопросами, которые быдло уличное задаст. Есть ли на них ответы в Библии? Не знаю. Вот и получается, что на скрипке уже не играть надо будет, а промеж глаз ею бить. Хочешь – не хочешь, а функционал ее изменить придется.

Где же истоки той битвы «черного» и «белого» за каждого из нас, если все мы за редким исключением были рождены и воспитывались в любви? Человек чаще и с большим желанием будет смотреть и слушать сплетни о личной жизни знаменитостей, мысли и мнения светских организмов и криминальные хроники, нежели чем что-то совсем иного толка. Девушек всегда чаще тянуло к «плохим» парням, а мужчины увлекались далеко не «тургеневскими женщинами». Что привело к этому смещению из «белого» поля, уготованного нам изначально, в поле «серое»? Думается, что это жизнь и естественный отбор, породившие миллионы парадоксов и противостояний, сквозь которые человек находится в вечном стремлении к доминанте, становясь сильнее. С древности он порабощал флору и фауну, поставив в итоге природу себе на службу, но этого ему показалось мало, и человек начал противостоять человеку. Люди состязались в кулачных и гладиаторских боях, в конных скачках и во владении оружием и даже в количестве и качестве любовных похождений и выпитого. Сражения шли и идут по всем фронтам, они разных схем, окрасов и масштабов, и в итоге люди пришли к противостояниям глобальным, поставив планету на грань краха.

Весь 20 век был пропитан идейной борьбой, как табачным чадом оконные шторы на кухне старой коммуналки. В отстаивании идеи коммунизма страну разрывали внутренние и внешние конфликты, топя ее в крови, хотя в идею эту Борух даже в своем далеком пионерском прошлом верил с трудом. Бытие определяет сознание, и, видя толпы пьяных тунеядцев у винных магазинов и пивных ларьков, «от каждого по способностям – каждому по потребностям»[30 - Базисный принцип существования коммунистического общества, т. е., по Хрущеву, «нынешнего поколения советских людей».], в голове у него не складывалось. Потребности граждан тех были очевидны, а вот со способностями ясности не было, да и фактической сути лозунга «Наша цель – коммунизм!» он никогда понять не мог. То ли дело «Порожний рейс – убыток стране!» – все просто и понятно. Это был огромный плакат на воротах какой-то автобазы, который Баклажанов еще с детства каждый раз внимательно изучал из несущейся электрички Павловского направления.

После Второй мировой войны мир долгое время был биполярным, и лишь с 90-х годов количество полюсов явно увеличилось в виду ослабления основных игроков. Наблюдая за этой шахматной партией на карте мира длиною более чем в половину века, Баклажанов всегда стремился понять ее суть. Идея коммунизма пала вместе с Советским Союзом, но нападки на его страну только трансформировались и продолжились едва ли не с большей силой. Стало быть, суть этих нападок была и есть не в неприятии идеи, а в чем-то совсем ином. В чем же?

Борух начал ворочаться, затем поправил одеяло и заснул опять.

Беседы с Каутским

Баклажанов всегда был общительным индивидом и еще с ранней юности мог похвастать многими знакомствами. Располагал ли он к себе людей своим чувством юмора, присущим только ему, или умением грамотно вести беседу – неизвестно, но знал он многих. Это были люди разных возрастов, положения и национальностей, но, будет ли иметь какое-то мимолетное знакомство дальнейшее продолжение, решало лишь одно, интересен ли ему был этот человек или нет.

«Пятый пункт», а именно за этим номером числилась национальность во многих советских анкетах, со временем стал именем нарицательным, и таковым он стал именно для евреев. С детства, когда Борух еще многого не понимал, людское отношение к этой национальности ему казалось немного странным. Его было сложно описать или объяснить. Оно было каким-то саркастически ехидным с легким оттенком недоверия. Русскому всегда можно было сказать в лицо, что он русский, украинцу, что он украинец, а казаху, что он казах, и лишь еврею было грамотнее в лицо…промолчать. Если же это и говорилось, то скорее с нотками юмора и в специфических ситуациях, дабы обыграть штампованные обществом еврейские черты. В подобных случаях родители обычно одергивали детей, чтобы те не ляпнули ничего лишнего, выражение «не прошел по «пятому пункту» со временем стало крылатым, а «во всем виноваты евреи» и вовсе доводило многое до абсурда. Как водится, малое всегда часть большого, и «еврейский вопрос» советского разлива отдельно взятым с потолка не упал.

Отношение это зародилось давно и развивалось и крепло долгие годы, но в его истоках никто особо не копался. Сам же Борисыч тоже прекрасно понимал, что родился не в голой степи как калмык, и противоречия Боруха и Баклажанова имели давние корни. Он много над этим размышлял, пытаясь понять, кто же из них в итоге брал верх, и приходил к выводу, что это был скорее кто-то третий, возможно, тот самый калмык, родившийся в голой степи.

Понимание обычно кроется где-то в книгах и редко лежит в одном источнике, лишь сопоставление и анализ множества данных с наложением их на исторические и современные примеры может дать относительно внятный ответ или диагноз, да и то он скорее будет спорным, ибо по факту всеконечно прав всегда лишь патологоанатом.

«Я вижу, как Вы развиваетесь после Каутского», – экспрессивно донеслось все из того же не выключенного на ночь телевизора, что Баклажанов даже проснулся. Оказывается, вовсю шел фильм Владимира Бортко «Собачье сердце». Баклажанов мог смотреть его даже без звука, с легкостью лично воспроизводя весь аудиоряд и наслаждаясь гением Евгения. «Шариков развивался, да и ты не плесень», – тотчас подумалось Боруху, и он прямо в ночи начал просматривать список его (К. Каутского) работ. Тематика была довольно определенной, но в какой-то момент взгляд Боруха остановился на одной, несколько выбивавшейся из общего ряда. «Еврейство и раса». Прям что доктор прописал», – подумал тогда он и в размышлениях задремал опять.

– Я вам не помешаю? – донеслось откуда-то из далека сознания Боруха.

– Кто здесь? Чьих будешь? – несколько опешив, спросил Баклажанов.

– Я Каутский…Карл…из социал-демократов. По ваши мысли прибыл! – ответил тот.

– Не сон, а двор проходной какой-то! Кого только не приносила нелегкая, но вот чтобы так?! – в унисон подумали оба.

– Боруху «тыкать» будешь, а ко мне попрошу на «Вы» обращаться! Вы тут не в притоне на пьянке! Я деятель марксизма, как-никак! – вскипел Каутский.

– Ты сначала Кларе коралл верни, деятель, а то в народе давно уж слухи нездоровые ходят! – бросил Баклажанов.

– Какой Кларе? Какой коралл? Что за гнусный поклеп? – не унимался тот.

– Какой? Цеткин. С ног давно уж в поисках сбилась! – хмыкнул Баклажанов.

– Стерегись его, Карлуша, остер он на язык, – улыбнулся Борух. – А ты, Баклажанов, с товарищем повежливее, берега даже во сне не путай!

– Ваша правда – вспылил, – согласился Баклажанов. – Присаживайтесь в кресло, прошу Вас!

– Благодарствую! Так-то оно лучше, – бросил тот, сев в кресло и начав с возмущением протирать платочком очки, запотевшие от вскипевшего разума.

Немного придя в себя, он неторопливо начал:

– «Почему?» – вопрос великий, можно сказать, что царь вопросов всех! Он первый шаг на пути к осознанию. С него-то я для себя и начал, чтобы к осознанию этому прийти! Копал я глубоко и поэтапно, опираясь на множество источников, и в результате мало-помалу приходил ответ на этот самый вопрос. Я исследовал внешние данные (цвет волос, форму черепа и прочее), прагматично оперировал фактами, приводил кучу цифр и таблиц, многое объясняя и развенчивая мифы, в частности о кривых еврейских носах, рожденные с легкой руки карикатуристов.

– Эко наболело-то у Вас! – мягко перебил его Борух. – К слову сказать, история показала, что сравнение и измерение носов – практика весьма губительная и заканчивалась довольно плачевно как для измеряемых, так впоследствии и для измерявших. Ну это так, для полноты картины весть из будущего.

– И много там вестей еще? – спросил Каутский, наконец-то надев очки, которые до того все время мусолил в руках.

– Немало, – бросил Баклажанов. – В десятитомник бы не уложились!

– Да, богато, видать, будущее на события оказалось, но я по прошлому и настоящему прошелся только, а что до будущего – умельцы потом найдутся! Ну да ладно, и все же о носах! – продолжил тот. – «Художники юмористических журналов имеют полное право характеризовать еврея «еврейским лицом». Задача карикатуриста заключается в утрировке бросающихся в глаза своеобразных черт. Но если антропологи возводят это лицо в признак особой еврейской расы – они создают карикатуру на свою собственную науку»[31 - «Еврейство и раса. Статьи по вопросам национальности», автор К. Каутский, изд. «Книжный дом «Либроком», 2012 г.]. Этот характерный внешний образ, ставший со временем штампом в воображении многих, был присущ не только евреям, но и другим народам земель Палестины, которые исторически находились на перекрестке многих путей, и со временем земли те начали активно заселяться чужаками.

– «Понаехавшими», то бишь! – бросил Баклажанов.

– Кем, простите? – спросил Каутский, с удивлением взглянув поверх очков.

– «Понаехавшими», Карл! Видать, службы миграционные и тогда с неба звезд не хватали! – усмехнулся Борух.

– Не совсем понимаю, но поверю на слово! – сказал Каутский и продолжил. – «Если положение Палестины облегчило доступ чужих элементов и смешение с ними, так в такой же степени оно содействовало расселению обитателей страны у соседей. Бедная, малоплодородная земля очень легко оказывалась перенаселенной людьми. Она была слишком слаба и мала и стояла лицом к лицу с могущественными соседями и не была в состоянии разрешить вопрос перенаселения путем завоевания. От хороших морских гаваней и морских путей она была заперта финикийцами. Так что и путь колонизации через море был тоже недоступен для израильтян. И избытку населения ничего не оставалось, как переселяться заграницу в качестве торговых людей (иногда наемниками, но это не оказало никакого исторического влияния). Как таковые, они переселились все дальше, основывая ряд поселений. В иных городах они оказались в таком большом числе, что были в состоянии наряду с торговлей содержать собственных ремесленников, среди них также возрастало и число интеллигенции.

Теснимому и все более подчиняемому у себя на родине со стороны могущественных соседей, маленькому народу оставалась только одна единственная дорога для распространения. Он использовал ее настолько энергично, что израильское население заграницей стало в конце концов многочисленнее, чем у себя на родине»[32 - «Еврейство и раса. Статьи по вопросам национальности», автор К. Каутский, изд. «Книжный дом «Либроком», 2012 г.].

– Но почему было все-таки не остаться и не отстаивать себя в сражениях? – спросил Баклажанов.

– Видишь ли, штука какая, – вкрадчиво начал Борух с тем же акцентом, словно хотел ответить «за них», – это та же 11-ая стратагема древнекитайского трактата. Отступить и наступить. Просто она растянута во времени. Мы еще вернемся туда и создадим там свое государство. Нефти там отродясь не было, земли не шибко плодородные, да и телосложения мы, мягко говоря, не «аграрного». Верно ведь, Карл?!

– Не «аграрного» ни разу, писал же! – согласился тот.

– Ну вот, считай, что мы в командировке затяжной просто. Поглядим, чем мир дышит – одна нога здесь, другая там, – продолжил Борух. – Мы мыслим себя в вечности, и каждый из нас лишь песчинка на бесконечной дороге. «Я бы взял частями, но мне нужно сразу»[33 - Фраза Остапа Бендера из романа «Золотой теленок», 1931 г., авторы И. Ильф и Е. Петров.] – это не про нас. Русский же будет лежать на печи, раз в сто лет встанет, возьмет ружье, сядет на коня и всему миру по соплям раздаст, а потом на печь обратно, памятью о победах жить. И пойди пойми, что правильнее?!

– Смотрю, вам скучно не бывает – в тонусе друг друга держите, – сказал Каутский, с интересом наблюдая со стороны за их диалогом. – Ну, так вот. Гонимые с родных земель, евреи расселялись в других странах, ассимилируясь с местным людом. Не имея на тот момент общности территории и языка, они, тем не менее, не утратили единения и традиций, всеми силами держась друг друга и живя общинами.

– Ха-ха, это как в бытность свою случай был, – сказал Баклажанов, словно обращаясь к обоим. – Заехали мы тут у нас как-то с Борухом к своим партнерам вьетнамским в их национальный ресторан о делах поговорить. Посетителей тогда было много, и публика была весьма многолика, но в основном вьетнамцы одни. Совершенно незнакомые между собой люди приходили и уходили, неизменно общаясь друг с другом на своем языке, что мы на миг почувствовали себя в одной из забегаловок старого Сайгона. Это создавало незримое ощущение чего-то единого, как тот веник, который нельзя было сломать целиком. Этому сложно было подобрать название, но оно буквально вертелось на языке, и мы, щелкая пальцами, пытались вспомнить слово!

– Не мы, а ты, это, во-первых, – усмехнулся Борух. – Во-вторых, веник тот, как показала история, сломать так и не удалось. А в-третьих, это называлось и называется «землячество». Тебе тогда еще вьетнамец подсказал. Тебе, филологу по жизни!

– Умничать будешь – не поленюсь, на коня сейчас сяду и ружье возьму, – бросил с улыбкой Баклажанов.

– «Гештальт»[34 - От нем. Gestalt – в данном случае «целостный образ» Термин из области психологии (гештальт-терапия).] свой, граждане, прикройте на время, а то аж поддувает, – с явно вновь закипающим разумом прикрикнул Каутский, взывая к порядку, после чего продолжил. – Про землячество верно вспомнили, но едва ли не сильнее их объединяла религия. Синагоги строились по всему миру по одному образу и подобию, чтобы каждый пришедший, местный он или прибывший издалека, чувствовал себя как дома, а домой всегда должно тянуть. Дома собраний служили не только для личных бесед с Создателем, но и для тесного общения людей, укрепляя их единство в праздниках и традициях. Покидая родные земли и растекаясь по миру, евреи оседали исключительно в городах, ибо для тяжелой сельской жизни были малопригодны. Эта их «урбанистичность» во многом обусловливала и род занятий. Все они были по большей части городского окраса и нагрузок весьма умеренных.

– Короче, физики поменьше! – вкрутил Баклажанов.

– Можно и так сказать. Физики поменьше, а чего-то поболее. В общем, «от забора до обеда» не копали. Они были башмачниками, музыкантами, медиками, юристами, ростовщиками, торговцами, а впоследствии и финансистами.

– Вы про этих парней в дорогих костюмах? – опять ввернул Баклажанов.

– Про них. Хотя те же башмачники тоже считали весьма неплохо, – парировал Каутский. – «При таких условиях сформировались духовные особенности еврейства»[35 - «Еврейство и раса. Статьи по вопросам национальности», автор К. Каутский, изд. «Книжный дом «Либроком», 2012 г.].

– Ну вот и до главного доехали?!

Каутский на время замолчал и, задумавшись, начал поглаживать седую бороду, словно пытаясь выудить из нее ответ, а затем продолжил:

– Сформироваться-то они, сформировались, но «не из их «расы» – как ни понимать ее, – а из исторического своеобразия их социального развития»[36 - «Еврейство и раса. Статьи по вопросам национальности», автор К. Каутский, изд. «Книжный дом «Либроком», 2012 г.], если хотите. «И этим еврейство достигло как раз тех особенностей, в которых нуждался капитализм, и которые в капиталистических отношениях легче всего продвигают вперед. Капиталистический способ производства прежде всего городской натуры; он концентрирует массы населения в городах, делает деревню экономически зависимой от города. Он превращает все производство в производство товаров, ставя этим все производство в зависимость от товарной торговли. Он упраздняет ремесленную рутину и заменяет ее применением науки во всех областях. Таким образом, внутри капитализма прежде всего получает ценность тот народный слой, способности которого лучше всего подходят к городской жизни, торговле, научной работе. И это – еврейство»[37 - «Еврейство и раса. Статьи по вопросам национальности», автор К. Каутский, изд. «Книжный дом «Либроком», 2012 г.].