Фига из будущего

– Наверное, – неуверенно ответил воришка.

– Точно, с гривой. Дальше Ленин – лысый! Потом Сталин – опять с шевелюрой, далее Хрущёв – как коленка! После Леонид Ильич – чернявый, волосатый и бровастый. Потом Андропов – лысый и картавый…

– А картавость что?

– Это вторичный признак… У Ленина с Андроповым. Значит, воруют без страха, а всех за воровство журят и карают. Теория! Научный факт.

Посетитель оглянулся на дверь. Давид, махнув рукой, мол, «не волнуйтесь, сейчас можно, времена не те», продолжил:

– Далее Черненко. Волосатый, хоть и сед. Потом Михаил Горбачёв – лысый, да ещё с отметиной! Ну и теперь Ельцин – волосы как у Карла Маркса – честный. Проверено. У всех сходится.

– Да ну? – прикрыв рот, ахнул воришка.

– Однако вернёмся к теме нашего сеанса. Прошу деньги… Так, считаем… правильно. Закройте глаза… – И Давид, походив вокруг стула с сидящим на нём вороватым клерком банка, щёлкнул его по носу, достаточно больно. Пациент стойко перенёс удар пророка, приняв его за удар сверху в наказание за прошлые грехи, и, чуть сморщившись, ойкнул.

– Можете одеваться. Сеанс окончен.

– А я одет…

– Ну, в смысле вставать и идти. Результат через десять или чуть больше… дней. – И он вытолкал посетителя за дверь.

Больше в тот день клиентов не случилось.

А между тем, уволенный с работы грузчика по собственному желанию, наш герой посещал заветную каморку с постоянством любовника, посещающего одинокую, но богатую вдову. Повод находил разный. Катя догадывалась о цели посещения. Она доверяла ему бесконечно и выдавала ключ по первому требованию, понимающе улыбаясь, словно говоря: «Для новой работы, ясно».

Серая. артистка. совсем. привыкла. к. своему. кормильцу. Газеты Давид аккуратно складировал в своём рабочем кабинете пророка, не совсем понимая, как их можно приобщить к делу. Идеи были, конечно. Особенно одна – со свежим номером недельного срока в будущее. Но об этом чуть позже… Вначале после своего открытия о тайных посланиях Ром даже хотел пристроить сведения о будущем какому-нибудь государственному органу власти. То есть продать будущее. Непонятно? Ну, к примеру, скажем, прийти в серьёзное госучреждение и сказать: «Я знаю, что в 1998 году будет хреново!». «И что?» – задавал он себе вопрос. Что мне скажут канцелярские ревнители очков и налокотников? «Пошёл вон», – ответят в лучшем случае. И будут правы. Идиотов сейчас полно. Кто ему поверит? Нужно имя! Клиентура и достойная реклама!

Позже он думал найти богатого коммерсанта и предсказывать ему все предстоящие метаморфозы в мире экономики, имея свой постоянный процент. Но знал: и тот не поверит! Кто он такой? Опять же – имя! Клиентура. База. Поэтому начал с частной знахарской практики. Конечно, изощрённый в коммерции читатель уверен: «Эх, мне бы его знания!», но, подумав как следует, тоже стал бы сомневаться. Как доказать, что ты прав? Кто тебя воспримет всерьёз? Вот и Давид стал подбираться к реализации плана издалека. Постепенно новоиспечённый маг и предсказатель обрастал клиентурой. Слухи разносились как июньский тополиный пух ветреным днём. Отчасти в том была и Катина заслуга. Она запальчиво и в красках описывала чудесные возможности Давида своим подругам: сидя в парикмахерской под сушуаром, принимая товар на работе, встречаясь случайно с ними в автобусе. Её в городе Земске знали многие. Как, впрочем, и других жителей. Население города в основном состояло из постоянных обитателей. Оно было таким немногочисленным, что на карте России сей населённый пункт отмечался шрифтом как малый, с населением до трёхсот тысяч человек. Что не мешало ему называть себя гордо городом и даже иметь настоящего мэра, который, как уже упоминалось выше, любил ездить на «мерседесе». Слухи дошли и до него. Точнее, до его жены, женщины практичной во всех отношениях, но глупой и взбалмошной. Узнав от жены бывшего директора торга, который сожительствовал с товароведом оптовой базы, являвшейся подругой Кати, о новом чудо-знахаре, она явилась к Рому на приём, даже не предупредив его.

Как-то днём Давид сидел за столом и читал послания будущих поколений из архива, любезно предоставленного ему мышкой-норушкой. Раздался звонок в дверь. Звонили резко и настойчиво. Катя была на работе, обеспечивая жителей Земска товарами первой и не очень первой необходимости, так что прорицатель открыл дверь сам.

На пороге стояла радостно взволнованная полнотелая дама. Вульгарный бриллиантово-меховой лоск дамы сулил хороший гонорар. Сердце прорицателя застучало в такт музыке полкового оркестра, играющего «Встречный марш», а в ушах стал нарастать звон падающих монет. Не поздоровавшись и не попросив разрешения войти, дама, бесцеремонно оттолкнув Давида в сторону, внесла своё тело в квартиру.

– И в этом убожестве живёт великий прорицатель… – осуждающе констатировала она.

Уловив повелительные нотки в данном высказывании, Ром чётко определил высокое место гостьи в табели о рангах провинциального захолустья. Сразу уразумев тактику своего поведения, покорно сложил руки лодочкой у груди и молча поклонился. Это не сильно удивило даму, но заставило немного поубавить спесь. Она, всё же сохраняя высокомерие в голосе, спросила:

– Вы, что ли?

Давид опять промолчал и, не поднимая головы, указал гостье на дверь, ведущую в его «кабинет», лёгким движением плеча. Жена мэра повиновалась и вошла, тревожно оглядываясь и рассматривая хозяина и не понравившиеся ей довольно приличные пенаты.

Через четверть часа беседы с прорицателем Инна Михайловна (так звали даму) смотрела ему в рот и глупо хлопала глазами. Давид искрил! Он рассказывал о четырёх Великих и двенадцати Малых пророках из Ветхого Завета, который часто называл Торой. Упомянул зачем-то Законы Хаммурапи и Розеттский камень. Вплёл в тему монолога Гогу и Магогу. Слегка коснулся истории капель, упавших из копья богини Аматэрасу и превратившихся в Японские острова. И закончил описанием предсказаний друидов. Всю эту горючую смесь Давид изучил на верхней полке поезда Москва – Владивосток, в котором он путешествовал в прошлом. году… Дорога. была. длинной… Книга, разоблачающая пагубное влияние религии на разум человека, была одна. Он нашёл её тут же, на полке. Кто-то оставил сие издание советских времён под странноватой аббревиатурой, отдающей Востоком, – «Учпедгиз». И только осилив премудрую галиматью, написанную впрочем неглупыми людьми, Давид прочёл на обороте, что «Учпедгиз» – вовсе не киргизская фамилия, а учебно-педагогическое издание. За неделю путешествия Давид мог вполне читать лекции студентам Высшей партийной школы на тему «Религия на страже империализма и милитаризма». Знания пригодились и сейчас. Инна Михайловна слушала, заламывая руки, и тихо постанывала. Она была покорена утончённостью повествования и глубиной познаний. Давид с видом кающегося отшельника говорил, глядя куда-то вдаль, и прикидывал, сколько может принести ему общение с попавшейся в сети «прихожанкой».

Закончив проповедь, прорицатель низко склонил голову и тихо спросил… тихо, но фамильярно:

Постепенно новоиспечённый маг и предсказатель обрастал клиентурой.

– Что привело тебя… душа моя?

– Ох, – заёрзала в креслице дородная тётушка, – привело, ваше… э… ваше… как обращаться-то?

– Просто Учитель, – сказал Давид и очень обрадовался только что придуманному названию своего статуса.

– Учитель. Да… конечно. Я хочу знать… Но прежде хочу покаяться…. А. батюшка. наш. занят… Они. с. помощником… дьяконом, или как там у них, лавку открывают. Ну, знаете… картинки, свечи… Да и в городе ларьки… сигареты. Водка тоже. У них хорошая… Муж говорил, им разрешили безакцизную торговлю… Всей церкви… Ну, вообще всей по всей стране… Так что он занят, а я, значит, – к вам…

– Вижу, вижу, – скорбно кивал Давид, не глядя на покорённую его обаянием толстушку. – Можешь ничего не говорить. Грех твой хоть и велик… но не такой, чтобы не получить прощения. Только я не храмовый служитель. Водкой безакцизной с сигаретами не торгую. Не повезло. Однако моё отличие от них не только в том. Я не посредник общения с ним. – Давид поднял глаза кверху. – Также я не нуждаюсь и в посредниках между мной и небесами. Мой путь особенный. Я не апостол и не отшельник. Мне не чужды плотские утехи и житейские развлечения. – Давид косился на реакцию вперившейся в него женщины и менял русло своего монолога соответственно её выражению лица. – Поэтому скажу так: если человек осознал свою греховность, он уже прощён.

– Я осознала, осознала, – забарабанила прима местного бомонда и королева провинциальной тусовки. – Каюсь. Видит бог, каюсь. – Она стала неистово креститься, путая очерёдность прикосновений к плечам. Потом наклонилась к Давиду и, оглядываясь, прошептала: – А на любовь можете заговорить? – и, сильно покраснев, жеманно повела головкой.

– Любовь… Ну, любовь приходит как снег на голову, как гром среди ясного неба и как налоговый инспектор перед снятием остатков кассы. Любовь никто не может призвать. А что, с мужем… никак?

– Он просил никому… Но вам скажу. Он у меня переработался. Он же мэр нашего города. – И она обвела глазами всё вокруг, подчёркивая, вероятно, необъятность власти её мужа.

Услыхав слово «мэр», Давид едва сдержался, чтобы не вскрикнуть от удовольствия. Надо же! Сама удача идёт в руки. А мадам продолжала:

– Не может исполнять свой долг… – и шёпотом что-то добавила, наклонившись к Давиду в самое ухо.

– Ах, в этом смысле. Ну, это дело поправимое.

– Правда?

– Есть у меня средство. Друг привёз от тибетских монахов. Он там подрабатывал чтением лекций о пагубности влияния марксизма-ленинизма на развитие религиозной сознательности масс.

Толстуха всплеснула руками.

– Да что вы? А я считала, они замкнуты в своём уединении.

– Замкнутость не отрицает нахождения в курсе мировых событий, мадам.

– И сколько стоит это средство? – Мадам полезла в сумочку, висевшую у неё на мощном плече.

– Ну что вы. Я себе не беру… а другу нужно отдать двести долларов США. Монахи, знаете ли, пока не оценили перспективы брать нашими рублями. Отсталый народец… Средневековье.

– Ох… – покачала головой мэрша. – Дороговато, конечно… Но… хорошо. Вот.

Получив двести новеньких, хрустящих бумажек с изображением то ли евнуха в шарфе, то ли старушки пред последним сватовством, Давид почувствовал прилив вдохновения. Он протянул даме непрезентабельную баночку с чем-то серым внутри. Мадам подозрительно и брезгливо приняла тибетское средство, заготовленное накануне Давидом, ожидавшим чего-то подобного от посетителей. Снадобьем был обыкновенный мел с добавлением муки низкого сорта.

– И как его… ну это… применять? – рассматривая снадобье, спросила дама. – Втирать, что ли? – И она лукаво и игриво чуть толкнула Давида локтем.

– По четверти чайной ложки на одну кастрюлю первого блюда. Остальные три четверти добавлять при стирке его нижнего белья в порошок.

Мадам подозрительно задумалась, но спрятала баночку в сумку. А Давид зачем-то закрыл глаза и прочёл мадам Инессе как-то уж совсем некстати несколько строк:

Второе Рождество на берегу
незамерзающего Понта.
Звезда Царей над изгородью порта.
И не могу сказать, что не могу
жить без тебя – поскольку я живу.
Как видно из бумаги. Существую;