На пути «Тайфуна»: На пути «Тайфуна». А теперь на Запад. Жаркий декабрь

– А если сложить запасы РСФСР и других союзных республик, то получится, что они у нас самые большие в мире?

– Черт, совсем забыл. Простите, но за два десятилетия я уже привык к тому, что Россия теперь отдельное государство. А СССР тогда действительно занимает первое место.

– Значит, у нас должно быть очень много месторождений, и мы сможем выбирать те, в которых стоимость добычи будет дешевле, – пришел к логичному выводу капитан.

– Да, вот только их еще надо найти. Более-менее точно я помню расположение только пары из них: недалеко от Челябинска и в Казахстане. Еще в Забайкальском крае очень хорошая руда, а также имеются месторождения в Оренбургской области, в Бурятии, да еще много где. По крайней мере, искать их будет нетрудно. Достаточно разместить в самолете оборудование, измеряющее радиоактивный фон, и облететь нужные районы.

– А где в основном добывают уран в вашем времени?

– Попробую вспомнить. Большая часть добычи ведется в Аргунском месторождении, километрах в пятистах к юго-востоку от Читы. Но там недалеко граница.

Куликов развернул карту и нашел нужное место.

– Действительно, совсем рядом находится Маньчжоу-го, и там стоят японские войска.

– Ничего страшного, – утешил я. – Поиск хороших залежей руды это сейчас второстепенная проблема. В конце концов, в нашей истории кое-какие месторождения все-таки нашли, хотя и далеко в горах. Руду оттуда приходилось вывозить на ослах. Пока требуемые объемы небольшие, уран можно добывать и из бедных залежей. Гораздо сложнее его извлечь, обогатить и сконструировать атомную бомбу.

То, что производство ядерного оружия – удовольствие не из дешевых, гэбэшник, курирующий технические проекты, в принципе, уже понял. Но когда я начал расписывать подробности всего процесса, он начал сознавать, сколько на самом деле трудностей нас поджидает:

– Сама добыча руды, ее обогащение и извлечение урана ничем принципиально не отличаются от любой другой, только нужно принимать меры для защиты от радиации. Руду дробят, измельчают, помещают в раствор щелочи или сильной кислоты – в зависимости от породы. Из раствора извлекают концентрат оксида урана, который еще нужно отчистить от примесей – бора, кадмия и других веществ, хорошо улавливающих нейтроны. Оксид восстанавливают аммиаком, а потом с помощью какой-то кислоты превращают в гексафторид.

– Наверно, плавиковой.

– Кажется, да. Но на этом основная часть процесса только начинается.

– А почему нельзя работать с металлическим ураном?

– Дело в том, что гексафторид легко испаряется, и вся дальнейшая работа по обогащению ведется с газом. К сожалению, он, как и все соединения фтора, очень едкий и ядовитый, так что работать с ним будет нелегко.

– Понятно, – погрустнел Куликов. – Все емкости для его хранения нужно изготавливать из алюминия или покрывать никелем. Нельзя допускать, чтобы эта радиоактивная и ядовитая гадость вырвалась наружу. Так что мы делаем с гексафторидом дальше?

– Для ядерного оружия нужен 235-й изотоп, который легко делится, но его в природном уране содержится очень мало, только 0,7 процента. Все остальное – это уран с атомным весом 238. Он стабилен и непригоден для наших целей. Как ученым уже известно, чтобы запустить цепную реакцию в ядерном реакторе, минимальная доля урана-235 должна составлять 1,5 процента, но для нормальной работы требуется от 5 до 20 процентов. Чтобы создать ядерное оружие, степень обогащения доводят минимум до 80 процентов, но лучше 90–93 процентов. Вот в этом и состоит основная трудность.

– Я хотя и не ученый, но догадываюсь почему, – еще больше расстроился капитан. – Химические свойства изотопов полностью идентичны, и с помощью химических реакций разделить их нельзя.

– Совершенно верно. Для разделения урана-235 и урана-238 в настоящее время существуют три метода: газодиффузионный, центробежный и электромагнитный.

– Полагаю, нет смысла использовать сразу все способы.

– Согласен. Американцы собираются испробовать все, но мы выберем самый оптимальный. Теперь подробно по каждому методу. Как я уже сказал, гексафторид легко переходит в газообразное состояние. Насколько я помню, Гровс, это руководитель проекта, в своей книге писал, что…

Когда я закончил описывать методы, капитан сокрушенно покачал головой.

– Как все-таки сложно добывать этот уран.

– Ну, технология его получения хотя и очень трудоемкая, но по крайней мере сравнительно простая.

– Даже так? – удивился Куликов. – А что же тогда сложно?

– Сложно это превратить уран-238 в плутоний-239. Для этого придется строить реактор.

Тут уже записной книжкой не обошлось, и мне пришлось чертить различные схемы реакторов на обратной стороне карт.

– Но это еще не всё. Получив нужное количества материала, мы сталкиваемся со следующей проблемой. Для урановой бомбы применяют простейшую конструкцию пушечного типа. Ее американцы даже не испытывали, так как она очень надежная. В этой схеме критическая масса в атомном заряде создается сталкиванием двух частей субкритической массы. Но эффективность в этом случае очень низкая. Другой способ – это имплозивная схема, так называемый «еж», в которой заряд равномерно сжимается синхронными взрывами со всех сторон. Но и эта конструкция далека от идеальной…

С каждой новой схемой, которую я чертил, капитан все больше ужасался. Трудности создания Бомбы превосходили воображение.

– Одно утешает – то, что противнику придется еще труднее. Как вы полагаете, есть ли у Гитлера возможность сделать атомное оружие до конца войны?

– К счастью, у немцев исследования пойдут по тупиковому пути, и они даже не смогут запустить реактор. Гораздо важнее контролировать аналогичные исследования в США. Хронология примерно такая. В настоящее время ведутся исследования в лабораториях и университетах, финансируемые национальным комитетом по оборонным исследованиям. Суммы пока выделяются небольшие, всего лишь сотни тысяч долларов…

– Ничего себе небольшие, – присвистнул Куликов. – А сколько же будут тратить потом, когда проект полностью развернется?

– На создание первых трех бомб уйдет около двух миллиардов долларов. Так вот, до сих пор только рассматривался вопрос о том, можно ли будет использовать атомную энергию в военных целях. Окончательное решение о создании ядерного оружия было принято 6 декабря, когда стало точно известно, что Япония начнет войну.

– Подождите, это очень важный момент. Если в САСШ знали о нападении, то почему произошел такой разгром в Перл-Харборе?

– Ну, во-первых, просто никто не ожидал, что такой большой базе, находящейся очень далеко от Японии, может что-нибудь угрожать. А во-вторых, сообщение о начале войны просто не успело дойти вовремя. Предыстория была следующей. Американцы расшифровали японские коды и легко читали все сообщения. Еще 25 ноября Рузвельт предупредил своих военных советников, что война начнется очень скоро. На следующий день японскому послу вручили ноту о том, что снятие эмбарго возможно лишь после вывода войск из Китая и Индокитая. После этого военные действия стала неизбежными. Авианосное соединение Нагумо тут же снялось с якоря и отправилось к Гавайям, а всем американским соединениям был разослан сигнал боевой готовности.

– Подождите, так где тут причина, а где следствие? Кто же виноват в развязывании войны?

– Войну, разумеется, начали японцы. Сначала они вторглись в Китай, потом в Индокитай, а затем стали претендовать на Индонезию и Филиппины. А Рузвельт виноват в том, что заигрался с японским хищником, помогая ему в войне с Китаем. Оказывая китайцам небольшую помощь, Америка в то же время продавала японцам на порядок больше стратегических товаров. В результате императорская армия росла и захватывала все новые территории. Увеличивался и ее аппетит. Очнулась Америка лишь тогда, когда уже попала в патовую ситуацию. Если и дальше снабжать Японию нефтью и металлами, то она продолжит агрессию. А если ввести эмбарго, то ее армия и флот уже стали достаточно сильными, чтобы захватить источники нефти. Собственно говоря, так оно и получилось.

– Точно так же европейские державы поощряли Гитлера ко все новым захватам территорий, надеясь подтолкнуть его к нападению на СССР, – заметил Куликов. – Империалисты и в Русско-японскую войну финансировали японцев, чтобы ослабить нашу страну.

– Здесь немного другая ситуация. Для Рузвельта Япония просто хороший торговый партнер. Как у нас любят говорить в таких случаях: ничего личного, просто бизнес.

– Ладно, пусть бизнес. Но вы, товарищ Соколов, только что говорили, что предупреждение о войне не успело дойти вовремя, а потом сказали, что оно было разослано еще за десять дней до ее начала.

– Уточняю. Меры безопасности в Перл-Харборе усилили, но, считая, что до Гавайев противник не доберется, сделали это весьма своеобразно. По воскресеньям и личный состав, и командиры по-прежнему отдыхали. А как мы, к сожалению, уже знаем, агрессоры предпочитают нападать именно по выходным дням. В субботу 6 декабря была расшифрована телеграмма японскому послу, и стало окончательно ясно, что война неизбежна, но дата и время в ней еще не назывались. Утром пришла новая шифровка, где указывалось время вручения меморандума госсекретарю США – 13 часов по вашингтонскому времени. То, что нападение планируется через полчаса после этого, там, конечно, не уточнялось, но было совершенно очевидно. После того как сообщение прочитали, до атаки Перл-Харбора оставалось еще больше шести часов. Казалось бы, времени достаточно, чтобы объявить тревогу, но дальше начинается самое интересное. Командующему ВМС Старку посоветовали сразу позвонить на Оаху по прямому телефону с кодирующим устройством, но он ничего не захотел предпринимать, не посоветовавшись с президентом. Но Рузвельт в это время еще спит, а когда просыпается, то врач начинает с ним медицинские процедуры. И вообще, его запрещено беспокоить в выходной день.

– Он, конечно, инвалид, но когда на страну готовится нападение, тут уж не до лечения, – неодобрительно покачал головой Куликов.

– Затем генералы и адмиралы посоветовались друг с другом и, решив, что на сытый желудок думается лучше, ушли кушать.

– Но послать сообщение командующему Тихоокеанским флотом они могли бы? Пусть даже на пустой желудок и без совещания с президентом.

– В это время начальник штаба армии США генерал Маршалл катался на лошадке и, естественно, не захотел прерывать столь важное занятие из-за каких-то пустяков. Накатавшись вдоволь и не спеша приняв душ, он все-таки приходит на работу и по телефону обсуждает со Старком ситуацию. Они все-таки мудро решают, что надо предупредить гарнизоны тихоокеанских островов, в том числе и Оаху. Оставалось еще целых полтора часа. У Маршалла тоже есть телефон с защищенной линией, и он тоже не пытается им воспользоваться, а приказывает послать шифровку в Перл-Харбор по рации. Но хотя в распоряжении военно-морских сил имелись мощные радиостанции, которыми Старк и предлагает воспользоваться, Маршалл решил передать телеграмму через радиостанцию армии. К сожалению, на Гавайях в это время появились сильные радиопомехи, и по слабенькой армейской рации связаться с Оаху не удалось. Угадайте, что было дальше.

– Отнесли письмо на почту?

– Почти. Сообщение отправили обычным телеграфом, и совершенно случайно военные забыли указать, что телеграмма срочная. Поэтому до Гонолулу она дошла не сразу, а после прибытия на остров еще долго лежала, дожидаясь, пока ее заберет посыльный-японец, развозивший почту.

– Кажется, слишком много совпадений.

– Это еще что, вот в сражении у Медуэя было просто огромное количество случайностей, благоприятных для американцев. Такое впечатление, что кто-то специально подыгрывал сначала одной стороне, а потом другой.

– Все боевые действия состоят из цепочки случайностей, – философски заметил капитан. – Ну хорошо, с этим вопросом понятно. Продолжайте, пожалуйста, по ядерной программе СА… США.