С тобой среди звёзд

Но лопату отнес в сарай и молча, не говоря ни слова, пошел следом.

До пляжа было минут десять ходьбы, пользуясь молчанием своего хмурого спутника, я пыталась придумать, что и как ему сказать. Но в голову ничего путного не приходило. Мне очень не хотелось его обижать. Хотелось объяснить все спокойно, так, чтобы он меня понял и принял мое решение. Но… но почему-то мне казалось, что, что бы я ему не сказала – это его непременно ранит. Только вот выбора у меня не было.

Когда мы пришли, на пляже было пусто. Я расстелила полотенце, захваченное с собой из дома, в тени под густой кроной дерева. А Дима все так же, не говоря ни слова, пошел в воду. Наплавался он минут через пятнадцать. Я ждала его, и все больше переживала.

Когда он вернулся, я совсем потеряла все связные мысли, а все правильные слова из головы куда-то испарились.

Дима сидел на корточках, спиной ко мне и смотрел на воду.

– Я люблю Тима – произнесла я неожиданно для самой себя.

Дима не обернулся, но словно окаменел. Мышцы спины отчетливо напряглись. Он молчал.

– Дим, пойми, ты самый лучший парень на свете, – я и правда так считала. – Ты сильный, добрый и верный. Ты очень правильный. Ты настоящий мужчина и женщине, которая окажется твоей половинкой, неимоверно повезет, ведь с тобой она будет, как за каменной стеной. А мне не нужны стены, Дим. Я не та, за кого ты меня принимаешь. Возможно, когда-то была такой, но уже нет.

Дима сначала молчал, потом резко развернулся. Неуловимым движением схватил меня за ногу, подтянул к себе и в мгновение ока перебросил меня через свое плечо. Когда опомнилась, начала сопротивляться, вырываться, но силы были неравны. А Дима, как танк, двигался к воде, совсем не замечая моего сопротивления.

Буквально спустя пару секунд я оказалась в реке. Я даже не могла злиться – так обалдела.

А Дима нырнул за мной, подплыл ближе. Лицо его выражало непроницаемую маску. Но в глазах было что-то незнакомое. Его взгляд изменился, и было ощущение, что это не Дима смотрит на меня, а совсем другой человек.

Вода была теплой. Я была в растерянности.

– Я не знаю, что ты там разглядела в этом наркомане, Вика – тоном, от которого пошли мурашки, произнес Дима. – Я правда не могу понять этой вашей дебильной, женской логики. Вы готовы ломать свою жизнь, страдать, находясь рядом с каким-то дерьмом! Ты не будешь с ним счастлива! Ты в курсе что тебя ждет? – его лицо скривилось, – он будет или торчать, или играть свои дебильные песни всю жизнь, будет шататься по барам и гаражам, а когда ты поймешь, что ты у него не на первом месте, у вас уже будут дети, которые будут расти в бедности, в итоге ты будешь злиться, станешь брюзгой, начнешь пилить его, перестанешь следить за собой, а он будет продолжать пропадать, начнет изменять, или станет продавать то немногое, что у вас будет за дозу, потому что работать он не станет, содержать семью придется тебе! В лучшем случае, он сдохнет от передоза до того, как полностью сломает твою жизнь! В худшем – ты превратишься в сломанную женщину, которую сложно будет и женщиной назвать. Ты всю жизнь будешь жалеть об этом, когда поймешь, как ты облажалась. Ты такой жизни хочешь, Вика? ТЫ ЭТОГО ХОЧЕШЬ!?

Я была в ужасе от его слов. Самое страшное – это то, что я тоже боялась такого исхода. Но в то же время я понимала: если увижу настоящую пропасть, я не прыгну. Максимум – протяну Тиму руку, и если он не протянет свою в ответ, то останется в пропасти, а я … А я отойду тогда подальше от края, как бы это не было сложно. Сейчас же я чувствовала, что нужна Тиму и хотела быть с ним. Меня ни на секунду не отпускало чувство тревоги. И еще я искренне верила – Тим не такой, каким его видит Дима. Мне казалось, что вообще никто не знает Тима так, как знаю его я. И пусть он ошибся, пусть оступился. Он точно сможет выбраться из ямы. И лучше я поброжу там, неподалеку от края пропасти, чем всю жизнь проведу за стеной. Стеной непроницаемых эмоций и чувств. И Дима тут ни при чем, мне придется самой строить эту стену, вокруг своих чувств, забывать, прятать, топить боль и сомнения.

– Я просто хочу быть с ним – твердо сказала я, теперь я была уверена в этом, больше, чем на сто процентов. – И это не логика Дима, это чувства. Я не смогу полюбить тебя, во всяком случае, не смогу полюбить так, как люблю его, – мне нелегко было говорить это Диме прямо в глаза, но это правда! – Мне жаль, мне правда жаль! Я пыталась… Но ты сам понимаешь, что это только половина любви! Я только вчера поняла, что совсем ничего о тебе не знаю… И самое страшное – меня это и не интересовало, Дим… мы не можем быть вместе. Даже если я не вернулась бы к Тиму… Я не люблю тебя.

Это все-таки была боль. В его взгляде. Сейчас стало совершенно ясно, что это за чувство, что это за взгляд. Мне и самой было больно. И хотя вода была теплой, по телу шел озноб, я вся дрожала.

– Значит, вот как ты решила? – почти шепотом, отводя взгляд, произнес он, и совершенно неожиданно подплыл вплотную. – Я могу измениться! Я могу стать другим, таким, каким ты меня полюбишь! Хочешь, я брошу хоккей? Давай переедем? Что тебе нужно? Что такого в нем особенного? Я смогу быть более эмоциональным! Ну, хочешь, я научусь играть на гитаре? Я не умею петь, но ты же умеешь!

Я была в ступоре, такого я не ожидала от Димы вообще!

Что я могла ответить? В его глазах было отчаяние, вечно-каменное лицо изменилось до неузнаваемости. Мне было так горько, что это с ним из-за меня.

– Я не могу… – пролепетала я. Острое желание поскорее увидеть Тима было практически невыносимым, мне хотелось сбежать от Димы как можно быстрее. Хотелось избежать этого его отчаянного взгляда. Хотелось, чтобы этого всего просто не было! В который раз уже я ловила себя на этой мысли! Просто не хочу, чтобы это было!

Я стремительно выбиралась из воды, насколько это было возможно. Как во сне, двигалась замедленно и это бесило. Я не знала, что еще сказать Диме. Чтобы я не сказала, все принесет ему боль и будет мучить меня. Мы не придем к единому знаменателю. Я знала, что будет сложно, но не думала, что настолько!

Он еще какое-то время пробыл в воде. Я старалась на него не смотреть. Собрала покрывало и полотенце, прямо на мокрый купальник надела сарафан. Меня била крупная дрожь, хотя холодно не было.

Я не хотела ждать Диму. Хотела поскорее уйти, но не могла так поступить. Минута, которую он потратил на то, чтобы выйти из воды и натянуть брюки, казалась вечностью. На его лице вновь было каменное выражение. Я вздохнула с облегчением. Лучше так, чем та отчаянная гримаса боли и обещания измениться. Наверное, он и сам жалел, что проявил слабость.

Больше я старалась на него не смотреть. Обратно мы дошли молча.

Я сразу пошла в душ, который находился во дворе на улице. Хотелось скорее снять с себя мокрый купальник. Меня все еще трясло, руки дрожали. В летнем душе вода была холодной. Обычно меня это не беспокоило, но сейчас мне было и так зябко, а потому я очень быстро вымылась, смывая с себя речной запах. Оделась и вышла. Маме я ничего пока говорить не стала. Просто пошла собирать вещи. Дима был в доме, собирал свои.

Когда я закинула в сумку то, что успела разложить вчера, пошла в огород. Мама была там. Она обняла меня. Слова были лишними. Но она все равно сказала:

– Езжай, доченька. Чтобы не случилось, я всегда буду с тобой.

– Люблю тебя! – я крепче сжала объятия. – Не знаю, что бы я без тебя делала.

– И я тебя люблю!

Я перекинула сумку через плечо, и пошла на выход. Дима меня уже ждал.

– Я поеду на электричке. – Сказала, проходя мимо него. Мне не хотелось ехать обратно наедине с ним.

– Так будет дольше, – Дима вымученно скривился. Опять выражение его лица приобрело отчаянное выражение боли. Казалось, он боролся с собой, со своими эмоциями, как будто хотел сказать что-то еще, но не знал, стоит ли.

А потом он как будто решился. Его лицо снова приобрело привычную каменность, и он в итоге произнес:

– Твой нарик в больнице с передозом.

Все мои внутренности мгновенно упали в пятки. Кровь отхлынула от лица, я буквально почувствовала, как бледнею…

– Что ты такое говоришь!? – в груди стало холодно.

– Садись, я тебя отвезу туда. – Дима открыл пассажирскую дверь, приглашая меня внутрь. – Так действительно будет быстрее.

Я села в машину. В его слова я верить отказывалась. Передоз… Не может этого быть!

НЕ. МОЖЕТ. ЭТОГО. БЫТЬ!

Руки дрожали, голос был не моим, когда я спрашивала, откуда Дима это узнал. Как он вообще узнал, что у Тима проблемы с наркотиками, ведь об этом я говорила только маме! И там, на реке, он называл Тима наркоманом, хотя не мог этого знать. Еще я вспомнила разговор у него дома, он тогда описывал мне, как он видит мое будущее с Тимом, и произнес: «он продаст то немногое, что у вас будет, за дозу». Я не обратила на это внимания тогда. А сейчас это казалось странным. Дима просто не мог об этом знать!

– Я знаю о нем все. – Просто сказал Дима. – Знаю, что он Тимофей Кольцов, в каком году родился, с кем живет, знаю всех его друзей, их родителей, братьев и сестер, знаю, что он ест и в какие магазины ходит. Знаю его дилера, и знаю, что вчера он передознулся не наркотой, а таблетками.

Дима говорил это все монотонно, как робот… А я слушала и не могла поверить…

Мы уже выехали на трассу. Я была в шоке.

– Но откуда?

– Мой отец имеет связи. Так что это было несложно.

– Но зачем…

– Зачем мне было следить за ним? – Дима горько усмехнулся, – Затем, чтобы он не вздумал попытаться отнять тебя у меня. А еще мне было интересно, что это за парень такой? Раз ты мне из-за него тогда отказала.

– Ты все это время знал, что с ним происходит, и молчал?! – закричала я, сама не осознавая, что кричу. – Знал? С самого начала?!

– Черт, Вика!!! – тоже перешел на повышенный тон Дима, – ЧТО Я ДОЛЖЕН БЫЛ СКАЗАТЬ?! Знаешь, твой бывший стал наркоманом? Так, что ли??? Я что, по-твоему, идиот?! Я знал, что ты ринешься спасать своего утопающего! Я хотел сказать сначала… Когда ты еще не разговаривала со мной. И стоило мне решиться, ты вдруг изменилась! Стала разговаривать со мной, потащила в клуб! Я думал, все наладится! Ты вообще не должна была этого узнать! Пусть бы спокойно подыхал от своей наркоты, главное – подальше от тебя!!!

Я не выдержала! Пощечина обожгла руку резкой болью. Машина вильнула на встречную полосу, я не успела пожалеть о своем неконтролируемом порыве.