Непримиримые 3

– Ирк, да пусть пошарится, никому хуже не будет. Ты, главное, задом не крути, а то сорвусь.

– Селивёрстов, – нервно сглатываю.

Сосед по-свойски, ловко так, уже блуждая рукой под моей футболкой, незначительным движением оголяет от кружевной чашечки бюстика грудь и с бархатным мычанием стискивает её ладонью, словно проверяя на тяжесть и упругость.

Торопею от наглости, но в следующий миг стону, не в силах контролировать тело и голос. Игнат с жуткой простотой и уверенностью господина, которому позволительно если не всё, то многое, играет с соском, сжимает пальцами бусинку. Я пытаюсь лежать бревном, но… предательски поддаюсь ласке – бесстыдно, будто развязная шлюшка, трусь пятой точкой о твёрдое возбуждение Селивёрстова.

– И-и-ир, – рычит интимно-шершаво парень, подгребая меня ближе.

Постыдство… Ау… мозги… заставьте меня начать сопротивляться!

– М-м-м, – не то стону, не то мычу от переизбытка новых ощущений. – Это не я… тело само, – хнычу позорно, и вместо того, чтобы отбиваться, продолжаю ластиться кошкой. – Ты! Ты виноват…

– Бл***, что же ты такая… отзывчивая, Ирк?! – тихо мычит Игнат. Секунда – и я уже лежу на спине. Селивёрстов вминает меня в матрац бедром, не переставая изучать сокровенные прелести, горящие точно в огне.

– Ир, – дышит шумно, рвано, жадно. – Ир, – твердит, точно заклинание.

Теперь уже обе чуть грубоватые ладони непростительно вольно хозяйничают на моём теле. Складывается впечатление, что они везде и всюду. Блуждают по ногам, животу, сжимают грудь, мнут, возвращаются к сосредоточению пожара между ног.

– Ир, – с м?кой, бархатно шепчет Игнат.

Дурею от чувств, интимности. Вот как можно сразу протрезветь, если просыпаешься в какой-то пьяной дымке, а тут ещё ударная доза дурмана? Вот и я… и хочу, и не могу прогнать этот морок.

Словно под гипнозом рассматриваю лицо истязателя. Крылья прямого носа нервно подрагивают, пасмурные глаза завораживают откровенным, нескрываемым желанием. Тону в серой бездне похоти.

– Игнат, – ёрзаю, охваченная огнём, испепеляющим изнутри. – Прошу, – голос надламывается.

Не понимаю, о чём именно прошу. То ли, чтобы прекратил, то ли, чтобы был более решительным.

И он делает ещё шаг – его губы опаляют мои. Коротко, жадно, будто пробуя, можно ли?.. Не против ли я? Не этого ли хочу?..

Срывает стон и отстраняется, чтобы увидеть мою реакцию. Непроизвольно подаюсь следом, ведь этого прикосновения пылающему рту катастрофически… жутко мало! А я ещё хочу… не раскусила, не напилась… не поняла…

И Игнат вновь припадает – напористей, жарче, властней. Поглощает мои губы своими уверенней, наглее, со смаком и пылом.

Стону от новой мощной волны, расползающейся по телу, точно цунами – она опаляет грудь, мощно бьёт в голову. Другой горящий узел пульсирует внизу живота – томно, требовательно, настойчиво.

Эйфорию дурмана сбивает очередное острое ощущение – Игнат пальцами хозяйничает в моих трусиках, беззастенчиво лаская сокровенное.

Даже не успеваю извернуться, возразить или просто возмутиться – он мягко вторгается, куда раньше никого не пускала, заставив ахнуть и прогнуться дугой. Неприятные кратковременно болезненные ощущения сменяются новыми – приятными и тягучими. А Селивёрстов голодными поцелуями продолжает усугублять падение в омут сладкой истомы, лишь ненадолго отрываясь и позволяя глотнуть кислорода. Наглые движения прогоняют по телу щекотливые волны удовольствия.

Ласки становятся более грубыми, но не менее восхитительными.

О, чёрт! Я и не знала, что такое можно испытывать! Лианг не позволял себе вытворять подобное с моим телом. Он хотел, но не…

Мой очередной вскрик Игнат заглушает губами. Жуёт мои, а я разрываюсь между «притянуть ближе» и «найти силы и немедленно прекратить пытку» – оттолкнуть соседа прочь.

Меня потряхивает от наслаждения, теряюсь в чувствах, но упираюсь руками в грудь парня и, занимаясь самоистязанием, всё же неуверенно пихаю.

– Ир, – мычит с м?кой Игнат, – не надо, – бормочет, опаляя кожу дыханием и прикосновением губ. – Не мучай нас, – мягко сопротивляется. Лёгкими поцелуями прокладывает дорожку по шее, языком скользит по ключице, чуть дольше припадает к выемке между грудей.

Полный швах мозгам! Вместо того, чтобы отталкивать – обвиваю ногой торс, подставляясь под ласки Игната. И он хватается за мою капитуляцию – стискивает бедра так сильно, что опять ахаю, прогибаясь навстречу жалящим губам и зубам.

Реальный ураган! Ударной волной, да с мощью цунами. Блин, сейчас буду стонать так громко, что сбегутся все родственники!

От удовольствия закрываю глаза и закусываю губу, чтобы хоть как-то себя заткнуть.

Нужно его остановить…

Боже!

Что творит Селивёрстов?!

Его губы на груди. Жадно втягивают со…

О-о-о, нежно прикусывает.

Распахиваю глаза. Одновременно вцепляюсь в волосы парня и тяну выше. Меня надо заткнуть! Не хочу орать на весь дом!

Сама требую поцелуя. Даже хуже – впиваюсь в Селивёрстова с таким постыдным пылом, что презираю себя и в то же время благодарю – хоть так не смогу заголосить.

Игнату это нравится. С надрывом хмыкает в рот, углубляя поцелуй – дрожу сильнее, подставляясь под беспредельно, в конец оборзевшие пальцы, толчками меня подводящими к чему-то новому, почти разрывающему на части.

Мне так хорошо. Задыхаюсь от чувств. Почти в Раю…

– Ир, – отрывается от меня сосед, коротко обжигает губы своими, и опять уставляется глаза в глаза, чаруя пасмурной серостью. Его руки продолжают истязать мою плоть сладкой пыткой, доводя до какого-то сумасшествия. – Только скажи, и я…

Какой же у него чарующий бархатный голос! Мощнее любой известной дури. Сейчас кончу только от его шуршания, хрипоты.

Но я не в силах говорить, меня пожирает огонь, лишь мечусь по подушке, остатками не перегоревших мозгов понимая – ни за что не скажу, что он хочет услышать. А я знаю, чего этот гад желает.

Нет уж… не получит!

– Ир, – с болью взывает к состраданию Игнат, – ну, хоть коснись меня, – носом утыкается в висок, пыхтит яростно, натянутый, точно струна.

Совсем одурел?

Чуть не давлюсь негодованием, но вместо язвительной реплики рукой сильнее зажимаю его волосы, не позволяя отстраниться, а другой касаюсь мощного плеча. Скольжу, описывая рельефы шикарного тела, проникаю под резинку боксёров. Готова сгореть от стыда, но уверенно провожу ладонью по твёрдому, упругому возбуждению. Боже! Никогда не трогала чего-то более… восхитительного! Это так приятно. Горячее, пульсирующее… оно живое…

– М-м-м, – стонет протяжно Игнат. – Обхвати его! – командует тихо, и как только выполняю поручение, жадно припадает к моим губам. Отвечаю, но на миг торопею, когда сосед вторгается языком, едва не засадив его по гланды, и в этот же момент качает бёдрами.

Зачем-то отвечаю на вызов. Языком сражаюсь за свободу и в то же время плавлюсь от напора и умелой игры пальцев Игната.

Мой хват слабеет.

Боже! Что мы делаем?

Пустая мысль улетает в никуда, интимный шёпот на грани рыка заставляет вновь подчиниться: