Выключить моё видео

Потом только понял, что.

Лифчик на ней был не от купальника, а самый обыкновенный, белый с цветочками, такие часто у девчонок увидишь, у семиклассниц даже. Вспомнил стыдное – как развлекались с пацанами тем, что затаскивали кого-то в женскую раздевалку перед физкультурой, а сами оставались, держали дверь, слушали, как визжат девчонки. Но они, кажется, сразу понимали, в чём дело, поэтому никогда не кидались на того, кто оказывался внутри.

Так, кричали больше.

Сейчас-то никто так не делает, выросли. Но маленькие лифчики с цветами я запомнил.

Да.

Это меня заталкивали.

Мелкие были, понятно, тупые.

Пошёл к метро, к «Октябрьской», но никак не мог из головы выбросить.

Потом потихоньку забыл, но вскоре появился повод написать – мы должны были бежать кросс (за честь школы), я, Вера и ещё ребята. Но никто не спрашивал, а так, сказали только, посмотрев на нас на физкультуре, – так, завтра бежите отстаивать честь школы, ты и ты. На стадионе. Оденьтесь как теперь, возьмите воду и что-нибудь от солнца.

Всё.

С нами не обсуждали.

Кажется, только Вера обрадовалась.

Обрадовалась, а меня взбесило.

На «Чистых прудах» вышел один, всё ещё вспоминая – так и не побежал ведь, сказал, что плохо себя чувствую. И это ещё более жалким вышло, чем если бы побежал.

Да и Вера была.

Но тогда появились какие-то иные мысли, уже не о парке Горького и золотистой коже, другие, непохожие.

Вот и будут вертеться в голове, пока пойду бульваром мимо закрытых кафе.

Одно, впрочем, открыто, возле люди стоят. Значит, кофе с собой. Останавливаюсь тоже.

Какая-то женщина брызгает на руки антисептиком. Резкий запах бьёт в нос, кашляю. Люди в очереди шарахаются. Хочу сказать им, что не болен, но глупо прозвучит.

И все «Чистые» насквозь пропахли антисептиком, ничем не пахнут больше – ни застоявшейся водой, ни осыпавшимися голубиными перьями, ни тюльпанами. Или это я ничего не чувствую, во мне что-то сломалось, кончилось?

Чёрт. Останавливаюсь, морщусь. Горячее.

Чёрный всегда выходит горячее – если американо с молоком можно пить почти сразу и не бояться, то с этим не выйдет. Надо привыкнуть.

Надо написать.

Кажется, в центре ничего не заканчивается – только у нас на Марьиной Роще тихо, недвижно. Эти малолетки сидели – ну так они из протеста. Пускай бабушки из окон посмотрят, взбесятся.

Кофе чуть остыл, можно попробовать осторожно, легко.

Мимо проехала машина «Росгвардии», но не остановилась.

Немного хотелось, чтобы остановились.

Тогда бы написал отцу.

Он бы посмотрел на экран кнопочного телефона (наверное, единственный человек в Москве, который с таким ходит; для работы у него хорошая техника, а для себя не нужна) – и в очередной раз убедился, что я непоседливый, что не могу просто заниматься творчеством или делами. Сам-то он всегда мог.

Получается, что я не могу не мешать.

В метро спускаться не стал – пропуска нет, загребут, как того мужика. Тут до дома километра четыре, фигня. Пройдусь. Домой всё равно не хочется.

Написать?

Кому написать и сказать – иду по улице, кофе остыл, никого и ничего, каштаны цветут, и никто не видит, машины не останавливаются, лиц водителей не разглядеть?

Антисептик выветрился с рук, запахло пылью и каштановым цветом.

Свернул со скуки в незнакомый дворик, а там в сгущающемся закатном свете горят на стене дома огромные буквы:

ПЕРЕМЕН ТРЕБУЮТ НАШИ СЕРДЦА

Дурь какая.

И делать кому-то нечего – на стенах писать. Из старой-старой песни, которую пацаны раньше во дворе бренчали, а теперь не слышно. Даже не помню, какие там дальше слова.

Достаю перед домом телефон, чтобы не сразу домой, – а там тридцать шесть уведомлений в «WhatsApp».

Начинается, блин.

Неймётся кому-то.

Ребята, у меня грустные новости. Я несколько дней назад разговаривала с Тамарой Алексеевной насчёт вашей контрольной по алгебре, но это неважно, это потом. Дело всё в том, что она тогда сказала, что её муж болеет – температура, ОРВИ. Я не обратила внимание, а вчера он умер. Я думаю, что вы всё понимаете.

охренеть

ужас какой

вы думаете, что от этого? да вряд ли

не, ну правда, теперь по любому поводу думают, что от этого, когда вовсе и не от этого

он старый вроде был, мужик. я видел один раз, он к Тамаре заходил

Всеволод, мы сейчас не обсуждаем, этого нам уже не узнать. И к Тамаре Алексеевне, ладно?

ладно. почему не узнать? делают же какие-то анализы, тесты

заткнись уже, а? какие ещё тесты