– Я знаю, что это так, – пробормотала я.
– И твой папа прав – мы будем очень сильно скучать по тебе.
– Я тоже.
Она погладила мое колено большим пальцем.
– Ну… ты готова идти?
– Да, – ответила я. – Абсолютно.
Мы все выбрались на холод и сгрудились вокруг багажника, чтобы посмотреть, как папа вытаскивает два моих чемодана.
– Тебе нужна помощь, чтобы занести это внутрь, Эл?
– Нет, я справлюсь. Здесь не так уж много вещей. И я не хочу устраивать весь этот прощальный спектакль перед кем-либо в академии.
Внезапно со стороны Оливии донесся всхлип. Мы повернулись, чтобы посмотреть на нее – ее лицо было все красное и в пятнах. Она тихо плакала про себя, а я даже не заметила.
– Эй, иди сюда. – Я притянула ее к себе, чтобы обнять, и она прижалась мокрым лицом к моей груди. Ее маленькая голова идеально помещалась прямо в ложбинке, будто мы были двумя кусочками головоломки. Когда она всхлипнула, я тоже заплакала. Я понимала, что приближается момент, когда мне придется попрощаться с ней, но все равно это было очень больно. Отчасти из-за того, что я боялась идти в совершенно новую школу в чужой стране без нее. Но еще и из-за того, что в Сеуле Оливия была моей единственной подругой и без нее будет тяжело.
– Не уходи! – закричала она, ее руки вцепились в мою пухлую куртку.
– Это была твоя идея, – мягко поддразнила я, пытаясь восстановить самообладание.
– Я знаю, но я была неправа. Я беру все свои слова обратно.
– О чем ты говоришь?
– Просто… я ведь больше никогда тебя не увижу! – всхлипнула она.
– Это неправда, – сказала я, сжимая ее крепче. – Я буду дома через несколько месяцев на День защиты детей.
Это заставило ее заплакать еще сильнее.
– Несколько месяцев – это целая вечность!
– Нет, – сказала я. – Я обещаю: все пройдет так быстро, что ты даже не заметишь мое отсутствие.
Стоит признать, что несколько месяцев разлуки с сестрой действительно казались вечностью. Дольше всего мы с Оливией не виделись друг с другом, когда однажды летом я поехала в лагерь вокальных искусств, но и это было всего пятнадцать дней. Так что я и сама понятия не имела, каково это – быть вдали от нее дольше, чем на пару недель.
– Ты познакомишься с новыми людьми и заведешь крутых друзей, а я просто останусь дома совсем одна, – пожаловалась она.
– Лив, брось, ты заводишь новых друзей даже во сне. Ты умудряешься дружить с людьми, у которых их раньше вообще не было!
– Это не одно и то же! – воскликнула она.
– Эй, – сказала я, присев на корточки, чтобы оказаться на ее уровне. – Знаешь, я была серьезна, когда сказала, что все это была твоя идея. Всем этим я обязана тебе.
– Серьезно? – она фыркнула.
– Более чем.
Оливия немного успокоилась, и, когда она наконец перестала плакать, я вытерла ее щеки рукавом куртки.
– Ты должна пообещать писать мне каждую ночь, прежде чем ложиться спать, – сказала она, шмыгая носом.
– Я обещаю писать тебе каждую ночь. И по нескольку раз в день.
– И ты должна пообещать щелкать для меня каждый раз, когда увидишь айдола.
– Это кажется немного чересчур, но я попробую.
– И пообещай, что посвятишь свой первый сольный альбом мне.
– Очевидно. Кому еще я могла бы его посвятить? – Я изобразила руками, как вставляю невидимую картинку в рамку. – Моей младшей сестре Оливии.
Ее лицо дернулось, как будто она собиралась снова заплакать, но вместо этого она снова рухнула ко мне и еще раз обняла. Мама и папа обхватили нас руками, так что наши головы ударились друг о друга. Я чувствовала, как папины очки впиваются мне в висок, но мне было все равно: мне это было нужно.
Пока мы стояли там, держась друг за друга на холоде, дверь лифта со скрипом открылась, и до нас донесся отрывистый стук высоких каблуков. Это была мисс Джеки в сопровождении двух мужчин в серых костюмах.
Я отпустила Оливию и выскользнула из родительских объятий, чтобы схватить чемоданы. Мы закончили прощаться, затем один из серых костюмов взял багаж у меня из рук.
Они втроем забрались обратно в арендованную машину, и Оливия немедленно опустила стекло.
– Люблю тебя! – крикнула она.
– И я тебя, – сказала я, помахав рукой.
Когда машина скрылась, чья-то рука опустилась мне на плечо. Я почувствовала, какая она холодная, даже сквозь мою толстую парку.
– Пойдем, – сказала мисс Джеки. – Время познакомиться с твоей новой семьей.
Мы поднялись на лифте на два этажа, и двери раскрылись, явив взгляду комнату, из-за которой мраморный вестибюль под ней казался совершенно другим зданием. Она была яркой, солнечной и обставленной современной мебелью в мягких пастельных тонах. Подростки моего возраста были по всему зданию, читали в одном из маленьких кабинетов или лежали, развалившись на диванах. Рядом с лифтами была большая доска объявлений, украшенная вырезками из газет и журналов с лицами айдолов Тоp-10. Это было похоже на общежитие колледжей из рекламных брошюр, которые начали приходить по почте на втором курсе, за исключением того, что здешние дети были одними из самых известных людей в мире.
– Сними ботинки, пожалуйста, – сказала мисс Джеки, указывая на ряд полок, заполненных обувью и домашними тапочками. Я сняла зимние ботинки и заменила их парой махровых тапочек.
– Сюда, – позвала она.
Щелчком пальцев мисс Джеки отослала двух мужчин доставить чемоданы, а сама повела меня дальше в здание.
– Как руководитель женского крыла, я несу ответственность за то, чтобы каждая девушка в академии соответствовала стандартам Top-10. У вас будет много учителей, а моя работа состоит в том, чтобы следить за вашей ориентацией и обучением. Я буду следить за твоими успехами в обучении танцам и вокалу, твоим образованием, твоей физической формой и диетами.
Мы вошли во внутренний дворик, где три широкие двери открывались в оживленный кафетерий.
– Это кухня, где будут проходить все три ежедневных приема пищи. Как и в каждом доме, кухня – это сердце Звездной академии, а общежития расположены по обе стороны от нее: мальчики слева, а девочки справа.
Два коридора отходили от внутреннего двора и кафетерия. Левый был выкрашен в нежно-голубой цвет, а правый – в персиковый, как цвета в детской больнице.