Пока мы ехали в его машине в сторону области, Андрей упорно молчал и смотрел только на дорогу. Я его обидела. Спрашивать об этом бессмысленно и глупо. Всё равно что спрашивать у человека с отрубленным пальцем, больно ли ему.
Моя беда в том, что с детства я не умею просить прощения. То есть, разумом я улавливаю момент, когда стоило бы извиниться, но заветные слова никак не хотят расставаться с моим языком.
Я сделала музыку тише и сказала:
– Мы едем в дом человека, которого я совсем не знала. Расскажи о бабушке.
Он глубоко вдохнул. Я уже заметила за ним привычку глубоко вдыхать, если случается нечто неожиданное: открывается кровотечение или наступает асистолия.
– Ты и так знаешь почти все её работы, – ответил Андрей, даже не посмотрев в мою сторону.
– Я не о работах. Расскажи о ней самой. Каким она была человеком?
– Сложным, но добрым. Почти таким же, как и ты.
Андрей чуть повернул ко мне голову. На его губах мелькнула насмешливая улыбка.
– Разве я сложный человек? – спросила я.
– Ещё какой! Простая медсестра, а гонора у тебя на целого хирурга.
– Это вы по себе ровняете, Андрей Родионович?
– По тем, кто надевает хирургический костюм и мнит себя богом.
– А вы, значит, не такой?
– Не такой. Зато вы такая, Владислава Александровна. Страшно подумать, что будет, если станете хирургом.
– А вот стану, тогда и поглядим.
Андрей хотел что-то сказать, но осёкся и лишь прихлопнул ладонью по рулю.
– Ну да. Владислава. «Владеющая славой», – произнёс он, будто сам себе. – Однозначно ты станешь хирургом.
Мы снова замолчали. Радио негромко что-то пело о любви. Выкрашенный осенью лес расступился, пропуская сквозь себя трассу с широкими земляными обочинами по краям. Картинка долго не менялась, но и не надоедала. Все предметы казались далёкими, игрушечными на фоне бесконечного неба. Лишь изредка приближалась к нам встречная машина, но уже через миг исчезала, растворяясь за нашими спинами.
Дорога, желто-рыжий лес и холодное осеннее небо. В городе не бывает такого простора. Смотреть на это можно бесконечно.
– Твоя бабушка всегда жила так далеко от Москвы? – спросила я.
– Когда вышла на пенсию, перебралась на дачу. Хотела разбить сад, но садоводство было не её. Она писала научные статьи. Дед что-то сажал.
– Твой дед тоже был врачом?
Андрей высматривал машины в зеркале заднего вида.
– Ты вроде решила, что моя семья тебя не интересует?
– Разве я так сказала? – спросила я, тоном голоса показывая, как он не прав. – Я сказала, что не хочу портить карьеру. И что ты мой лучший друг. Почему я не могу узнать о лучшем друге всё, что захочу?
Андрей тяжело кивнул, словно проглотил слишком большой кусок.
– Дед не имел никакого отношения к медицине. Работал на заводе инженером.
– А твои родители?
– Врачи.
– Оба?
– Да. Мама кардиолог, а папа хирург. Сестра гинеколог. А в твоей семье есть врачи?
– Нет, – сказала я, радуясь, что Андрей поддерживает разговор. – Мой папа военный.
– Военный? Теперь понятно, откуда в тебе эта упёртость отставного майора.
Я засмеялась.
– Не такая уж я и упёртая!..
– Как же!
– …просто я знаю, чего хочу.
– А чем занимается твоя мама? – спросил Андрей.
Я соображала, как лучше ответить.
– Жёны военных редко занимаются чего-то конкретным, – сказала я. – Из-за частый переездов невозможно сохранить работу. Хорошо тем, кто успевает выучиться, допустим, на учителя. Школы везде есть, куда бы не отправили служить. Но моя мама не получила специальности.
– То есть она домохозяйка?
Меня всегда коробило от этого слова. Оно казалось каким-то безнадёжным, как жизнь, прошедшая между плитой и стиральной машиной.
– Можно так назвать, – наконец ответила я.
– Твоему папе очень повезло, – сказал вдруг Андрей. – Не каждый мужчина встретит женщину, которая будет везде следовать за ним.
– Не знаю, насколько повезло, – честно призналась я. – Скорее маме просто некуда деваться. Она вышла замуж сразу после школы, и отец тут же получил распределение на север. Она даже документы в институт подавать не стала, а ведь могла бы попробовать поучиться заочно. У неё было бы хоть что-то, а так – совсем ничего. Нет, одно время она работала нянечкой в детском саду, потом в магазине. Совсем недолго. Но в целом, вся её жизнь зависит только от отца.
– Мне показалось или ты её осуждаешь? – спросил Андрей, бросив на меня взгляд с подозрительно выгнутой бровью.
– Нет, конечно, не осуждаю, – ответила она. – Но, согласись, с её стороны это был глупый ход – полностью, на все сто процентов, доверить свою жизнь мужчине.
– А разве плохо полностью довериться любимому человеку? И кто должен обеспечивать семью, если не мужчина?
– Во-первых, с чего ты взял, что они друг друга любят? – разошлась я. – Они ругаются каждый день, кроме тех, что отец уходит в суточный наряд. А во-вторых, моя мама настолько увязла, что, если, например, папа решит ей изменить, маме ничего не останется, как просто закрыть глаза. Куда она пойдёт? Чем будет заниматься? Она же ничего не умеет!